Впереди снова долгая неделя ожидания перед новой встречей, но на этот раз все по-другому. Я оставила номер своего мобильного, и Адриан пишет так много и часто, что буквально за короткое время наша с ним переписка становится обширнее, чем с некоторыми моими давними контактами. Мы болтаем по телефону ночами, и его голос звучит у меня в ушах, даже когда мы не разговариваем. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного.
Когда я попросила его рассказать, как он устраивает цифровой детокс, он ответил, что постоянно переписываться или говорить со мной – лучший детокс, который он может представить.
От присутствия Адриана в моей жизни у меня появилось в три раза больше энергии, и я стала по крайней мере в три раза счастливее. Я даже почувствовала такую уверенность в себе, что согласилась с Кейденом и решила пойти на свадьбу – и объявила маме, что приду не одна. Хотя я вовсе не спрашивала, согласен ли Адриан, и почему-то не жду с нетерпением подходящего момента, чтобы у него узнать.
Мы много говорим о писательстве и публикациях и не всегда согласны друг с другом, но я люблю обсуждать с ним все, что связано с книгами. В конце нашего свидания в Оксфорде я дала ему почитать один из моих любимых романов – «Трудно сказать „я тебя люблю“» Джулии Чапел в переводе с немецкого.
Теперь он регулярно присылает мне ее обновления для читателей и цитаты.
Я так и думала, что тема писательства будет ему интересна.
Что мы опять увидимся в пятницу, все это время было вроде негласной договоренности. И только в среду вечером, положив ноги на спинку кресла и прижав телефон к уху, я решаю уточнить:
– У меня выходной, и вечером мне нужно будет сходить с лучшей подругой к врачу, это важно. До этого я совсем свободна.
– Отлично. Однако в будущем нам придется быть еще более осторожными, чем я думал, – говорит Адриан. – Сегодня на улице ко мне снова подошли после долгого перерыва.
– Может, стоит составить список уединенных мест, – шучу я.
– Приходи ко мне домой. Сейчас это самое уединенное место, которое я могу себе представить.
Я сглатываю комок в горле. Иногда я тоже чувствую себя одиноко в квартире, но до того, что слышится в его словах, у меня никогда не доходило.
– Вы с Мэй жили вместе? – интересуюсь я и тут же прикусываю язык.
Он говорит об одиночестве, а я снова спрашиваю о бывшей.
И слышу, как Адриан глубоко вздыхает.
– Прости, можешь не отвечать. Я…
– Все в порядке. Да, мы жили вместе, но не здесь. Дело не в ней. Мое решение никогда и никому не позволять сюда приходить – это, скорее, следствие.
– Но меня ты к себе зовешь.
– В конце концов, ты не просто «кто-нибудь».
Это прозвучало так, будто он сказал: «Ты для меня все».
Как же я хочу, чтобы наконец наступило послезавтра!
– Кстати, я не совсем один, у меня есть кошка. И аквариум с рыбками, которых я назвал в честь своих знакомых.
Меня это почему-то удивляет, я никогда не задумывалась, может ли Адриан держать домашних животных. И я представляю, как он наблюдает через стекло за десятками переливающихся рыбок в лесу колышущихся стеблей и обдумывает книгу. Потом – как он гладит пушистую кошку. А потом – как он ласкает меня. Хм, ладно, не отвлекаться!
– А Клио там тоже есть?
– С недавних пор это второе имя кошки.
– Как здорово. А первое имя какое?
– Рэпонссе.
– Ты чихнул? Будь здоров!
– Это Рапунцель по-французски. Когда я ее взял, ее так звали, наверное, из-за пушистого хвоста.
– Мне больше нравится ее второе имя.
– Мне тоже.
Несколько секунд мы молчим. И я чувствую, что он хочет меня о чем-то спросить.
Адриан откашливается:
– Можно я прочитаю тебе сцену, над которой сегодня работал?
– Очень хочу. Надеюсь, что это…
– Не говори ничего, хорошо? – прерывает он меня.
Я смеюсь, но выполняю его пожелание. Потом он все равно передумает, и мне очень любопытно, зачем ему сейчас нужно мое мнение.
– «Тьма за окном была такой глубокой, что я не мог ничего разглядеть. Взгляд просто отскакивал от стекла, не найдя, на чем остановиться».
Мне нравится, как он читает. Он может записывать аудиокниги или рассказывать сказки. Какое это место в книге? Последняя треть, судя по всему, ведь с первыми двумя мы практически закончили.
