Принц Спиркреста

Глава 25 Лимузин

Северен

Когда мы выходим из ресторана, мы оба слегка хихикаем и подвыпившие, но я успешно избегаю опьянения. Я полностью владею своими функциями. И я решил, что поцелую Анаис.

И я не имею в виду просто поцелуй в губы.

Я буду выпивать ее дыхание. Я буду целовать ее до тех пор, пока она не почувствует вкус моей гребаной души. Я чувствую, что она не будет сопротивляться. Ее желание ощутимо, оно тянется ко мне невидимыми нитями.

Лицо Анаис, как всегда, — безэмоциональная маска. Даже когда она немного навеселе, ее щеки ярко-розовые, а глаза стеклянны. Но при всех скрытых эмоциях ее желание светится как свет изнутри, манящее, неодолимое.

Я вижу это в том, как ее глаза без стыда и смущения задерживаются на моем рте, шее, руках. Я чувствую это в том, как она прижимается ко мне, когда я протягиваю ей руку, как тепло ее тела проникает ко мне сквозь нашу одежду.

На выходе из ресторана я останавливаюсь и стою перед ней, взяв ее лицо в свои руки. Ее щеки горят от моих ладоней.

— Как ты думаешь, наши родители хотели бы, чтобы мы сейчас целовались?

— Почему? — вздохнула она, а потом, на том же дыхании, — Да.

— Потому что так поступают влюбленные люди, — говорю я, хотя она уже сказала "да". Я провожу большим пальцем по ее губам. Они влажно расходятся. — Они целуют друг друга так, будто умрут, если не сделают этого.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — пробормотала Анаис, закрывая глаза. — Лучше покажи мне.

Я смеюсь, но звук выходит прерывистым и хриплым. Горло сжато, сердце бьется слишком быстро. Я не нервничаю из-за поцелуев — я целовал больше девушек, чем могу сосчитать, — но я нервничаю из-за поцелуя с ней.

Я колеблюсь. Ее глаза распахиваются. Она ухмыляется. — Почему ты такой стеснительный?

— Я не стесняюсь.

Взяв мои запястья в свои руки, она освобождает свою голову от моей хватки и прижимается своим ртом к моему. Я отодвигаюсь, позволяя ее губам коснуться моих, но уклоняясь от поцелуя. Она смотрит вверх. Я наклоняю голову.

— Ты помнишь, как я попросил тебя поцеловать, тогда, в твоей комнате?

— Помню. — Она скривила лицо. — Как я могу не помнить? Ты все время об этом вспоминаешь.

— Ну, теперь твоя очередь, trésor. Попроси меня.

— Зачем? — спрашивает она, нахмурившись. — Я знаю, что ты хочешь меня поцеловать.

— Потому что. — Я беру ее за талию и притягиваю ближе. — Я всегда умоляю. На этот раз я хочу услышать, как ты просишь. Ну же, trésor, попроси меня. Сделай это красиво.

Секунду она молчит, и я думаю, не зашел ли я слишком далеко. Но затем на ее красивых губах расцветает медленная улыбка. Стоя на кончиках пальцев, она обхватывает меня за шею. Она прижимается щекой к моей щеке и говорит мне на ухо.

— Пожалуйста, Сев. Поцелуй меня. Прикоснись ко мне. Порадуй меня. Сделай так, чтобы мне было так хорошо, что я кончу.

Я смеюсь. — Очень красиво.

— Я так думаю. — Она отодвигается и лукаво улыбается мне. — В конце концов, я краду твои реплики, а ты эксперт.

Я целую ее, прежде чем она успевает сказать что-то еще, потому что хочу целовать ее, и прикасаться к ней, и доставлять ей удовольствие, и сделать так, чтобы ей было так хорошо, что она разрыдается. Ее рот раскрывается под моим, теплый и податливый. Наши языки встречаются, влажные и тягучие.

Я целую ее медленно и глубоко, и все мое тело болит от желания. Притянув ее ближе, я прижимаю ее тело к своему. Ее руки обхватывают мою шею, пальцы зарываются в мои волосы. Она выгибается, и из ее горла вырывается звук наслаждения, низкий и пронзительный.

