Северен
Я улыбаюсь про себя, возвращаясь из библиотеки, когда из темноты раздается голос.
— Развлекаешься?
Я оборачиваюсь. В тени, как невыразительная статуя, притаился Яков, прислонившись плечом к стволу кедра. Сигарета болтается между губами, а сам он, несмотря на ледяной холод, одет в футболку и джинсы. На лице, шее и руках — множество новых царапин и синяков.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, сворачивая с дорожки, ведущей к зданию шестого класса, чтобы присоединиться к Якову под деревом.
Он протягивает мне сигарету и пожимает плечами. — С твоей девушкой.
— Она не моя девушка. — Я беру сигарету и прикуриваю. Я уже понимаю, что для этого разговора мне понадобится сигарета. — О каких развлечениях ты говоришь?
— О любых. — Его выражение лица настолько нейтрально, что я не могу понять, какова его конечная цель. Подразнить меня? Высмеять меня? Заманить меня в ловушку?
— Ничего интересного. Нас просто поставили в пару для выполнения задания, вот и все.
— Задание из твоей поездки?
Я пожимаю плечами. — Да, это оно.
— Поездка, в которую ты ее возил?
— Да.
Я бросил на него взгляд. К чему он клонит?
— Что случилось в той поездке?
— Ничего.
— Ну да.
Яков медленно кивает, его взгляд останавливается на моем лице. К чему этот допрос? Честно говоря, я бы предпочла тупые вопросы Эвана или сухие, уничтожающие замечания Захара, чем эти вопросы с каменным лицом. Это как разговор с Анаис, только без невыносимого сексуального напряжения.
Я сужаю глаза. — Что это? Выкладывай.
— Что происходит между вами?
— Что происходит между нами? Ничего, абсолютно ничего. Что может произойти? Она претенциозная и раздражающая, и она не в моем вкусе, в любом случае. Я не выбирал эту помолвку — ты знаешь, что не выбирал, — нас просто поставили в пару для этого дурацкого задания, но теперь оно выполнено, так что все вернулось на круги своя.
— Верно, — снова говорит Яков. — Пемброк сказал всем, что он был ее первоначальным партнером, а ты заставил его поменяться.
Вот козел. Хотя меня и не удивляет, что он разевает рот, но все равно это меня бесит. Я мысленно напоминаю ему, чтобы он не лез в дела Янг Кинга.
— Кого волнует, что говорит этот чертов Паркер Пемброк? — спрашиваю я, надеясь, что в моем тоне нет ничего, кроме презрения.
— Ему нужна твоя маленькая невеста, — заметил Яков. — Я вижу.
— Ему придется убить меня, чтобы получить ее, — огрызаюсь я.
Яков поднимает черную бровь. Его серые глаза пронзительны. — Точно...
Молчание тянется и затягивается, как сигаретный дым. Она становится тяжелой и удушливой. Я стряхиваю пепел с кончика сигареты и раздраженно вздыхаю.
— Слушай. То, что я не хочу ее, не означает, что я хочу, чтобы она досталась кому-то другому. Никто не может получить то, что принадлежит мне. Особенно такому хромоногому неудачнику, как Паркер.
Он кивает и ничего не говорит. Он не выглядит убежденным. Чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю, что Яков в точности похож на Анаис. Они оба — непостижимые, загадочные мудаки, которые постоянно морочат мне голову своим полным отсутствием эмоций и экспрессии.
Почему я должен испытывать все эмоции так сильно, а они не испытывают ничего? Вряд ли это справедливо.
— Говори, что хочешь сказать, — сплюнул я, — и покончим с этим.
— Если ты ее полюбишь, — говорит Яков, — То что?
— Ну и что — разве похоже, что я ее люблю? С чего бы мне ее любить? — Я смотрю на него. — Любовь — это яд, я уже был там, зачем мне идти туда снова?
— Кайана не была началом и концом твоего мира, — ворчит Яков. — Ну изменила она тебе. И что?
