Развод в 45. Предатель, которого я любила

Глава 21

– Мам? – голос Артура доносится из трубки, и я улыбаюсь. – Привет.

– Привет, сынок. Поздравляю с первым учебным днём.

– Спасибо, – тянет это слово, и я слышу счастье в голосе.

Лена вернулась с праздника полчаса назад, и я уже сказала ей напутствие.

На самом деле, я очень хотела пойти вместе с ней, но внутри что-то так больно меня задело. То ли её взгляд – быстрый, увиливающий, когда я сказала о своих намерениях дочери. То ли… задетая материнская гордость, больно сжавшая сердце.

Наверное, мы не имеем права обижаться на своих детей. Или употреблять слово «гордость». Мы же взрослые. Мы же мудрые. Нам нельзя.

Но… я обижена. Настолько, что у меня не хватило бы сил пройти этот путь до школы, стоять там – лишней.

Не вовремя я вспомнила об этой обиде, потому что глаза моментально наполняются слезами.

– Ма-ам, ты тут? – вырывает из мыслей голос сына.

– Боже, прости, – быстро моргаю, прогоняя влагу с ресниц. – Я тут. Да.

– Я говорю, переключаю на видео.

– О, ладно. Хорошо, жду.

Появляется уведомление, я нажимаю на значок камеры, и лицо сына появляется на экране.

– Ну вот, теперь это всё, что мне остаётся – видеть тебя через экран.

– Это лучше, чем просто звонки.

– Согласна.

Он выглядит слишком повзрослевшим, хотя прошло меньше месяца с момента, как он уехал из дома.

Наверное, я слишком скучаю.

– Надеюсь, что не увижу тебя исхудавшим. Я сойду с ума и найму тебе в общежитие повара.

Он смеётся, запрокинув голову, и я, не сдержавшись, тоже.

– Как ты, мам? – его вопрос застаёт врасплох.

Никита согласился со мной, что сыну лучше не знать о нашем разводе. Во всяком случае пока что.

Дочь всё больше отдаляется.

Я чувствую себя ещё более одинокой.

Так «как я» на самом деле?

– Я хорошо, Артур.

– Как твоя терапия?

– Через две с половиной недели операция.

– Блин, – он с волнением смотрит на меня с экрана.

– Ты не волнуйся. Главное – верь вместе со мной, ладно?

– Обязательно, – кивает, не выглядя при этом расслабленным. – Жаль, я не с вами там.

– У меня тут целая армия поддержки, – говорю, улыбаясь.

– И правда. Как там Ленка?

– Вернулась из школы. Эмоций – полно. Девятый класс всё-таки. А как твой первый учебный день?

– Просыпаться я не хотел, – усмехается сын. – А так – нормально. Познакомился с группой. Так много приезжих, как я. Мы все на одном этаже в общаге, оказывается, живём, и в одном крыле.

– Здорово. Большая группа?

– Да. Тридцать четыре человека.

– В какую группу ты пошёл?

– Решил остаться с англичанами.

– Уверен?

– Ага. Язык я смогу дополнительно выучить потом, а сейчас не хочется ещё и его подтягивать. Лучше сосредоточусь на профильных предметах.

– Только послушай, как ты говоришь, – смотрю на него с гордостью и тоской. – Я тобой очень горжусь.

– Спасибо, но я вроде как только первый день отучился. Рановато для гордости, – смущаясь, отвечает.

– Лена собирается к тебе через два года.

– Супер. Я за ней присмотрю, обещаю.

Посмотрев на часы, висящие на стене, я поджимаю губы.

– Мне нужно ехать в клинику.

– Понял. Я позвоню.

– Хорошо. Береги себя.

– А ты себя.

Экран на мгновение загорается чуть ярче, затем гаснет.

Улыбка сходит с губ.

Дверь тихо приоткрывается, и я оборачиваюсь.

– Мам? – дочь смотрит с улыбкой.

– Да?

– Боялась, что ты спишь, поэтому не постучала. Не хотела разбудить, – она входит и останавливается рядом. – Я фотки принесла, – поднимает телефон с улыбкой. – Посмотрим?

– Конечно.

Я останавливаю коляску сбоку кровати, чтобы Лене было удобно сидеть и показывать мне фотографии с праздника.

Пока она листает и эмоционально рассказывает, что происходило, я периодически поглядываю на дочь. Затем обнимаю её и кладу голову на плечо, поглаживая по спине.

Я всё думаю: где была совершена ошибка? Где я упустила и недосказала чего-то важного своему ребёнку, что сейчас не могу добиться её сострадания. Сейчас – ко мне, но ведь не дай бог, в другой раз это может быть кто-то другой. Кто-то, кто не стерпит пренебрежения и её холода.

