Развод в 45. Предатель, которого я любила

Глава 48

Я отпустила Лену. На время. Эти несколько недель, которые я оставалась в больнице, не помогли бы мне убедить ее в чем-то. Учитывая, что она избегала разговоров со мной и перестала приходить в больницу.

Я так же не просила Никиту в чем-то убедить нашу дочь. Если мы с ней потеряли связь, находясь на расстоянии, то он умудрился сделать это, живя в одном доме.

Радовало еще и то, что Лена продолжала учиться, и ее оценки уже по всем предметам тянулись вверх. Она была хорошисткой в третьей четверти. Если последняя четверть будет такой же (а ведь остался всего месяц), то итоговые, возможно, склонятся к четверке. А значит, девятый класс будет с хорошей аттестацией. Плюс экзамены.

Она старалась. Возможно, не ради меня, и я была бы этому рада. Потому что я хотела, чтобы она делала это в первую очередь ради себя и своего будущего.

– Ну что ж, Олеся Ивановна, полагаю, мы хорошо с вами потрудились, – улыбка нейрохирурга больницы стала шире.

Я сожалела о том, что Данияр Русланович давно уехал. Он провел основную часть моей реабилитации и следил за тем, чтобы все сработало правильно, а после уехал, так как дальнейшая работа заключалась в обычной терапии и восстановлении. Сегодня мне хотелось, чтобы и он видел, как я хожу.

И не было в этом слове кавычек. Удерживая вес на костылях с опорой на локоть (проще именуемых как «канадки» – это я спросила у медсестер), я могла спокойно и долго находиться на ногах. А я хотела именно этого.

Мне кажется, выйдя из больницы, я пройду этот город пешком вдоль и поперек.

– Это была замечательная работа, Валерий Леонидович. Мое простое «спасибо» не выскажет и половины благодарности, которую я испытываю к вам и всему персоналу клиники. За ту работу, которую вы здесь осуществляете и помогаете. Это дорогого стоит. И все же – спасибо.

Насколько я могла знать, я была первой пациенткой этой конкретной клиники, которую поставили на ноги с подобной травмой. Но я не чувствовала какого-то звездного триумфа. Мне подарили жизнь, так что я ощущала слезы на своих глазах и искреннюю благодарность.

Выходя из палаты, я наткнулась на большую часть сотрудников, кто так или иначе за эти полгода и многие месяцы после аварии со мной контактировал. Они улыбались и провожали меня.

Сдерживая порыв разрыдаться, я улыбалась. Искренне. Откровенно. Это был долгий проход по коридору. Потому что мне хотелось пожать руки всем, кто причастен к тому, что эта клиника делает для людей, кому приходится пройти через тяготы этой жизни и боль, и для меня в том числе.

На проходной медсестра, которая всегда ходила рядом с Данияром Руслановичем, вручила мне от него букет с открыткой.

« Будьте здоровы, Олеся Ивановна!

С уважением, Данияр Русланович!»

– Большое спасибо.

– Я ему передам ваши слова и расскажу, как вы выходили отсюда.

И когда я переступила порог, а майское солнце коснулось моего лица, ослепляя, прикрыв глаза от яркого света, я заметила своих родных. Лида со своей семьей. Семья Нонны и Оли. А еще… Всеволод и Маша. И мои дети – Лена и Артур.

– Вы с ума сошли, – прошептала я, прежде чем счастливо рассмеяться сквозь слезы.

Потом я крепче ухватилась за костыли и сделала несколько шагов вперед, как бы показывая, что я сделала это. И бесспорно, я смогла добиться успеха, потому что в меня верили все эти люди.

Дома мне не позволили работать или готовить. Мне позволили наслаждаться атмосферой, принимая тепло любимых людей. Для всех букетов цветов мне не хватило ваз. Поэтому Лида достала трехлитровые банки из кладовки. Я даже не считала количество букетов, но аромат, который они источали, был превосходным.

Когда я вошла в гостиную, удерживаясь на одном костыле, чтобы поставить очередной букет там, я обнаружила там пианино.

