Анаис
Рука Северина теплеет, когда он ведет меня в свою ванную. Странно видеть его в таком настроении. От смеха он кажется более молодым, более живым. Его зеленые глаза сверкают, как многогранные драгоценные камни.
В ванной он подставил полотенце под горячую воду и смыл краску с моего лица. Он удивительно нежен, и я затаила дыхание, когда он протирал полотенцем мои губы. Когда он закончил, они покалывают. Я быстро облизываю их, чтобы увлажнить. Его глаза следят за этим движением.
С неровными линиями краски на лице он выглядит немного диким. Он делает шаг ко мне, его горло вздрагивает, когда он сглатывает.
— Trésor.
Его голос — это вздох.
— Перестань называть меня так, — шепчу я.
— Заставь меня.
У меня короткое дыхание. Мне не следовало возвращаться с ним в его комнату. Я беру полотенце из его рук и провожу им по его рту, стирая размазанную там краску. Желание разрастается во мне, как лианы, обрастая листьями и цветами.
Я поднимаю взгляд. Глаза Северина устремлены на меня. Зеленые, как бледный мох, как японский жадеит, зеленые, как злые чары в сказках.
— Не заставляй меня умолять тебя, — внезапно произносит он с хрипотцой в голосе.
— Я не хочу, чтобы ты меня умолял, — отвечаю я.
— Чего ты хочешь? — спрашивает он, притягивая меня к себе за талию.
Мне не нравится лгать, но я не думаю, что осмелюсь сказать правду. Поэтому я не делаю ни того, ни другого. Я обнимаю его за шею и целую.
Он задыхается от прикосновения моего рта. Его рот мягкий, как распустившаяся роза. Он раздвигает губы и проводит языком по моим, вливая в меня жидкое пламя, которое струится по животу и между ног.
Он отступает назад, увлекая меня за собой. Мы наполовину целуемся, наполовину спотыкаемся в его спальне, пока не доходим почти до его кровати. Я кладу руки ему на грудь и отталкиваю его. Он смотрит на меня из-под капюшона, пьяный от поцелуев и чувственный.
— Я вся промокла, — говорю я с трудом. — Мне нужно переодеться.
— Снимай, — отвечает он, прижимаясь губами к моей щеке и задирая подол моей толстовки.
— Мне будет холодно, — говорю я ему. Он ловит зубами мочку моего уха и легонько прикусывает. Я закрываю глаза, вздрагивая. — Мне нужно идти.
— Я тебя согрею, — шепчет он мне на ухо. — Останься.
Я вздыхаю, когда он целует мою шею, посасывая чувствительную кожу. Есть так много причин, по которым я не должна оставаться, но я не могу придумать ни одной. Он стягивает с меня толстовку, натягивая ее через голову. Под ним тонкий бюстгальтер тоже мокрый, соски твердые от холода. Глаза Сэва темнеют, когда он смотрит на них.
Вместо того чтобы снять с меня лифчик, он толкает меня в сидячее положение на краю кровати и опускается на колени между моих ног. Он берет мою талию в руки, притягивает к себе и прижимается ртом к ложбинке между ключицами. Он целует влажную теплую линию по моей груди, между грудями, пока я не могу удержаться и не выгибаюсь в его руках, каждый нерв жив от ощущений. Все мое тело, как натянутая струна, поет от желания.
Наконец он спускает бретельки лифчика, обнажая мои груди. Они холодные и влажные, и я подавляю дрожь. Сев смотрит на меня с ленивой ухмылкой.
— Не волнуйся, trésor. — Он ласкает мою грудь, поглаживая большими пальцами соски. — Я тебя сейчас согрею. — Он нежно целует каждую грудь. — Я сделаю тебя такой горячей и мокрой.
— Прекрати, — задыхаюсь я, мое лицо горит от смущения.
— Что прекратить? — Его тон высокомерен. Он засасывает один из моих сосков в рот, и я издаю стон. — Прекратить это? — Его рот переходит к другому соску. Он лижет его, его язык мягкий и горячий. Я так возбудилась, что мне стало больно. — Или это?
— Прекрати говорить, — шиплю я. Я расстегиваю лифчик и отбрасываю его в сторону. Хватаю его заляпанный краской джемпер и стягиваю его через голову. Он позволяет мне это сделать и смеется, когда я
стягиваю на него футболку. Под ней — гладкая кожа, испещренная темными пятнами красоты. Я хватаю его за плечи. — Пойдем.
Я пытаюсь потянуть его вверх, но он сопротивляется и целует меня.
— Нет, trésor, — пробормотал он мне в губы. — Еще нет.
Твердой рукой он толкает меня на спину и стягивает шорты с бедер.
