Оставшись сидеть в кабинете в одиночестве, я подъезжаю к окну и смотрю в небо. Лида открыла одну створку, и потому теплый, летний воздух с щебетаньем птиц проникает в него.
Наполняю легкие воздухом до максимума и выдыхаю. Потому что в глазах скапливаются слезы. Я провела в одиночестве много первых месяцев. Особенно вначале.
Только врачи и больше никого. Я отрицала происходящее, что являлось нормой, вроде как. Возможно, была невыносима и потому запретила навещать. Только изредка, когда становилось невмоготу, я насыщалась поддержкой родных. Тогда я хотела верить, что я – это все еще я. Верить, что в следующий раз, когда меня увидят дети, муж, я уже буду в порядке. Но время все шло, и вера медленно угасала, хотя я отчаянно пыталась ее возродить.
Морально это принять действительно сложно. Ты всего лишь хрупкое существо на этой планете. Достаточно отобрать что-то и вот ты уже не тот, кто был вчера. Об этом не задумываешься, пока это «что-то» не заберут у тебя.
Мне кажется, по-настоящему я стала бороться именно в тот день, когда услышала разговор на занятиях с ученицей. Тогда я для себя все решила и иду к своей цели более уверенно, чем когда-либо.
Должна ли я была рассказать Никите все сразу? Должна ли я была рисковать будущей карьерой сына? Он хочет стать юристом. И у него действительно есть к этому талант. Университет, куда он поступил лучший.
И действительно ли я не виновата в той аварии? Ведь это я позволила ему сесть за руль. Прямая трасса. Ровная, недавно отремонтированная дорога. Кто знал, что все так получится?
И есть ли в этой тайне причина того, что мой муж пошел в объятия к другой?
Дверь кабинета позади меня тихо приоткрывается. Интуитивно я знаю кто там. Просто знаю.
Затем медленные шаги приближают его ко мне.
На плечи ложатся крупные ладони, а к макушке прижимаются губы.
– Прости меня, – шепот проносится через все тело будто разряд тока. – Сам не ведаю, что говорю.
Никита отрывается от меня, затем берется за поручни коляски и разворачивает к себе, садясь на корточки у моих ног.
От накатывающих слез ни следа. Мы сталкиваемся взглядами, словно две стихии. Но кто теперь он? А кто я? Помню, как мне казалось, что мы продолжение друг друга, потому что отражаемся в глазах напротив. А напротив, всегда был только он. Теперь в его глазах отражаются не только мои. Теперь я будто смотрю на нее. И это по-настоящему больно.
– Прости, – повторяет, а я поднимаю с колена ладонь и подношу к его лицу, чувствуя, как все мое самообладание летит к черту.
Почему я все еще люблю его? Почему все еще больно от его нелюбви?
А прощение? За что он хочет его получить? За другую? За слова, которыми так часто ранит? Или за все в целом?
Касаясь к его мягким щекам, я провожу по уже отросшей щетине пальцами. Она покалывает. Как всегда. Хотя у него влажные волосы, свежее лицо, которое он решил не брить.
« Так не хочется заниматься этим сейчас », – всплывают его постоянные, немного ленивые слова на вопрос: « Почему сразу не побрился? ».
Но вот глаза мужа неожиданно становятся, как прежде. Там нежность, чувства… в них боль.
Куда все это пропало однажды?
Как мы могли исчезнуть так быстро?
Никита прижимается к моей ладони и прикрывает глаза. Мои собственные тоже закрываются, но лишь для того, чтобы почерпнуть сил и сказать следующие слова.
– Я… – хриплый шепот раскрывает пересохшие губы. – Никита, я никогда не смогу тебя простить. Раньше думала что угодно, но… не это, – на последних словах он открывает глаза, вздрогнув, а из моих глаз начинают течь слезы.