Аккорд, по-прежнему глянцевый, чистый и превосходный, стоял у большого окна.

– Господи…

– Мы подумали, что тебе захочется нажимать на педали, – сказал сын, оказавшись за моей спиной.

– Я не уверена… не знаю…

– Пора проверить, мам.

Лена коснулась плеча и, взяв за руку, повела вперед.

Мои ноги работали. И даже если я не бегала, то они все равно были достаточно крепки, чтобы ходить и без костылей. Просто это было мерой предосторожности. Однако я боялась, что мне не хватит сил нажать на педаль. Парадоксально, конечно.

Сев на свой стул, я словно заново знакомилась с моим любимцем. Коснулась его пальцами. Пробежала по клавишам, слыша, что он, как всегда, звучит идеально и не фальшивит. Затем снова погладила.

Я сыграла довольно банальную, но трепещущую «К Элизе», с замиранием сердца погружаясь в этот звук.

Синтезатор – хорошая вещь, но он не заменит этого.

А потом я обернулась к многочисленным зрителям и посмотрела на юную звездочку.

– А вы знаете, что среди нас – великолепная и подающая огромные надежды певица?

Так как все были знакомы друг с другом и среди них таковых не нашлось, они посмотрели на Марию и Всеволода.

Он подтолкнул стеснительную дочь, и она вышла вперед, но внезапно расправила плечи.

« Она определенно многому научилась », – вспомнила я свои же слова в разговоре с Севой после ее концерта и присланной им записи.

Маша выбрала песню. Я подобрала тональность. И мы зазвучали с ней вдвоем.

После праздничного обеда были долгие разговоры по душам. И говоря «долгие», я именно это имею в виду. Сегодня пятница, завтра каждый из присутствующих свободен от работы или учебы. Поэтому мы устроили через несколько часов чаепитие с огромным, сделанным на заказ тортом (и как только успели?).

Расставаться не хотелось совсем. Моя душа была полностью нараспашку каждому из моих друзей. Но все же, медленно, компания становилась меньше, пока не остались лишь мы с Артуром и Леной.

Всеволод с Марией остались в гостинице, и так как уже оплатили ее, мое предложение остаться в моем доме было отвергнуто. Но они пообещали приехать завтра, чтобы вернуться в город в воскресенье. С ними согласился уехать и Артур, удивленный самим фактом такого путешествия. Он знал мою ученицу и ее отца не очень хорошо, но из моих рассказов понимал, что они мне важны.

Сын и дочь прибирались. В основном это была расстановка мебели, так как Лида и команда справились с посудой и остатками еды, которую разложили в холодильнике.

– Ну все, давайте уже пойдем в гостиную, – зову детей и ухожу туда первой.

Не желая садиться дальше, они оба льнут ближе и устраиваются на один диван вместе со мной.

– Спасибо за этот прием.

– Его Лена организовала, так как первая узнала, когда ты вернешься домой.

Повернув голову, целую ее в макушку.

– Спасибо, милая, – вздохнув, я перевожу взгляд на комнату и пианино. – Я так рада быть здесь. Кажется, словно прошла целая вечность.

– Но ведь это ненадолго, да?

Ее голос казался таким тихим, что могло и вовсе показаться, будто она заговорила.

– Артур, ты не мог бы оставить нас вдвоем?

– Конечно. Пойду как раз погуляю. Так что можете шептаться сколько угодно.

– Спасибо, родной.

Как только дверь за сыном закрылась, я села прямее и развернулась к Лене.

Ее взгляд был грустным, а голова опущена вниз.

– Ты не приходила ко мне.

– Стыдно было.

– Стыдно за что?

– За все. Вот прямо за все.

Она закрыла руками лицо и расплакалась.

Я дала ей время выжать из себя эту боль и просто подождала, пока она успокоится. А когда это произошло, попросила посмотреть на меня.

Ее глаза были красными, но смотрели осознанно, а лицо – совсем взрослым.

– За что тебе стыдно?

– За свое поведение. За то что говорила и делала. Как обижала тебя и даже не понимала этого. Я понимаю, почему ты хочешь уехать, честно.