— Я хочу попробовать тебя на вкус. — Он целует низ живота, бедра, внутреннюю поверхность бедер. — Я хочу почувствовать, какая ты мокрая.
— Пожалуйста, — задыхаюсь я, закрывая глаза руками, мои бедра извиваются в его хватке. Я так возбуждена, что чувствую, что могу кончить от одних его слов. — Перестань говорить.
— Нет. — Он легонько прикусывает мою внутреннюю сторону бедра и смеется, низко и коварно. — Я хочу трахать тебя своим языком и заставить тебя кончить так сильно, что я отправлю тебя к звездам.
И тогда он делает именно это.
За несколько коротких и изысканных минут я узнаю, почему Северин Монкруа так уверенно шагает по миру. Он не просто красив, харизматичен или талантлив в фотографии. Он еще и невероятно умело владеет своим ртом.
Он пирует на мне с жадностью и беззаботностью, как будто умирает от голода и я — единственное, что может поддержать его жизнь. Он лижет и сосет, реагируя на каждый мой звук удовольствия, как на святую заповедь.
Когда я уже настолько близка к оргазму, что мои бедра замирают, а спина выгибается дугой, он издает низкий, гулкий смех и работает пальцами, пока я не начинаю хныкать, напрягая все мышцы.
Затем он лижет меня, глубоко, медленно и ритмично, и я кончаю так сильно, что все мое тело содрогается. Я бьюсь бедрами, но Северин крепко держит меня одной рукой, обрабатывая пальцами и языком, пока я не прижимаюсь к нему, мокрая, вздрагивающая.
Он смотрит на меня сверху. Его губы и подбородок мокрые, линии краски все еще пересекают лоб и щеки. Его глаза яркие и дикие, а от его дикой ухмылки веет надменностью и опасностью.
— Tu aimes ça? 29— грубо спросил он.
— Qu-quoi? 30 — спрашиваю я, ошалевшая от удовольствия и все еще дрожащая всем телом.
— My langue, my bouche. Ma tête entre tes cuisses?31— Его ухмылка расширяется. — Tu aimes ça? 32
— Oui, — шепчу я.
— Тогда тебе не следовало меня отвергать, — говорит он, вытирая рот рукой и поднимаясь на ноги.
— Я тебя не отвергала. — Я приподнимаюсь на локтях и хмурюсь. — Ты был пьян.
— Мы и сейчас пьяны, — замечает он.
Я хмурюсь. — Нет, не пьян.
Я сажусь. — Почему ты начинаешь драку?
— Я не начинаю драку. — Он пожимает плечами. — Я просто хочу, чтобы ты признала, что была не права, отвергнув меня.
— Ты серьезно? — Я поднимаюсь на ноги, мои дрожащие ноги почти подгибаются под меня. — Я не могу поверить, что ты делаешь это прямо сейчас. Ты действительно выбираешь свою гордость вместо секса?
— Я ничего не выбираю, — говорит он с ненавистной ухмылкой. — Признай, что ты была не права, и тогда мы сможем трахнуться.
— Я не хочу тебя трахать.
Я бросаю на него взгляд и со злостью хватаю ближайший предмет одежды, один из его дурацких черных дизайнерских джемперов.
— О, еще как хочешь, — отвечает он. — Petite menteuse.33Кто теперь гордый?
Я натягиваю его джемпер и бросаюсь к двери. — Ты действительно хуже всех.
— Но все равно заставил тебя кончить. — Он буравит меня взглядом, в его глазах горит неприкрытая похоть. — И теперь ты не сможешь выбросить мысли обо мне из головы.
Я распахиваю дверь и показываю ему средний палец. — Высокомерный мудак!
— Гордая маленькая ведьма. — Он отвечает на мой жест поцелуем. — Pense à moi la prochaine fois que tu te touches, mon trésor. 34
— Пошел ты! — Я захлопываю перед ним дверь.
Он смеется из-за двери. — Пошла ты сама!
В последний день пребывания в резиденции я спрашиваю мисс Годрик, могу ли я вернуться на автобусе, и она сообщает мне, что мест более чем достаточно. Обратно в Спиркрест ехать долго и неудобно, но это лучше, чем ехать в одной машине с Северином после всего, что между нами произошло.
Как бы я ни любила остров Скай с его скалистыми горами, туманными озерами и продуваемыми всеми ветрами болотами, я твердо решил забыть о нем. Я наделала там ошибок, которые намерена оставить при себе. Вернувшись в Спиркрест, я должна сосредоточиться на своем плане и не допускать новых ошибок.
Представляю, что это легче сказать, чем сделать, но я полна решимости.