Я говорила о предательстве. И давала ему понять, что он сделал мне больно. Возможно, он тоже думал о том, что сделал с нами. Даже нет. Я надеялась на это. Потому что, когда я встану на ноги, рядом со мной будут стоять мои дети, а не он. Он будет по другую сторону верности. Она будто голубая река, которую он окрасил в багровый цвет.
– Олесь, – с сожалеющим лицом, он стирает мои слезы. – Не надо, слышишь? Мы все преодолеем.
На слове «мы» я усмехнулась, и слез стало гораздо больше. Сегодня я почему-то позволила боли пролиться перед ним. Но это в последний раз.
– Ты говоришь «мы», Никит? Но не знаешь, кто это. Посмотри, что с нами стало.
– Да, говорю. Потому что верю в это. Почему ты перестала?
Уворачиваюсь его пальцев, которыми он до сих пор водил по моим скулам.
– Ты поступаешь слишком жестоко. То лед, то пламя.
– Я стараюсь контролировать это. Я просто… наверное, я устал.
– Устал?
– Почему этот тон? – он напрягается и встает, а я запрокидываю голову, чтобы не прерывать зрительный контакт. – Думаешь, я не устаю? Думаешь оплачивать счета просто? Ты видела вообще чеки с больницы? А дети? Учеба Артура.
– Что? При чем тут финансовая часть?
– А ты думала, о какой усталости вообще идет речь?
– Я работаю вместе с тобой, Никита, независимо от моего положения.
Он смотрит на мои ноги и качает головой, начав ходить туда-сюда.
– Это я тоже знаю. И потому беру больше работы, чтобы все оставалось по-прежнему. Чтобы нам не приходилось экономить и урезать бюджет в чем-то другом. Олеся, – Никита останавливается и снова смотрит в глаза, – я пашу на работе и все мои опоздания к ужину, имеют смысл.
Ну разумеется. Она имеет смысл. Она, наверное, и есть его смысл теперь.
– Я не сомневалась в этом, поверь, – выдаю с горечью в голосе. – Ни разу.
– Что-то по твоему голосу и взгляду, все выглядит иначе.
– Многое в нашей жизни выглядит иначе с некоторых пор.
– Ты права. И я не знаю почему все так.
– Или предпочитаешь делать вид.
– Что с тобой? Где твоя улыбка? Где та женщина, которую я любил все эти годы?
А мне и ответить нечего. Потому что я боюсь того, что возможно она умерла в той аварии. А может, ей просто нужно больше сил, чтобы возродиться вновь.
– Ты перестал ее видеть, возможно, в этом вся проблема, Никита, – хватаюсь за ободки и уезжаю из кабинета. – У меня занятия через двадцать минут, пожалуйста, освободи кабинет, – бросаю напоследок.
Глава 6
Неделя до первого экзамена сына прошла незаметно.
– Буду единственным второгодником, – усмехается он, и я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.
– Люди и в сорок получают образование. Кем их назвать можно?
– Понятия не имею.
– Ты готов, Артур. Поэтому я в тебе не сомневаюсь.
– Да, я вроде как тоже.
– Главное ничего не забудь, хорошо?
– Ни в коем случае.
– Эх, повезло тебе, – дочка бродит с ним рядом и трогает то паспорт брата, то другие документы в папке.
– Чем повезло?
– Выпускник. А меня школа достала, – морщится и плюхается рядом с рюкзаком.
– Ты уже в девятом классе, – подмечаю с улыбкой. – Не заметишь, как он закончится, а потом экзамены.
– Ага, а потом еще два года, – бурчит себе под нос недовольно. – Артур, как это называется в законе?
– Срок, – усмехается сын.
– Или в колледж, а потом в университет, – прерываю их диалог. – К тому же ты пока еще даже не определилась с тем, кем хочешь стать.
– Свободной, – расправляет руки и падает спиной на кровать.
Мы с Артуром переглядываемся и начинаем смеяться.
– Ма, а когда будем вещи в школу покупать? – резко поднимается с искрящимися глазами.
– Не в июне это точно.
– Ну просто мои подруги уже покупают заранее, – словно хитрая лиса ищет обходные пути.