Яков — единственный человек, который может затронуть эту тему без риска, что мой кулак врежется ему в лицо.
— Дело не в измене.
— Да. Ладно, она отклонила твое предложение и отказалась обручиться с тобой, когда вам обоим было по шестнадцать лет. В любом случае, это была глупая идея. И поэтому, ладно, это разбило тебе сердце. И что? — Яков докуривает сигарету и бросает окурок на землю, засовывая руки в карманы. — Ты собираешься позволить каким-то глупым подростковым отношениям помешать этому?
— Что это?
— То, что у тебя с твоей девчонкой.
— Она не моя девушка.
— Твоя невеста. То же самое.
Я вздохнул и провел рукой по лицу. Когда я выходил из библиотеки, у меня было прекрасное настроение, но мое хорошее настроение получило пулю между глаз и лежит мертвым камнем у ног Якова. — Ты же знаешь, я не хочу этой помолвки.
— Тогда разорви ее.
— Я не могу. Ты, как никто другой, знаешь, что не так-то просто пойти против своей семьи.
Он кивает.
— Я бы все равно это сделал. Ради… — Он прерывает себя и слегка качает головой. — Ради правильного человека. Я бы сделал это.
— Ну, поверь мне, когда я говорю, что не могу разорвать эту помолвку. Я застрял в ней и...
— Тогда заставь ее разорвать ее.
— Нет, я… — Я остановился на месте.
Заставить ее разорвать помолвку.
Могу ли я так поступить? Она хочет этого не больше, чем я, и она ненавидит быть в Спиркресте. Она никогда этого не говорила, но это очевидно. Если бы мне пришлось гадать, где бы Анаис предпочла быть, то это был бы какой-нибудь яркий город или место, близкое к морю. Анаис, наверное, жила бы совершенно другой жизнью, если бы могла. Она выбрала бы независимость, свободу и искусство вместо сытой и блестящей жизни невесты миллиардера, наследника Монкруа.
Даже если бы я убедил Анаис расторгнуть помолвку или заставил ее сделать это — что тогда?
Мои родители не смогли бы просто принять неудавшееся предприятие и жить дальше. Они были бы в ярости от того, что я стоил им их бизнеса, их будущего союза, их будущих миллиардов. За то, что я позволил наследнице Нишихары ускользнуть из моих рук.
Но потом они займутся ликвидацией последствий, будут искать кого-то другого. Используют наше имя, чтобы заманить другую наследницу-миллиардершу, чтобы мы оставались богатыми еще несколько поколений.
И тогда я окажусь в той же ситуации, только с другой невестой.
И если говорить о невестах, то Анаис — не самое худшее, что я мог бы иметь. Она, конечно, не будет хорошо смотреться на моей руке, а блоги сплетников будут бесконечно веселиться, жестоко критикуя ее стиль. Я представляю себе, как она, босая, в каком-нибудь безумном наряде, танцует одна на одном из гала-концертов моих родителей. Я представляю себе ужас на их лицах, рот моей мамы, раскрытый от эксцентричных выходок Анаис. Такая перспектива меня не огорчает.
Перспектива будущего с Анаис меня радует.
— Я подумаю, — говорю я, отворачиваясь от Якова.
— Слушай, делай, что хочешь. — В глубоком голосе Якова слышны нотки эмоций, которые я не могу понять. — Если она тебе не нужна, избавься от нее. Если она тебе нужна, возьми ее. К черту Кайану, к черту твои душевные терзания, к черту боль. Жизнь для того, чтобы трахаться и причинять боль. Если ты хочешь делать это со своей странной маленькой невестой, то делай это. К черту все остальное.
Я уставился на него, удивленный этой внезапной вспышкой. Для немногословного человека Якову не составляет труда высказать свое мнение, когда он этого хочет. Я бросаю сигарету в мокрую грязь и траву, и мы вместе идем к зданию шестого класса.
Всю дорогу мы идем молча, но его слова еще долго не выходят у меня из головы.