Принц Спиркреста

Глава 24 Практика

Анаис

Несмотря на ужас, в котором мы провели остаток пути, Северин — безупречный джентльмен, когда мы выходим из лимузина. Он подает мне руку и ведет в ресторан, провожая к нашему столику у арки большого окна. Снаружи экстравагантный сад сияет светом сотен фонарей и свечей.

Монкруа определенно выбирали этот ресторан.

Он излучает роскошь — от входа из сверкающего стекла до белой обивки мебели. С потолка стекают капли хрусталя, преломляющие золотой свет на тысячу изменчивых осколков. Мерцающая фортепианная музыка разносится в воздухе, смешиваясь с журчанием разговоров и негромким звоном столовых приборов.

После того как мы сделали заказ, Северин опирается локтями на стол и опирается подбородком на сцепленные пальцы.

— Это очень романтично, — говорит он, оглядывая нас с мрачным видом. — Как ты думаешь, наши родители надеются, что мы влюбимся?

Я вспоминаю своих родителей, ледяное расстояние между ними. Я качаю головой.

— Нет. Скорее всего, они просто думают, что со временем смогут продать нашу помолвку как любовную пару. Я уверена, что они думают, что это будет хорошо выглядеть в таблоидах. Они могли бы приписать себе заслугу в том, что свели нас вместе. Но будем ли мы обожать друг друга или ненавидеть каждый день своей жизни, не думаю, что для них это будет иметь значение.

Его глаза всматриваются в мое лицо, хотя я не уверена, что он ищет. Он задумчиво смотрит вдаль, в его глазах отражается блеск садовых фонарей.

— Я не знаю. Я думаю, что мои родители могут немного беспокоиться. Ты думаешь, твои родители не хотят, чтобы ты была счастлива?

Я пожимаю плечами. — Я думаю, они ожидают, что я буду такой же, как они.

— В каком смысле?

— В том смысле, что их брак — это бизнес, а не удовольствие. Они оба это принимают. Они могут не любить друг друга, но они все равно делают это, потому что должны, потому что это… — Я делаю неопределенный жест. — Полагаю, это разумно с финансовой точки зрения.

— О. — Его взгляд возвращается к моему лицу. — Твои родители не ладят?

Я издала негромкий смешок. — Это один из вариантов. Но тогда они не собирались жениться с таким расчетом.

Он скорчил гримасу. — Это мрачно.

— Ты хочешь сказать, что твои родители на самом деле нравятся друг другу? — спрашиваю я, больше для того, чтобы поддразнить его, чем для чего-то еще.

Но, к моему удивлению, он не отвечает ни сухим, ни сердитым комментарием. Он отвечает совершенно искренне. — Да. Может, они и сволочи, но они любят друг друга.

Я уставилась на него. Как неожиданно мило. Похоже, что Северин Монкруа, при всей его грубости, оскорблениях и женолюбии, в душе романтик.

— Я думаю, именно поэтому они все это затеяли, — продолжает он, жестикулируя на нас, на ресторан, на великолепный вид на сад. — Я думаю, им было бы легче, если бы они поверили, что мы любим друг друга.

— Ну, разве это так сложно?

Его глаза расширились. — Что, быть влюбленным?

Я смеюсь. — Нет. Я не верю во все это. Я имею в виду, заставить их поверить, что мы влюблены.

— Что значит, ты не веришь во все это?

Нас прерывают, когда приносят еду. Официанты красиво расставляют перед нами тарелки и наливают вино в бокалы. Но глаза Северина не отрываются от меня, тяжесть его взгляда не покидает меня даже тогда, когда я отвожу глаза. Официанты незаметно удаляются, и я сразу же приступаю к еде.

— Ну как? — сказал Северин, властно нахмурившись. — Что значит, ты не веришь во все это? Ты не веришь во что — в любовь?

— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Я верю, что люди хотят быть вместе, конечно. Они хотят безопасности, или привязанности, или даже секса. Но любовь, как и концепция утопии, — это всего лишь концепция. Концепция, придуманная художниками, поэтами и писателями, чтобы им было о чем писать.

— Ничего себе, — резко говорит Северин. — Художник, который не верит в любовь? Как смешно.

— Я не думаю, что ты можешь смеяться надо мной за то, что я современная, когда ты одеваешься так, будто у тебя аллергия на цвета, и называешь себя в школе Молодым Королем.

