Редактируя любовь

Глава 18 Чтение может высечь искры

– Мне действительно нужно еще немного подумать. Прости… я надеюсь, что не выгляжу в твоих глазах неблагодарной.

– Нет-нет, я понимаю, – быстро успокаиваю я Марселлу, хотя такая мысль у меня действительно мелькнула.

Тем не менее я разочарована. Я представляла этот разговор иначе – что автор будет в восторге от нашего предложения заключить контракт и с энтузиазмом примется за переработку книги. Вместо этого мне приходится иметь дело с человеком, для которого написанное им очень много значит. Конечно, Марселла рассматривает «Сюжетный поворот» как возможного партнера, но у нее нет (по крайней мере, пока нет) уверенности в том, что после изменений этой книги мы получим наилучший из возможных вариантов. Я это понимаю, ведь нежелание идти на компромиссы с собой иногда важнее, чем желание опубликовать книгу.

Однако возражения Челси против концовки и высказанная мной критика по поводу некоторых мест сюжета и сюжетной линии обоснованны, и мы предлагаем хорошие решения. Но Марселла пока не может себе представить, как она будет в сотрудничестве с кем-то сильно менять свой текст.

Она хотела стать писателем, нашла хорошую идею, с восторгом и волнением печатала на ноутбуке, а потом отправилась на поиски агентства и добилась успеха. Она не рассматривает книгу как проект, тем более как потребительский товар. Это ее ребенок, ее достижение, ее гордость. И она хочет, чтобы родившиеся у нее персонажи и их истории сохранились. Конечно, это можно понять. Но если я начну с ней работать, она увидит, что я не собираюсь подходить к книге как учительница с красным карандашом. Я покажу ей тот взгляд, который ей недоступен, хоть она и писательница, – взгляд со стороны профессионального читателя.

Чтобы не забыть, на чем мы с Марселлой остановились, я создаю файл и вношу туда несколько заметок о разговоре. И пока я этим занимаюсь, Брин возвращает сцену свидания. Я быстро записываю два последних пункта и открываю его письмо.

Наше сотрудничество делает его немного счастливее и меня стоит вернуть? Я трижды перечитала эти фразы, но не нашла никаких других интерпретаций, кроме самых прямых. Однако я уже догадываюсь, что к моему редактированию Брин отнесся менее лестно.

– Помнишь, как мы врезались в грузовик и переворачивались, словно доминошка?

Вайолет улыбнулась мне, но все, о чем я теперь мог вспомнить, – это безупречный изгиб ее губ и те моменты, когда ее взгляд был намного, намного ближе.

Мне не следовало соглашаться на эту встречу. И все же теперь мы сидим в ресторане, ждем, когда у нас примут заказ, и ведем себя так, будто это не было глупой идеей.

         С этого начнется моя гибель.
         

         Впрочем, можно ли вообще погибнуть, если ты уже достиг дна? Возможно ли, что это дно подо мной разойдется и я погружусь еще глубже? Скорее всего, да. Потому что, хотя я сначала и не хотел этого видеть, Вайолет не только с легкостью сломала все мои защитные барьеры, но и смогла перевернуть весь мой мир. Итак, как долго продержится земля под моими ногами, если Вайолет уже привела все в смятение?
         

– Или как мы остановились на клубничном поле?..

– Нет, это я совсем забыл.

Это была откровенная ложь. Я совсем забыл другое – разницу между ее мягкими летом и хрупкими зимой губами на моих губах, нежную кожу ее бедра под моими пальцами и…

– Ной, твой пристальный взгляд становится неприличным.

– Я вижу тебя насквозь.

– Нет, не видишь. Хотя на самом деле таким взглядом можно пронзить насквозь.

У меня на языке вертелось два триллиона вопросов, но все они без исключения казались мне нелепыми, поэтому я решил промолчать.

Однако планы моего рта отличались от планов моего мозга.

– Что, собственно, происходит? Ты пытаешься меня соблазнить, потому что я сейчас одинок и уязвим?

Тьфу. Если бы я задал один из тех двух триллионов вопросов, и то было бы лучше.

Теперь все было наоборот – уже Вайолет уставилась на меня пронзительным взглядом:

– Тебя только это беспокоит? Мы просто зашли поесть.

– И исполнить маленькую миссию «я спасу Ноя»?

         – Я не собираюсь тебя спасать. Постепенно я даже теряю уверенность, что это вообще возможно сделать, даже если бы я и захотела. Но сейчас ты действительно вызываешь жалость.
         

У меня вытянулось лицо, и она рассмеялась:

– Ну, теперь ты больше не считаешь, что я хочу соблазнить тебя, верно?

Мозг у меня явно еще не восстановил свою полную производительность. Поэтому я провел рукой по ее плечу:

– И что же тогда это означает?