– «Завтра все будет как раньше. Я создал себе небольшой оазис, немного времени вне клетки, прутья которой состоят из событий последних нескольких месяцев. Но я не учел, что, путешествуя рядом с водой, все равно можно умирать от жажды».
Адриан делает паузу, и мне очень хочется комментировать его несколько драматичные метафоры, но я сдерживаюсь. Читать кому-то собственный текст, который никто никогда раньше не слышал, – это так интимно. Так что сейчас неподходящий момент для наших словесных перепалок.
– «Когда я услышал, как она встала и двинулась ко мне, я застыл. „У меня есть причины стоять здесь, а не лежать рядом с тобой“, – хотел я сказать, но не смог произнести ни слова, потому что – конечно, конечно! – я хотел, чтобы она ко мне подошла».
Он же не… Я снимаю ноги со спинки кресла и подтягиваю их, обхватив колени левой рукой, будто удерживая себя от чего-то.
– «Я был готов к тому, что она обратится ко мне, но не к ее руке, которая, когда я повернулся, случайно встретилась с моим животом. И не к ее чуть хриплому „Вернись в постель“. Всего этого было слишком много и слишком мало, и то, что она во мне пробуждала, было слишком велико, чтобы суметь это сдержать. Тем не менее я попытался.
Мы снова легли. Она немного повозилась с одеялом, а я притворился спящим и смотрел на нее, очень близко, насколько позволяли мне глаза в такой темноте. Воображение у меня разыгралось именно в таких областях, где я ему запрещал, и я боролся с этим, представив, что в центре кровати высоковольтное ограждение. И руки у меня поджарятся, если я не буду держать их при себе. Внезапно она повернула голову. И прежде чем я это увидел, она была со мной, во мне, и я мысленно уже был внутри нее.
Я лишь произнес ее имя – как мольбу, как проклятие, как признание. Руками я дотянулся до места, где заканчивались ее шорты, и ощутил мурашки на нежной, теплой коже, и от вырвавшегося у нее звука пульс у меня заколотился со скоростью света. Мне не хотелось ее покидать, но я все равно объяснил ей, что должен это сделать, и почувствовал облегчение, когда она меня отговорила. Она прижалась ко мне и в этот момент почувствовала, как сильно я ее хочу.
Я собрал все остатки самообладания, чтобы еще раз произнести ее имя и попробовать бороться с этим, но тут она поцеловала меня. Коротко и словно вопросительно, и я больше не мог. Я просто больше не мог. Так же коротко, но больше отвечая, чем спрашивая, я прижал свои губы к ее губам. А после крошечной паузы поцеловал ее снова, на этот раз с желанием большего.
На вкус она напоминала грезы со свежестью зубной пасты с травами. И гораздо больше, чем только это. Я крепче сжал ее бедра, и легкий стон, которым она ответила, заставил все внутри меня трепетать. Она потянулась рукой к моему сердцу, и почему-то это прикосновение пробудило мысли, которые нарушили мое восторженное помрачение рассудка, – если я не положу этому конец, что это будет для нас означать? Что это сделает с нами обоими? У нас будет момент счастья, но этого будет недостаточно. Сближение с ней причинит больше боли, чем если мы сейчас все это прекратим.
„Это невозможно“, – выдохнул я. Но она всегда знала, как заставить меня передумать. И, несмотря на весь страх, на всю безнадежность, я позволил этому случиться».
Тем временем я переключила телефон на громкую связь и положила его на ногу, чтобы он не услышал, как тяжело я дышу. Прошло несколько секунд, и я понимаю, что, похоже, отрывок закончился.
– Клио? Ты на связи?
Я снова подношу телефон к уху и прижимаю другую руку к груди, чтобы сердце у меня не вырвалось наружу.
– А самый захватывающий момент ты опустил.
Я хотела сказать это шутливым тоном, именно таким, который способен быстро заставить его относиться ко всему иначе, но вместо этого у меня получилось лишь нечто сдавленное и хриплое.
От его короткого низкого смешка сердце у меня опять сильно заколотилось.
– Почему-то я так и думал, что ты скажешь нечто подобное. Но, честно говоря, остальное я никогда не смог бы выразить словами. Это неописуемо.
В голосе у него такая безграничная нежность, что мне снова становится трудно дышать.
– Послезавтра у тебя, – шепчу я.
– А какие есть минусы в работе редактора? – интересуется Лилиан.
В четверг Шеннон, Мелли, Лилиан и я собрались на обеденный перерыв в издательском саду. Мы принесли складные стулья и расселись маленьким кружком, как группа взаимопомощи у психолога.