Это не модно — одеваться круто. Это смешно, когда ты притворяешься, что не веришь в эмоции.

— Ты меня удивляешь, Северин, — сладко говорю я, откусывая сочный кусок рыбы. — Никогда бы не подумала, что ты такой романтик до мозга костей.

— Я не романтик, — говорит он, глядя на меня.

— Так вот почему ты пытался поцеловать меня в ту ночь во время поездки? — спрашиваю я, ухмыляясь, не в силах побороть желание поддразнить его. — Чтобы мы влюбились и жили долго и счастливо?

— Не будь маленькой чертовкой, — говорит он. — Я бы не стал тратить на тебя любовь.

— Умно. Прибереги ее для кого-нибудь получше.

— Я ни для кого ее не берегу. Вообще-то я заклял любовь, но это не твое дело.

Я приподнимаю бровь и говорю удивленным тоном. — Заклял? Но, Северин, что может разрушить проклятие и освободить твое сердце из ледяной клетки?

Он бросает на меня взгляд. — Не смейся надо мной.

— Не стоит так легко злиться.

— В любом случае, — поспешил добавить он, — я даже не говорил о том, что действительно влюбился. Я просто хотел, чтобы ты поняла, как глупо это прозвучало.

— Ну, может быть, именно любовь и держит твоих родителей вместе, — говорю я, пожимая плечами, — но они не могут так уж сильно верить в любовь, если заставили тебя обручиться со мной.

— Думаю, именно поэтому мы здесь. Потому что они хотят, чтобы мы влюбились.

— Ну, тогда ладно. — Я откладываю столовые приборы и наклоняюсь вперед. — Давайте дадим им то, что они хотят.

Его зеленые глаза сузились. Он смотрит на меня с недоверием, что иронично, учитывая, что я никогда не была с ним откровенна.

— Ты говоришь, давай притворимся влюбленными? — говорит он.

— Неужели это так сложно?

Он вскидывает бровь. — Ты собираешься симулировать фальшивые эмоции?

Я протягиваю одну руку вниз по краю стола, поднимая пальцы. — Дай мне свою руку.

Все еще хмурясь, он подражает моему жесту, протягивая руку через стол. Я переплетаю свой палец с его пальцем, и наши руки ложатся на белоснежную скатерть.

— Вот. Все не так уж сложно, правда?

Он отстраняется с гримасой. — Ничего сложного, но ощущения чертовски странные.

На этот раз моя очередь приподнять бровь. — О. Страннее, чем гоняться за мной по лесу, целовать меня и получать пощечины?

— Определенно. Но если уж на то пошло, trésor… — Он наклоняет свой бокал с вином в мою сторону. — Я действительно думаю, что ты можешь что-то понять.

— Правда?

— Угу. Мне нравится твоя идея, и я готов попробовать. Все равно мы уже здесь. Можно извлечь из этого максимум пользы.

Я беру свой бокал и поднимаю его к его бокалу. — Давай. À ta santé.³⁷

Он ухмыляется, и в его ухмылке есть опасная грань. Какой-то темный восторг, почти хищный. Он прикасается ободком своего бокала к моему. — À la tienne.

Верная своему обещанию, я заказываю по одному десерту. Сочетание вина и сахара — это пьянящий эликсир. Щеки становятся теплыми, кожа гудит. Я спускаю ноги под стол и откидываюсь на спинку стула, желая свернуться калачиком и заснуть.

— Как профитроли? — спрашивает Северин.

Его щеки выглядят такими же теплыми, как и мои. Он снял свой джемпер, обнажив свободную черную футболку из невероятно мягкой ткани.

Я даже не скрываю этого, когда бесстыдно разглядываю его грудь, шею, ключицы с тонкими золотыми цепочками, рассыпавшимися в углублениях. У него очень красивые руки для человека, который выглядит так, будто все свое свободное время проводит, сочиняя плохие стихи при лунном свете.

— За них можно умереть, — говорю я.

Накалывая вилкой один из них, я протягиваю руку через стол. Северин наклоняется вперед и берет предложенный десерт в рот. Его губы обхватывают мою вилку и оставляют ее чистой, когда он отстраняется. Я чувствую трепет там, где его точно не должно быть.