Она недоумевающе нахмурилась и посмотрела на свое плечо.

На бретельку, выглядывающую из выреза. Она делала Вайолет невероятно соблазнительной.

Вайолет фыркнула:

– Ты же не думаешь всерьез, что я специально тебе это показала? О, Ной. Все это действительно грустно.

Клио

Кстати, это действительно так. Если ты не будешь осторожен, читатели станут сочувствовать Вайолет и возненавидят Ноя.

Грустно, что я вообще обратил на это внимание. Грустно, что я был разочарован, потому что бретелька бюстгальтера не имела ко мне никакого отношения.

Я встал и больно ударился коленом о ножку стола.

– Спасибо тебе за твою странную, но все же в некотором роде полезную… помощь. Но на этом мы должны остановиться. Это все.

Я собираю свои комментарии в письмо, чтобы не отправлять ему опять всю рукопись с примечаниями на полях. Ну с этим мы готовы – не хватает только одной мелочи. Я беру телефон и немного спускаю блузку, открыв плечо. Становится виден краешек темно-красного бюстгальтера с тонкой кружевной каймой по краям, и я это фотографирую.

Отправляю фото в свой рабочий почтовый ящик, после чего присоединяю его вложенным файлом в письмо Брину.

В момент отправления меня настигает дежавю. Как и после того первого письма, меня прошибает пот, а сердце бьется так быстро, что мне становится почти нехорошо. Что я наделала? Это уже не шутки, я перешла черту.

Ты все время раздвигаешь границы вашего общения, упрекает меня совесть.

На экране всплывает напоминание: через полчаса видеосъемка с Лорном. Кошмар, я совсем забыла!

Он хочет показать мне и другим сотрудникам редакционных команд несколько кратких презентаций нашей текущей рекламной программы. Я спешно пишу три небольших сценария для видеоклипов.

С пятиминутным опозданием я наконец врываюсь в кабинет Лорна и в ужасе прикрываю рот рукой, когда понимаю, что тем самым испортила съемку.

– Простите! Я не думала, что вы еще снимаете!

Мелли пожимает плечами и поправляет длинные волосы:

– Все равно ничего не получилось.

Лорн с выражением крайнего раздражения на лице кладет телефон на стол. Я никогда его таким не видела. Обычно он наше издательское солнышко.

– Лучше я сниму себя сама, – говорит Мелли. – Лорн считает, что я выгляжу напряженной и раздраженной. А это нам не нужно.

Я перевожу взгляд с нее на Лорна и обратно:

– Неужели ты напряжена и раздражена?

– Нисколько.

Она встает и показывает мне место, которое должна теперь занять я.

– Просто не считаю, что сейчас подходящий момент улыбаться, как на рекламе «Хэппи-Мил».

Прежде чем мы с Лорном успеваем возразить, она покидает офис.

– Это была роль «сварливая Мелли»? – осведомляется Лорн.

С моей точки зрения, это была роль «у-меня-проблемы-с-коллегой-Мелли». Только я этого просто не понимаю. Даже если она категорически не хочет давать ему никаких надежд, разве можно вести себя так пренебрежительно?

Хотя кто знает, сколько дублей они сегодня перепробовали, – возможно, ей это было неприятно.

– Вот о чем я хотел тебя еще спросить… – меняет тему Лорн. – Теперь, когда ты покорила сердце Брина, – он поднимает руку, не давая мне возразить, – можешь поговорить с ним насчет соцсетей? Аккаунты с его псевдонимом – вот это будет бомба! Он же нигде не появляется. Конечно, я не могу требовать, чтобы он появлялся на публике, но просто присутствовать в Сети было бы отлично. При таком большом количестве фанатов…

– Боюсь, его отсутствие в публичном издательском пространстве связано с желанием сохранить инкогнито.

Лорн вздыхает:

– Все равно попробуй, ладно?

Я киваю, но думаю, что уже знаю ответ Брина.

А другой, пока неизвестный мне ответ уже ждет меня в компьютере, когда я возвращаюсь со съемок.

Она нахмурилась и посмотрела на плечо. На темно-красный бюстгальтер, видный в вырезе блузки. Это сочетание темного и светлого, чувственное и нежное переплетение кружева и кожи, даже не нужно было, чтобы я нашел Вайолет еще более красивой, чем уже находил. Но оно напомнило мне, насколько она хороша. И от мысли, что у нее под одеждой есть что-то еще, у меня возникло неподобающее желание.

Но в чем-то я хорошо его понимаю и очень благодарна, что его не испугал мой фоторепортаж, и довольна его отлично переписанным кусочком.

Кроме того, сейчас меня гораздо больше волнует другое: он признал мою правоту в отношении Вайолет. Это действительно что-то значит, правда?