Жизнь в Спиркресте возобновляется, холодная, серая и мрачная, но уже привычная. Я возвращаюсь к своим занятиям и тихим послеобеденным посиделкам в маленькой художественной студии. Если не считать случайных встреч с Кайаной Килберн, которая время от времени проверяет меня и приглашает куда-нибудь, я держу себя в руках.
Доброта Кай не проходит для меня бесследно и не остается неоцененной. Я знаю, что она старается быть милой, пытается дать мне почувствовать, что я принадлежу Спиркресту. Я вежливо отклоняю все ее приглашения. Вечеринки и пьяные дебоши не входят в мои планы.
Мне удается придерживаться этого плана и не попадать в неприятности в течение почти двух недель.
Однажды днем по дороге с урока рисования меня окликает голос. Я так испугалась, что чуть не выронила охапку учебников. Оборачиваюсь.
В дверях кабинета фотографии стоит Северин. Рукава рубашки откинуты, руки скрещены, на лице опасная ухмылка.
Я быстро отворачиваюсь.
— Trésor. — В его голосе звучит мрачное предупреждение. — Не заставляй меня преследовать тебя, ты знаешь, что я это сделаю.
Я приостанавливаюсь, обдумывая варианты. Стал бы Северин гоняться за мной по коридорам Спиркреста и прижимать меня к мраморному полу на глазах у всех?
Скорее всего.
Я со вздохом поворачиваюсь к нему.
— Хорошая девочка, — говорит он. — А теперь иди сюда.
Хотя он не повышает голос, он отчетливо слышен в коридоре. Несколько студентов поднимают глаза и смотрят между нами. Он пронзает их взглядом, и они спешат прочь, молчаливо напоминая о том, какой властью он обладает в этом месте.
Я неохотно подчиняюсь ему и приближаюсь к нему медленными, осторожными шагами.
— Что тебе нужно?
Он нетерпеливо жестикулирует. — Просто подойди.
Я вхожу за ним в класс, где он подводит меня к компьютеру. Подкатывая ко мне кресло, он указывает на него. — Садись.
Я бросаю учебники и сумку на парту и делаю то, что он сказал. Нет смысла затевать с ним драку, тем более что мы снова на его территории. Тем более после того, что случилось в прошлый раз.
Когда я сажусь в кресло, он подкатывает его к столу и говорит: — Так. Что скажешь?
Я смотрю на экран компьютера. Мое внимание привлекает галерея черно-белых фотографий. Просматривая их, я сразу узнаю горы, озеро, развалины замка, деревья. Я снова смотрю на него.
— Это те фотографии, которые ты делал для задания?
Он кивает, и я снова обращаюсь к экрану. Коллекция получилась сильной: все снимки угрюмые, мутные, туманные, полные чувств. Обнаженные ветви деревьев, похожие на черные скелеты, на фоне разорванных облаков; крупный план озера, где вода обсидиановая, а шипастые осоки пронзают поверхность, как иглы; широкий снимок горы, окутанной туманом и размытой пеленой дождя.
— Ну что? — спрашивает Северин. Он поворачивает кресло так, что я оказываюсь лицом к нему. Он опирается на подлокотники, зажав меня между собой и креслом, и заглядывает мне в лицо. — Что ты думаешь?
— Это отличные снимки, — говорю я ему.
Он сужает глаза. Ресницы у него такие густые, что кажется, будто он накрашен подводкой. Я чувствую запах его духов, ощущаю тепло, исходящее от его кожи.
— Ты говоришь так только потому, что не можешь побеспокоиться о том, чтобы обсудить задание?
Я качаю головой. — Нет. Твои фотографии великолепны. Я тоже так подумала, когда ты показал мне свою камеру в тот раз. Ты очень талантлив. У тебя блестящий глаз на композицию.
Секунду он просто смотрит на меня, сузив глаза в недоверии.
Он явно не верит в то, что я ему говорю, но все, о чем я могу думать, — это то, как близко он находится. Его тепло, его интенсивность. Его пьянящий запах: дорогая кожа и приятное сандаловое дерево. Сейчас я уже должна была бы распознать все эти признаки опасности.
Ведь физическая близость с Северином Монкруа никогда не заканчивается ничем хорошим.
— Послушай, — твердо говорю я. Я откидываюсь в кресле, создавая между нами как можно большее расстояние. — Если бы мне не нравились твои фотографии, я бы просто сказала об этом.
Он медленно кивает, но в конце концов отстраняется. Я почти вздохнула с облегчением, но тут он продолжил. — Хорошо. Так когда же мы будем работать над заданием?
Неужели я ослышалась? Или я прошла через какую-то межпространственную трещину и попала в параллельную вселенную?