Я наблюдаю за тем, как вздрагивает его горло, когда он глотает. Его язык проскальзывает между губами, облизывая их. Я делаю быстрый глоток вина.

— Лучше, чем я ожидал, — говорит он, благодарно кивая. — Ты скучаешь по Франции?

Я отвечаю без колебаний. — Да. А ты?

— Иногда. А по чему ты скучаешь больше всего?

— По морю. По запаху моря, по вечеринкам на пляже, по нырянию в воду, по шоку от воды, а потом по ее притяжению. И я скучаю по цветам. Наш дом стоял рядом с полями сирени и горчицы, по всему участку были сады трав и олеандровые деревья. Я скучаю по ним. А чего не хватает тебе?

Он на мгновение задумался, потягивая свой напиток. Алкоголь ему идет. Он делает его глаза прищуренными и чувственными, а красивые черты лица расслабленными.

В трезвом состоянии он — как натянутая струна лука, полная нерастраченного напряжения и сильных эмоций.

В состоянии опьянения он — шелковая лента, податливая и мягкая.

— Не смейся надо мной, — предупреждает он низким голосом.

— Я бы никогда, — вру я.

— Я скучаю по родителям, честно говоря. С тех пор как я начала учиться в Спиркресте, я их почти не вижу. Может, они и заносчивые мудаки, которых волнует только статус и деньги, но, честно говоря, для меня все это не имеет значения. Они всегда давали мне все, что я хотела. Я скучаю по ним.

— Приятно было увидеться с ними на каникулах?

— Да, хотя они все время спрашивали меня о тебе. Они хотят, чтобы ты как-нибудь пожила у нас.

Я провела достаточно времени среди богатой французской элиты, чтобы понять, что пребывание у Монкруа, вероятно, не будет моим развлечением, но я не хочу обижать Северина. И уж тем более я не собираюсь рассказывать ему о своем плане бегства в Японию.

Не сейчас, не тогда, когда между нами все так странно и нежно.

— Ну, и что в этом плохого? — говорю я наконец. — Я уверена, что мы могли бы устроить шоу.

Он качает головой.

— Ты никогда не сможешь обмануть моих родителей, заставив их думать, что любишь меня. Не при личной встрече. Они увидят тебя насквозь.

— Я уверена, что смогу. Надо только потренироваться.

Он издал гогот — искренний звук веселья. — Как попрактиковаться?

— Как хочешь, Северин. Севви? Может, мне дать тебе прозвище? Mon choux? Nounours?³⁸

— Не смей.

— Ну, а как тебя называют твои подружки?

Он ухмыляется и наклоняет голову. — Я не занимаюсь подружками, trésor.

— Ах, конечно. Ты настоящий лотарио, Казанова современной эпохи.

— Ну, — он вдруг наклонился через стол, уперся лицом в сложенные ладони и улыбнулся, — а как тебя называют твои парни?

— Тебе не нужно прозвище для меня, — легкомысленно отвечаю я. — У тебя уже есть одно, помнишь?

— Ты же знаешь, что я говорю "trésor" самым саркастическим и неискренним образом, насколько это возможно?

— Тогда говори так, как будто ты это имеешь в виду.

Он поднимает брови и молчит с минуту. Затем он встает, поразив меня. Он обходит стол и встает за моим стулом. Его руки мягко ложатся мне на плечи и скользят к шее. Я подавляю дрожь, но мои соски напрягаются от его прикосновения.

Он нежно проводит большими пальцами по моей челюсти, откидывая мою голову назад, чтобы я смотрела на него сверху. Затем он наклоняется, и его губы оказываются так близко к моим, что я чувствую его дыхание на своем рту. Я закрываю глаза.

Он не должен украсть этот поцелуй.

Этот поцелуй я подарю ему бесплатно.

— Trésor..., — шепчет он мне в губы.

— Oui... ? — пробормотала я в ответ.

Он резко отпускает меня. Мои глаза распахиваются. Я сижу, наблюдая за тем, как он возвращается на свое место и берет бокал с вином. Мое дыхание все еще задерживается в горле.

— Ну и как? — спрашивает он. — Достаточно убедительно для тебя?

Я прочищаю горло и заставляю себя дышать. — Да. Очень убедительно.

Он ухмыляется. — Я так и думал.

Это было убедительно.

Слишком убедительно.