Позади я оставила еще две недели.
Господи, как же это было сложно. И все же я изнуряла себя на тренажерах, стараясь чувствовать вес собственного тела, уставшими и неокрепшими после годового неиспользования мышцами. А после этого, лежа, продолжала «бегать». Изо дня в день, до обеда и после него, я «шла» вперед. Я двигалась в правильном направлении.
Сегодня поддерживающие ремни ослабили, и я все больше полагалась на свои силы. А мне так хотелось скинуть с себя эти ремни и встать на ноги. Порой казалось, что я достаточно окрепла, чтобы сделать это. Но сегодня я поняла, что это пока не в моих силах. Встав на ноги при минимальной поддержке ремней, мои колени подкосились. Хотя врачи уверяли, что я молодец, видя мое разочарование.
Видит Бог, я знала, что они говорили искренне, но я отчаянно хотела большего.
Через пять дней будет Новый год, но уже сейчас я могла ответить, что в будущий год я буду входить более здоровой женщиной, чем в прошлый.
Телефон на тумбочке зазвонил, и, потянувшись, я взяла его в руки.
Мои губы сами по себе растянулись в мягкой улыбке. Это происходило каждый раз, когда я видела имя контакта – «Всеволод».
– Здравствуй, – тут же сказала я, ответив на звонок.
Этих звонков неожиданно стало больше за эти дни, как меня положили в больницу. Мы прошли путь от неловкости к дружественным и милым беседам по телефону. И мне правда нравилось говорить с ним. Очень нравилось.
– Привет. Как ты сегодня?
– Гораздо лучше. Мне ослабили ремни.
Я не боялась того, что мне придется объяснять, что за ремни я имела в виду. Мы говорили часто, и он уже полностью знал, с чем я каждый день справляюсь. Он проявлял интерес, и я рассказывала ему все, что он хотел знать.
– О, правда? Это же прекрасно, Олеся.
Рассказывать Севе о своих успехах стало таким важным, что каждый раз, сойдя с тренажера и вернувшись в палату, я рассказывала ему о пройденных метрах на дорожке.
Казалось, он верил в мой успех даже больше, чем я. И так же ждал, когда я позвоню и скажу: «Я сделала это»!
– Значит, ты идешь в правильном направлении. Я очень рад слышать это.
– Спасибо. И я тоже рада. Как вы с Машей?
– Купили чемоданы. Оказалось, что у нас их недостаточно.
– Вы едете не в отпуск, а переезжаете, полностью забирая свою жизнь из одного города, чтобы создать нечто новое в другом.
Он внезапно замолчал, затем последовал протяжный вздох. Это было нехорошо.
– Признаться тебе?
– Конечно.
Неожиданно волнение накрыло с головой.
– Ты не представляешь, как сильно я переживаю.
– На самом деле, представляю. Но верю, что ты все сделаешь для своей дочери.
– Да, но… – когда он сделал паузу, я поняла, что оказалась права – он сказал еще не все. – Она вчера расплакалась, и я неожиданно ощутил удар в области груди. А потом задался вопросом: правильно ли я поступаю? Стоит ли оно того? Что если в итоге я разрушу ее мир, а не создам новый?
Его отчаяние застало меня врасплох. Это было впервые, когда он заговорил об этом. И я была признательна ему за то, что он открылся именно мне.
– Сева, ей всего девять, и сомнения, страхи – это нормально. А ты отец, и твои сомнения тоже нормальны. Но это ради нее. Когда она познает первый успех, она скажет тебе спасибо, что сделал это.
– Очень надеюсь, что это будет именно так, как ты говоришь. Потому что я не уверен, что смогу выдержать разочарование в ее глазах. Она моя маленькая девочка, понимаешь? И я хочу для нее только лучшего.
Мои глаза стали влажными, а в груди, подобно грому, все взорвалось от сдерживаемой боли. Он говорил о своей дочери так же, как я всегда думала о своих детях.
До того как у нас с Никитой все провалилось, мы делали для них все. Но в итоге я упустила свою дочь. И я до сих пор не нашла причины этому.
– Олеся?
– Что? Прости…
– Ты плачешь?
– Немного. Подумала о своей дочке и… расстроилась.
– У вас проблемы с ней?
Каждый раз, когда Сева был откровенным со мной, я снимала с себя груз того, что откровение – не равно слабости или попытке нажаловаться. Откровение – это еще один разговор, если нет иной мысли. У меня их не было, потому что я говорила с ним как с другом. Другом, который тоже не против поговорить и быть открытым. Возможно, чтобы снять с души какой-то камень или же получить совет.
Поэтому я вздохнула и рассказала ему.
– Никита ушел к любовнице, а дочь последовала за ним. Ей стало скучно с мамой-инвалидом. Это звучит жалко, прости.
– Зачем ты извиняешься постоянно? – внезапно его голос звучал строго.
– Не знаю. Изви…
Он усмехнулся, и я улыбнулась тоже.
– Что если тебе сказать ей об этом, когда она придет в следующий раз?
– Она не… не приходит ко мне. Ее не было тут ни разу за это время. Две недели назад у нее родилась сестра.
– Черт, – выругался Сева. – Прости. Но я не думал, что все настолько плохо.
– Да, так и есть. И я вот, я задаюсь вопросом – где я совершила ошибку? Где мне стоило быть внимательной?
– Думаешь, причина в тебе?
– Нет. Я думаю, что одна из причин – я, другая – Никита, третья – она сама.
Вот только поиск причины и отсутствие попытки снять с себя вину все равно делают эту боль невыносимой. А еще осознание того, что ей все равно.
Я поняла это, когда поразмыслила о последних месяцах. Лене действительно все равно. И когда все стало рушиться с Никитой, она выдохнула, уйдя от меня. Ей больше не приходилось притворяться, что она прямой участник моей новой жизни.
И как бы я ни оправдывала ее поведение годами и подростковым бунтом, это оправдание давно не работало.
– Я не могу тебе советовать перестать пытаться, Олеся. Но что если позволить ей самой решать, если ты однажды уже это допустила?
– Ты не поверишь, но я пришла к этому решению, когда она не явилась ко мне в больницу и не сообщила, что не придет. Я написала смс, и она ответила, что Вера рожает ее сестру. Она поставила скобочку-улыбку, даже не подумав о том, что я чувствую.
– Проклятье, я начинаю всерьез злиться.
Я усмехнулась.
– Не стоит. Потому что прошло две недели, и она мне по-прежнему не позвонила и не пришла.
– Режим тишины?
– Да. Я его включила. Мне необходимо сейчас встать на ноги, потому что результат налицо. Я сейчас не могу сделать ничего другого.
Попрощавшись с Севой и разрешив ему меня навестить после Нового года (так как они в скором времени после праздника уедут), я посмотрела в окно и увидела, как первые снежинки закружили в воздухе, обещая нам «настоящий» Новый год.