– Красивые фотографии. И ты на них светишься.

– Ага, круто. Мы с девчонками уже думаем о выпускном. Ну, знаешь: платье, причёска.

Её слова вызывают смех.

– Ну, мам, я серьёзно. Как думаешь, может, сшить на заказ?

– Можно. Но лучше думать об этом хотя бы после Нового года, или даже позже.

– Тсс, – она встаёт и закатывает глаза. – Вот я так и знала, что ты так скажешь. Даже Вера… Ладно, я пойду.

– Стой… Лена, – она уже срывается с места, и я слышу, как захлопывается дверь.

Сначала меня шокирует её бзик на такую нелепую и несвоевременную тему. А вот потом – имя, которое она назвала.

– Вера, – слетает с губ.

Какова вероятность, что я думаю о том человеке, кто приходит на ум?

Мои размышления прерывает Лида, и, собравшись, мы уезжаем в клинику.

Занятия проходят напряжённо. Новых результатов нет, но я и не жду сейчас. Вся надежда – на операцию. Тогда можно будет что-то говорить.

После бассейна я расслабляюсь на пятнадцатиминутном массаже. Затем при помощи персонала принимаю душ и встречаюсь с Лидой, которая уже ждёт. Обычно я здесь задерживаюсь в такие интенсивные дни на два часа, а она уезжает домой.

– Выглядишь уставшей.

– Устала, – подтверждаю её мысли, но с чем связана эта усталость, точно сказать не могу.

И волновать её не хочу. И жаловаться снова… Разговор с дочкой подкосил весь дневной настрой, и потому еду домой в молчании.

Я чувствую, как меня захватывает сильнее эмоциональная трясина. А значит, в скором времени придётся обратиться за помощью. Терапевт работала со мной первые месяцы, что я была в клинике. Затем – раз в неделю, когда я приезжала на занятия. Полгода, как я не посещаю врача.

Не думала, что снова это понадобится.

Спустя неделю я записываюсь к врачу. Мне нужно поговорить.

Лена всё сильнее уходит в себя и стала тише. Я достаю новые игры, книги, устраиваю вечера с ней вдвоём… Я стараюсь… Но это не срабатывает.

Я не хочу терять доверие моего ребёнка, терять её интерес, но у меня не выходит. И я не знаю, что делаю не так.

Я работаю с детьми. Я умею с ними общаться. Но ничто из того, что я обычно использую (так как дети разные приходят), не помогает.

Что, если дело во мне?

Погружённая в эти безрадостные мысли, я не слышу, как ко мне в дверь стучат. Лишь когда она открывается, я поднимаю глаза.

– Мам, можно? – в мою комнату входит дочка, и я, улыбаясь, киваю ей.

Она садится на угол кровати, обойдя мою инвалидную коляску, потому что я легла отдохнуть.

– Что случилось? Хочешь поговорить? – мой голос мягкий и располагающий.

Я, может, и запуталась, но я продолжаю стараться.

– Да. Ты только не злись и не обижайся, ладно?

Её просьба тут же ставит в тупик. Но я снова просто киваю. И жду, что же она скажет. Что может меня «обидеть» или «разозлить»?

В нашей жизни так много перемен, что я порой не успеваю следить за каждой.

Развод с мужем. Его беременная, молодая любовница, к которой он ушёл. Якобы из-за ребёнка. Моя инвалидность и будущая операция.

Что ещё мне предстоит вынести?

– Я просто подумала и… – она задерживает дыхание, а я перестала дышать с её просьбы. – Я бы хотела жить с папой.

Её слова – словно выстрел в моё и без того израненное сердце.

Она боялась, что я буду злиться в первую очередь. Но всё, что я чувствую сейчас, – не злость, а разливающуюся по венам боль.

– А со мной тебе плохо, Лен? – с трудом выталкиваю из себя слова.

– Ну… не плохо. Но тут так тихо и скучно. А у папы с… Верой…

– Весело, – усмехаюсь и стараюсь подавить выступающие слёзы.

Конечно, с ней весело. Её не нужно стесняться на людях, потому что она ходит, красуется своим подрастающим животом, молодостью. Они бродят по магазинам, кафе, гуляют по улицам.

Она – веселье, а я – тягость и тоска. Как бы я ни хотела это исправить, ничего так и не сработало.

– Хорошо, дочь, – отвечаю ей, и она, вскочив, с визгом убегает из комнаты, крикнув уже за порогом: – Спасибо, мамочка!

Будто я дала ей деньги на новые джинсы и попросила потратить их все, и ни в коем случае не приносить сдачу обратно.

Как только дверь закрывается, слёзы всё-таки текут по моим щекам.