– Вот как?

Мне пришлось прятать свою улыбку, чтобы она не посчитала ее оскорблением.

– Что еще?

– Еще? Ну… не знаю, – она растерялась и вовсе перестала плакать.

Протянув к ней руку, я убрала прядь выпавших волос за ухо.

– Ты права, мне было больно, – она дернулась в сторону, как от удара, но я опустила свою ладонь на ее колени, как бы прося остаться и дослушать. – Больно из-за того, что ты не могла идти рядом, пока я была прикована к креслу. Когда ты обманывала меня и уходила гулять, чтобы не быть со мной. Знакомилась с новой женщиной отца, оставляя меня. Когда захотела уйти.

На глазах дочери снова выступили слезы, но она не пыталась их стереть. Я тоже.

– А потом ты вела себя так, словно я больше не важная часть твоей жизни. Это было еще больнее.

– Прости меня, пожалуйста… – всхлипнула она, сгорбившись.

– А потом ты пришла в больницу. Стала мне писать и звонить. Начала тянуться к учебе, успеху и отличным отметкам. Попросила прощения. Я боялась, что потеряла тебя, и самое страшное – была прикована к креслу, хоть и делала успехи. Но я все равно не могла быть рядом с тобой и помочь найти путь обратно. Ты нашла его сама. Поэтому страх отступил, а боль растворилась.

– Нет, – помахала она головой. – Я не нашла этот путь сама.

– Что?

– Марина.

– Кто это?

– Одноклассница. Она помогла.

– Не уверена, что понимаю, о ком речь. Ты дружила с…

– Она мне больше не подруга. Я и с остальными больше особо и не общаюсь. Только с Мариной.

– Вот как? Что ж… Спасибо, что поделилась этим.

– Она хорошая.

– Не сомневаюсь.

– Прости меня, мам.

– Простила. Но это не все, о чем я хотела с тобой поговорить.

– А о чем еще?

– Ты меня не дослушала в тот день в больнице. Поэтому не убегай, пожалуйста, я догнать тебя не смогу.

– Ладно.

– По поводу переезда. Я действительно настроена на это. Дом выставится на продажу чуть позже, так как оказалось, что район сейчас имеет спрос, и дом уйдет быстро и по высокой цене. А у меня еще много времени, пока закончатся экзамены.

– Э… экзамены?

– Я хотела тебе сказать тогда, что если ты продолжишь учиться, покажешь, как тебе важно добиться успеха, мы поедем вместе. И если ты, конечно, хочешь жить со мной, то после экзаменов мы переедем вместе.

Я не успеваю договорить и донести ей свою мысль до конца, как она бросается мне на шею и, обнимая, кричит:

– Согласна!

– Полагаю, остальное мы обсудим позже, – смеюсь, обнимая ее так крепко, как только могу. – А теперь расскажи мне об этой девочке.

Мы устроились поудобнее. Лена сделала чай и принесла его в гостиную, и рассказала все об этой девочке. И от этого рассказа мое сердце сжалось.

– Так она хочет, как и ты, поступить куда-то далеко?

– Да. Она отличница. Ее возьмут в колледж в городе, мам.

– Не сомневаюсь. Тогда… Ох, – вздыхаю и думаю над своими дальнейшими словами. – Давай, когда мы поедем подавать документы, мы возьмем ее с собой.

– Правда?

– Да. Пусть тоже подаст. А там видно будет.

– А жить?

– Ну, как иногородней ей предоставят общежитие, с такими-то отметками.

– Но… ей всего пятнадцать.

– Мы с тобой будем рядом. Она всегда сможет прийти к нам. Если деньги за этот дом выручим большие, то трехкомнатная квартира (не в центре, конечно), но нам обеспечена. Артур вряд ли захочет жить с нами, так как ему, кажется, понравилось быть с одногруппниками в общежитии.

– Поверить не могу, – шепчет дочь и снова бросается в мои объятия.

– Попробуем такой вариант, а там видно будет. Хорошо?

– Конечно, мама.

И в этом ее «мама», как и раньше, было все – нежность, благодарность, вера и сила.