– И к концу лета придется покупать снова, потому что они к концу лета, как это бывает с тобой, быстро вытянутся.
Дует губы и снова ложится на кровать.
– А может, хотя бы джинсы?
– Лен…
– Ну что? Эти старые уже, – дергает ткань своих штанов. – Я бы поехала и купила, пока папа Артура отвозит.
Качаю головой сдаваясь.
– Тогда я тоже не против прокатиться.
– Куда? – они оба спрашивают, а дочь садится ровно.
Только у Артура надежда в глазах, а у дочери сомнения будто.
– С тобой по магазинам.
Лена опускает глаза в телефон и кивает.
Никита заходит в комнату сына и хлопает в ладоши.
– Ну что, студент, машина готова. Все проверил, колоса подкачал, масло тоже, – смотрит на Артура и усмехается. – Ты-то сам готов?
– Конечно, пап.
Артур поднимает небольшой рюкзак и улыбается.
Мое сердце разрывается от любви. Он такой взрослый и самостоятельный. Я не ожидала, что мой ребенок окажется таким. Каждая мать желает, чтобы ее дети росли правильными мужчинами. Что-то в них иногда меняется не в лучшую сторону. Но смотря на своего, я испытываю только гордость и что-то щемящее теплое в груди. Он слишком быстро вырос, а теперь и дочь стремится быстрее оказаться вне досягаемости.
Тяжело оказываться в стороне и быть простым наблюдателем их жизни. А времена, когда они были маленькими и во всем зависели от тебя, как от родителя, кажутся такими далекими.
Еще бы, девятнадцать лет.
– Ой, а может, я с вами поеду? – Лена подскакивает и обнимает Никиту.
Он же переводит взгляд на меня и приподнимает брови вопросительно. Удивленно перевожу взгляд на нее.
– Ты разве не хотела в магазин?
– Тебе надо в магазин? – муж переводит взгляд вниз, на дочь.
– А, да ерунда, – отмахивается от своей же идеи. – Потом как-нибудь.
– Что скажешь, Олесь?
А что я еще могу сказать, по сути?
– Я не против. Но, Лена, это займет время, ты понимаешь?
– Ага. Погуляю как раз.
– Хорошо.
Никита и дочь уходят из дома первыми, а сын остается со мной.
– Ну что мам, какое твое напутственное слово?
Он садится передо мной на корточки, и я, чувствуя, как накатывают слезы. С трудом разлепляю губы.
– Просто верь в себя, как это делаем мы с твоим отцом. А результат… Ты готов к этим экзаменам, так что просто сделай это. Я люблю тебя.
– Спасибо, мам. Я тебя тоже люблю.
Крепко прижимая его к себе, я все-таки не выдерживаю и роняю слезу. Затем быстро ее стираю.
– Только не плачь, – предупреждает, снова смотря на меня.
– Ни в коем случае, – смахиваю эмоции и вздыхаю. – Обещаю. И позвоните, как доберетесь. И как выйдешь из аудитории. И…
– Обещаю, – снова обнимает, крепче прошлого раза и встает на ноги. – Пока.
– Пока.
Качусь рядом с ним до выхода из дома и провожаю долгим взглядом, пока машина не скрывается из глаз.
Не успеваю я проморгаться, чтобы не плакать им в дорогу, как коляску за поручни сзади хватает Лида.
– Ты что творишь, напугала, – прикладываю руку к груди.
– Мы едем на шопинг, – отвечает невозмутимо, толкая к машине, которую мы купили для передвижения со мной.
– Какой это шопинг?
– Терапия такая, не слышала о ней?
– Не хочу я никуда, – возмущаюсь, взмахнув руками.
– Конечно, не хочешь. Ты хочешь уставиться в окно и несколько часов плакать. Или грустно вздыхать, смотреть на часы и изводить себя до сумасшествия. Так что, знаем мы, какой у тебя план.