Незаметный кашель испугал нас. Мы резко отстраняемся друг от друга.

Водитель лимузина вежливо жестикулирует в сторону открытой двери. — Извините, господин Монкруа, госпожа Нишихари. Нам пора ехать.

Мы с Анаис обмениваемся взглядами. Она неожиданно разражается смехом и садится в лимузин. Я следую за ней, и водитель закрывает за нами дверь.

Какое-то время мы просто сидим бок о бок. Тусклый гул и проносящиеся мимо огни за тонированными стеклами говорят о том, что лимузин движется. Я смотрю на Анаис.

Она сидит, уперев руки в бока, и смотрит вперед остекленевшими глазами. Ее пальцы постукивают по кожаным сиденьям, а правая нога подпрыгивает вверх-вниз. Она не так расслаблена, как пытается казаться.

Она нервно облизывает губы и смотрит на меня.

— Как ты думаешь, водитель собирается сообщить нашим родителям? — спрашивает она.

— О, да. — Я бросил взгляд на закрытую перегородку. — Я бы поставил на это свою жизнь. Его наверняка попросили доложить обо всех деталях.

— Хорошо. — Она колеблется. — Итак, все по плану, верно?

— Что ты имеешь в виду?

Ее брови слегка нахмурились. Это не полноценный хмурый взгляд, но в нем больше эмоций, чем я привык от нее слышать. — Не будь идиотом. Я имею в виду поцелуй.

Меня обдает жаром. Почему она говорит о поцелуе, как о воспоминании, как будто он уже позади? Это далеко не воспоминание — это настоящее.

Мой рот все еще влажный от этого поцелуя, мое сердце все еще бешено колотится, мой член все еще напрягается в брюках.

— Так вот какую историю ты хочешь рассказать? — спрашиваю я самым непринужденным тоном.

— Что ты имеешь в виду?

— Что мы поцеловались только из-за нашего плана заставить наших родителей думать, что мы нравимся друг другу. Это ведь та история, которой ты хочешь придерживаться, верно?

Она слегка поворачивается и сужает глаза. — Мы оба решили эту историю. Нет причин держать все, что ты думаешь, при себе, так что если хочешь что-то сказать, говори.

— Хорошо, я скажу. — Мои слова вырываются из меня, частично подстегиваемые раздражением, частично пламенем возбуждения, все еще проскакивающим во мне. Мне кажется, что моя кожа вот-вот воспламенится, и я хочу, чтобы Анаис горела вместе со мной. — Ты пытаешься притвориться, что в этом поцелуе не было ничего другого, но это ложь. Ты хотела этого — ты хотела меня.

— Я никогда не говорила, что не хотела.

Я открываю рот, чтобы обвинить ее во лжи, но ее ответ останавливает меня на месте.

— Ты признаешь это?

— Признаться, что я хотела, чтобы ты меня поцеловал? — Она поднимает брови, а затем громко смеется, откидывая голову назад на бледную кожу сиденья. — Это не преступление, Сев. Конечно, я хотела, чтобы ты меня поцеловал. Как же иначе?

Она проводит жестом по моему лицу, серебряные звезды на ее рукавах ловят свет в размытых блестках. — Ты видел свое лицо в зеркале. Ты знаешь, что оно очень привлекательно.

Удовлетворение, которое проникает в меня от ее слов, лучше, чем все, что я когда-либо испытывал. Лучше, чем алкоголь, лучше, чем секс. По коже пробегают мурашки. Я улыбаюсь, даже не осознавая, что улыбаюсь.

— Я тебе нравлюсь, — говорю я, наклоняясь к ней и сужая глаза. — Как тебе неловко.

— Да, — говорит она, закатывая глаза и пренебрежительно отталкивая мое лицо от себя. — Как мне неловко быть озабоченной восемнадцатилетней.

Мое сердце пропускает удар и бьется о ребра, словно пытаясь вырваться наружу. — Похотливой, говоришь?

— А чего ты ожидал? — говорит она со вздохом. — Я здесь уже несколько месяцев, а ты разрушил мой единственный шанс на секс. И с тех пор, как ты нагрубил Паркеру, никто из парней в Спиркресте не хочет со мной разговаривать. Так что спасибо и за это.