У Лорна какой-то вебинар, который еще не закончился, и думаю, моя лучшая подруга только поэтому решила составить нам компанию. Но вообще так не может продолжаться; и когда Мелли в пятницу переживет все события со своим коленом, я должна попытаться осторожно с ней поговорить. Из-за предстоящей операции она постоянно напряжена, и шансы на то, что она станет более открытой, наверняка возрастут, когда все будет позади.
– Минусы работы редактора? – Шеннон отпивает глоток какого-то зеленого напитка из стеклянной бутылки. – Есть такие. Иногда авторам приходится отказывать, и вы от этого страдаете, может даже случиться так, что вы сами сказали бы «да», но должны сообщить решение, принятое другими. Кроме того, очень часто вы влюбляетесь в идею или в стиль письма, но остальных это совершенно не убеждает, или рукопись не подходит издательству, или просто неподходящее время для такой книги. Каждый раз это такое огорчение!
– Еще у редактирования на удивление много общего с психологией, – отмечаю я. – Что круто, но это не всегда просто. Работа с творческим человеком может оказаться сложной, если вы не сможете найти друг с другом взаимопонимание.
Мелли бросает на меня взгляд:
– Однако некоторым трудно сохранять профессиональную дистанцию, когда они настолько усердно работают с автором над книгой, что в результате чувствуют с ним эмоциональную близость.
Горчичный соус капает у меня с пальцев, потому что я бессознательно нажала на булочку с лососем и авокадо. Я поспешно хватаю салфетку и спасаю свою ярко-желтую рубашку от похожих по цвету, но тем не менее нежелательных пятен.
– В смысле люди, чьи книги ты читаешь, становятся тебе настолько симпатичны, что уровень общения становится все более дружеским? – уточняет Лилиан.
– Это, скорее, положительный пример. – Мелли снимает одну из своих туфель-балеток и травой слегка щекочет себе пальцы ног. – Но при условии, что из-за этого ты не начнешь воздерживаться от критики текста.
– К счастью для нашей команды, у нас есть Мелли, – говорю я. – Если у тебя возникнут вопросы о профессиональной дистанции при рабочих контактах, можешь доверить ей их решение. Это, можно сказать, тема ее сердца.
Шеннон переводит взгляд с Мелли на меня и обратно.
– Мы сейчас говорим о Лорне? – интересуется она.
Мелли посылает мне убийственный взгляд. Скорее всего, она подумала, что я поделилась с Шеннон подозрениями, будто между ней и Лорном что-то есть.
Но я этого не делала – просто такие мысли наверняка приходят в голову не только мне.
– Нет. – Мелли сдувает муху с руки. – Мы сейчас говорим все это не о конкретных людях.
Ее предыдущие комментарии меня задели, и неспроста – я трачу так много времени на общение с Адрианом и при этом почти ничего не знаю о нем и о его жизни. Во мне опять просыпаются опасения. А если я во что-то вляпаюсь? А если мне очень скоро придется расплачиваться за свои чувства и мне больше никогда не придется сидеть в этом нашем кружке?
Я словно сквозь пелену тумана вижу, как Мелли переходит к более отвлеченным темам и рассказывает Лилиан, как обидно вкладывать столько труда в книгу, которую потом никто не заметит.
– Прости, – говорит она, когда перерыв заканчивается, придержав меня за плечо у двери в зимний сад. – Я не хотела язвить, это просто у меня вырвалось, потому что я беспокоюсь. В конце концов, тебе решать, что ты допускаешь или не допускаешь между вами.
– Все в порядке. Будь ты совершенно спокойна, вот это бы заставило меня поволноваться.
Эти слова вряд ли способствуют спокойствию Мелли. Но ведь так и есть: то, что происходит между Адрианом и мной, не может никого успокоить.
– То, что мы с тобой оказались в одном издательстве, просто невероятно, но нам это удалось. А он может одним ударом все это разрушить, и я просто не понимаю, какой тебе смысл во всем этом.
Я не знаю, что ответить. Из-за Адриана я действительно подвергаю опасности то, что бесконечно много для меня значит.
А Мелли наверняка кажется, что я просто отмахиваюсь от этих проблем. Хотя, наверное, в основном я так и поступаю.
– Поверь, я не собираюсь из-за него покидать издательство. До этого не дойдет, – обещаю я.
Она вздыхает:
– Ты так много ему отдаешь.
В этом она права. Но даже себе не могу объяснить, почему я чувствую, что получаю от него не меньше.