– Лида, я сегодня не…
– Не «не», а да. Не переубедишь, не стоит.
С улыбкой, которую уже не скрыть, я поддаюсь и позволяю ей усадить меня в машину и пожимаю плечами. Как с ней поспоришь?
– Что ж, как я вижу, все уже решено, так что кто я такая сопротивляться.
– Умная женщина. Люблю, когда ты покладистая.
Рассмеявшись от души на ее реплику, Лида закрывает дом, и мы выезжаем.
Сказать, что она была не права, я не могу. Потому что на самом деле все так и было бы. Но в итоге я провела несколько часов за походами по магазину. Любованием на торговый центр, который сейчас пестрил одеждой для пляжа, и мне само́й захотелось куда-нибудь на берег. Облачиться в купальник и позагорать, а лучше бы поплавать в море, а не в бассейне с инструктором и врачом, как я это делаю сейчас на занятиях в клинике.
Мысли о клинике тянут за собой цепочку других волнующих тем. Ссора с Никитой, деньги.
Он никогда не показывал мне чеки. И потому я не видела проблемы в финансовом плане. Что, если я была несправедлива к нему в тех речах на прошлой неделе? Точнее, частично. Мысль о его усталости, сразу подкидывает возмущенный голос незнакомки, и я начинаю злиться.
– О чем задумалась? – Лида подходит ко мне с мороженым, потому что стоит ужасная жара, и садится рядом на скамью.
– Да так, – опускаю свои мысли и прячу в дальний ящик, чтобы улыбнуться ей. – Чем еще займемся?
– Понятия не имею. Ты хотела купить книг. Поднимемся на третий.
– Жаль, Лена уехала. Знала бы, что ты меня повезешь меня в торговый центр, то не отказала бы ей в джинсах.
– Ничего, пусть покатается.
– Она любит длинные поездки на машине.
– А кто их не любит? – фыркает подруга.
– Мой муж, – усмехаюсь.
Представляю, как ему трудно сейчас. Хотя я надеюсь, что он не возражает против этой поездки. Побыть с Артуром и дочкой наедине, тем более что сын скоро уедет совсем. Я бы все отдала, чтобы быть сейчас там с ними.
Боль точным ударом пронзает сердце и становится невыносимой. Мороженое уже не кажется таким вкусным, как и яркие вывески, перестают радовать глаз.
Единственный вопрос, который я никогда не воспроизводила даже в мыслях, сейчас прямо-таки маячил перед глазами: «Что, если уже никогда не будет как прежде?»
И эта реакция дочери. Конечно, она становится старше. У нее сейчас гормоны и всплеск эмоций. Надеюсь, что она сможет пройти этот период и все устаканится.
Первый звонок поступил от Никиты. Мне удалось выдохнуть сдерживаемое напряжение. Они доехали, и это было главным. Через два часа позвонил уже сам Артур. Я как раз только что оказалась дома.
– Ну как прошло?
– Как и в прошлый раз. Ничего нового.
– Уверена, ты справился.
– Не знаю. Результаты опубликуют на сайте. Но как по мне, материал я знаю, так что должен был войти в средний балл.
– Не сомневаюсь. Ты сейчас где?
– Иду в кафе. Отец с сестрой там ждут. Голоден.
– Приятного аппетита. И Артур, – он замолкает, ожидая моих слов, – независимо от результата, мы с папой тобой очень гордимся.
– Спасибо, мам.
С улыбкой на губах я откладываю телефон в сторону и стараюсь не прислушиваться к скребущему глубоко в душе сожалению, что меня нет с ними рядом.
– Лида, – упорно качусь на кухню, где она выгружает посуду из посудомойки.
– Да?
– Приготовь, пожалуйста, на ужин праздничное меню.
– Звонил?
– Результатов нет еще, но я хочу немного праздника.
– Тогда ты его получишь. К их приезду как раз успею.
– Спасибо. Я переоденусь и помогу тебе.
– О, буду благодарна. Лишней пары рук на кухне не бывает никогда.