Потому что из всех вещей, которые я меньше всего ожидал от Северина, это то, что он заботится о школьной работе или что он найдет время, чтобы поработать над заданием вместе.
В отличие от Северина, мне действительно нужно хорошо справиться с этим заданием. Мне нужно сильное сочинение, а самое главное — мне нужны потрясающие картины. Мисс Годрик рассказала нам о награде за выставку по итогам года и о гранте, который к ней прилагается.
Я не лгала, когда говорила Северину, что я не миллиардерша — это мои родители. Потому что как только Ноэль переехал, они его отрезали, и я уверена, что меня ждет та же участь. Если я выиграю выставку, это будет значить для меня гораздо больше, чем эгоизм губернаторов. Это будет означать грант — достаточно денег, чтобы начать все заново в Японии и не быть обузой для Ноэля.
Мое искусство значит для меня все. Однажды оно оплатит мой путь в мире. Если бы я выиграла эту премию, я бы зарабатывала эти деньги своим искусством. Это было бы воплощением моей мечты.
У меня есть все намерения воплотить эту мечту в жизнь. А Северин со своими капризами и играми будет только мешать этому.
— Послушай, нам не обязательно работать над этим вместе, — осторожно говорю я. — У тебя есть фотографии, а у меня — эскизы. Мы можем делать работу по отдельности и просто притворяться, что мы делали ее вместе.
Он качает головой. — Нет, давай сделаем все как следует. Фотография — это единственное, в чем я действительно хорош. Я хочу получить за это хорошую оценку. Даже если задание дурацкое.
— Оно не дурацкое.
Он закатывает глаза.
— Если ты не хочешь признать, что оно глупое, тогда ты должна хотя бы признать, что вся эта история с " Алетейей" невероятно претенциозна.
— Почему, потому что это латинское слово?
— Потому что это бессмысленно. Неужели ты думаешь, что успешных фотографов волнует философский смысл истины?
— Я не думаю, что ты можешь справедливо обвинить каждого успешного фотографа в том, что он не задается вопросом о форме своего искусства и его смысле. Если тебя отталкивает идея самоанализа, это не значит, что все такие.
Он пристально смотрит на меня. — Самоанализ — это не то, о чем мы говорили.
Я пожимаю плечами и пытаюсь встать со стула. Он все еще стоит слишком близко, чтобы я могла встать, не протискиваясь мимо него.
— Я уверена, что вся суть задания заключается в самоанализе, — заметила я.
— Ах, вы, художники, и ваша мания величия. — Он преувеличенно вздыхает. — Ладно. Мы займемся самоанализом позже. Встретимся завтра в библиотеке после занятий?
Я киваю, подавляя вздох. — Отлично.
Он машет мне рукой, отстраняя меня со всей властностью прекрасного трагического короля. — Увидимся там.
— Конечно.
Я сползаю со стула, хватаю свои вещи и убегаю, прежде чем он успевает сказать что-то еще.
Как бы я ни радовалась тому, что он, похоже, полностью игнорирует то, что произошло, когда мы виделись в последний раз, я не совсем верю в это.
Потому что все, что происходит с ним, похоже на какую-то извращенную, извращенную игру. Потому что Северин — человек, который доказал, что склонен к насилию не меньше, чем к вежливости, к агрессии не меньше, чем к миловидности. Даже когда он опустился на меня на своей кровати, это выглядело как акт смешанного желания и неповиновения, доминирования и нежности.
Находясь рядом с ним, я теряю равновесие, как будто иду по зыбучим пескам. Я не доверяю ему, но, более того, я не доверяю себе, когда нахожусь рядом с ним.
Надеюсь, завтра он отстанет от меня в библиотеке, и я смогу работать над заданием самостоятельно, на безопасном расстоянии от него. Если мы будем держаться друг от друга на расстоянии, то у меня действительно будет шанс прожить этот год с минимальными потерями.
Тем же вечером я получаю сообщение от Ноэля.
Ноэль: Как идут дела с Roi Soleil?
Я прикусила внутреннюю сторону щеки, раздумывая, что ответить. Решаю говорить правду, хотя и не в полной форме.
Анаис: На удивление хорошо.
Он посылает шокированное эмодзи, затем сообщение.
Ноэль: Ты ведь не влюбилась, правда?
Мое сердце учащенно забилось. На секунду я чувствую себя почти дезориентированной. Я не влюбляюсь в Сева, но и не ненавижу его полностью. Даже после всего, что произошло. Я посылаю Ноэлю эмодзи с зеленым лицом.
Анаис: Очевидно, нет.
Ноэль: Просто проверяю. Помни о плане, ma p'tite étoile.35
Анаис: Я помню.