Я бросила на нее взгляд.

— Если ты возбуждена, тебе не нужен мальчик из Спиркреста, чтобы решить это за тебя. У тебя есть прекрасный жених, который более чем способен справиться с этой задачей.

Она наклоняет голову. — Когда он не выгоняет меня из своей постели из гордости.

— Я не выгонял тебя из своей постели. Ты сбежала.

— Ты прогнал меня.

— Когда я гонюсь за тобой, trésor, — я ухмыляюсь, — я никогда тебя не выгонял.

Она кусает внутреннюю сторону щек, пытаясь сдержать улыбку, но ее лицо наконец-то трескается.

— Ладно, это справедливо, — признает она.

— Ну? — спрашиваю я. — Так что же ты думаешь?

— О чем? О твоей идее с женихами и льготами?

Я пожимаю плечами и наклоняюсь вперед. — Что самое худшее, что может случиться?

— Я скажу тебе, что я думаю. — Она опирается руками на край своего сиденья и наклоняется вперед. Лимузин наполнен ее духами, ее теплом. — Я думаю, что ты все еще возбужден от того, что было раньше, и пытаешься принимать решения не той частью тела.

Возможно, она не ошибается, и я не могу винить ее за то, что она указывает на это.

— Если ты откажешься, — предупреждаю я, скрещивая руки, — могу сказать тебе прямо сейчас, что у тебя нет ни единого шанса переспать с кем-то еще. Я избью до полусмерти любого, кто к тебе прикоснется. Я даже Якова не позову, я сам это сделаю. На твоих глазах, если смогу помочь.

— А, так вот как ты получаешь всех девушек? — спросила она с сардонической ухмылкой. — Ты делаешь себя единственным вариантом, чтобы у них не было другого выбора, кроме как лечь с тобой в постель?

Я пожимаю плечами.

— Если бы ты не была слишком горда, чтобы признать, что хочешь меня, ты бы узнала, как я получаю всех девушек.

— Я не гордая. Я хочу тебя. Видишь, как легко это было признать? Мне даже не пришлось угрожать избить ни одного человека.

— На данный момент, trésor, я готов трахнуть тебя, лишь бы ты заткнулась.

— Я осмелюсь, — смеясь, говорит она.

Взявшись одной рукой за спинку ее сиденья, я обхватываю другой ее шею, притягивая ее к себе.

— Открой рот, — приказываю я низким рыком.

Она открывает, и я целую ее открытые губы.

Не тот голодный, отчаянный поцелуй, которым мы обменялись ранее, а медленный, затяжной. Я медленно двигаю губами по ее губам, наслаждаясь их шелковистой мягкостью.

Она отстраняется, чтобы отдышаться, и я следую за ней, оттягивая зубами ее нижнюю губу. Она улыбается — я целую ее улыбку.

Я прижимаю ее обратно к сиденью и скольжу ртом от ее губ к челюсти, целуя прямо под ней. Мой рот находит трепет ее пульса, и я целую его, слегка посасывая кожу. Ее дыхание превращается в неровное шипение.

— Тебе нравится это ощущение? — спрашиваю я, касаясь ее пульса.

— Да, — бормочет она.

В моем горле вибрирует гул удовлетворения и предвкушения. Я собираюсь сделать так, чтобы она почувствовала себя намного лучше. Я заставлю ее почувствовать то, что ни один мужчина никогда не заставит ее почувствовать.

Я берусь за бретельки ее отвратительного платья, толкаю их вниз, стягивая платье вокруг талии. Топик, который она носит под платьем, прозрачный, за исключением больших серебряных звезд, и у меня перехватывает дыхание.

На ней нет лифчика.

Ее маленькие сиськи обнажены через ткань, а соски наполовину скрыты точками соседних звезд.

Сам того не желая, я издаю негромкий смех. Мой голос грубый. Я нервничаю.

Этого я ожидал от себя меньше всего. Ублажать девушек — это мое величайшее умение, мой единственный настоящий талант. Но это не любая девушка. Это Анаис Нишихари. Анаис, девушка, которая могла бы упасть прямо с неба. Анаис — маленькая чудачка, моя нежеланная невеста, моя извращенная красавица.