Солнце, казалось, было просеяно сквозь сито. Нежаркое, теплое, ласковое, оно бросало свои лучи на мощеную улицу, по которой они шли. Лето клонилось к осени, но за последнее время Дженни не помнила ни одного дождя. Париж был настолько прекрасен, что она никак не могла поверить, что все же попала сюда.
— Мне кажется, это здесь, — лорд Лукас прочитал адрес на углу дома, — либо я ошибаюсь и тогда мы заблудились.
Дженнифер взглянула на него.
Он был еще слишком худ и бледен, но жизнь вернулась в его тело, что по ее мнению было каким-то чудом. Когда он истекал кровью в Лондонском лектории, ей казалось, что ничего уже не вернуть назад. Доктор не подпускал её к мужу, и Дженни была уверена, что Лукас умер. Но потом сэр Алекс каким-то образом заставил доктора и его ассистентов пропустить Дженни, и она увидела, что глаза лорда Лукаса раскрыты. Синий взгляд казался черным, но он посмотрел на неё и вымученно улыбнулся.
С той секунды началось долгое и страшное время, когда Дженнифер боялась каждого шороха. Она преданно ухаживала за мужем, но сил её было недостаточно. От морального перенапряжения с ней стали случаться истерики, она могла плакать целыми днями, и доктор приказал ей спать ночами, если она хочет выжить ради своего мужа.
Сэр Алекс, видя её полную беспомощность, сам занялся организанизацией лечения своего ученика, а потом появился и мистер Эриксен, и оба они посменно командовали врачами и сиделками. Дженни могла спать как можно больше, как ей советовал доктор, но случилось то, что должно было случиться. От бесконечного нервного напряжения она потеряла ребёнка и сама долгое время с трудом могла встать с постели.
Немного придя в себя, Дженнифер стала спускаться на завтраки с сэром Алексом и мистером Эриксеном, которые оба поселились в их доме. Ей нужно было общество, чтобы перестать постоянно плакать, и она нашла его в компании наставников лорда Лукаса. Те каждый день приносили новые газеты, где были статьи о лорде Лукасе и о мистере Нилсене, который пытался его убить. Лорда Лукаса восхваляли. Несмотря на то, что доклад окончен не был, муж ее сыскал славу первооткрывателя, от чего в дом то и дело приходили репротеры, с которыми с удовольствием беседовал сэр Алекс. Он рассказывал, как обучал лорда Лукаса искусству управления светом, и о том, что ученик, конечно же, превзошёл учителя. Мистера же Нилсена пресса жалела. Они писали статьи о том, как тот жестоко страдал, когда погибла его невеста, влюблённая в юного первооткрывателя, и как он вызывал на дуэль лорда Лукаса, и как жаждал мести за смерть своей невесты.
Сэр Алекс подал документы для получения лордом Лукасом патента на изобретение, но тот, когда немного оправился, только рассмеялся. Репротеры ожидали его выздоровления и в первый же день, когда лорд Лукас смог подняться с постели и спуститься вниз, явились в дом, рассевшись кругом напротив с трудом державшегося прямо лорда Лукаса. Рука его была ещё на перевязи, но он уже стал вставать, ходить по комнате, а в тот день и по дому. Дженни ужасно гордилась им, но требовала, чтобы пресса ушла через полчаса, потому что лорд Лукас был ещё очень слаб.
— Я получил патент, — сказал лорд Лукас, когда ему задали вопрос, — но я продам его научному сообществу. Моё изобретение не может принадлежать мне одному. Это было бы слишком эгоистично. Есть вещи, которые создаются для всего человечества. Как только вы освоите мой метод, ваши газеты расцветут благодаря фотографии. Все желающие, конечно же, смогут запечатлеть мир в любом его проявлении.
Лорд Лукас ещё долго говорил о пользе множественной печати. Речь эта была напечатана полностью. Газеты расходились, как горячие пирожки. Лорд Лукас, виконт Сидал, был самым популярным человеком в Лондоне этой весной. За его выздоровлением следили, за каждым словом его охотились репортеры, а суд над мистером Нилсеном прошёл со всей возможной скоростью. Вскоре мистер Нилсен был осужден за попытку убийства юного первооткрывателя на долгие годы каторги, хотя толпа требовала его крови. Сэр Алекс, которому лорд Лукас передал все свои формулы, первым распечатывал альбомы с заседаний суда, и продавал их всем желающим.
Как хорошо, что все это в прошлом, подумала Дженни.
Только встав на ноги и наконец избавившись от повязок, лорд Лукас первым делом приказал взять билеты на корабль через Ла Манш.
— Все открытия делаются в Париже, — сказал он, — и мы должны ехать туда, потому что только там кипит настоящая научная жизнь.
Дженни кивала. Она была готова ехать за ним куда угодно. Но поездка в Париж была её мечтой!
Город был прекрасен. Дженни не переставала любоваться им, чуть розоватым в лучах солнца. Вещи они оставили в гостинице, и теперь ходили по улицам, разыскивая адрес Мэри и Генри Миллеров. Или Мари и Анри Милле, как было написано на их карточке.
— И все же это здесь, — лорд Лукас взялся за дверной молоточек, — я уверен, Мэри будет нам рада. А Генри представит нужным людям, чтобы в Париже я мог прочесть лекции о своём открытии.
— Люди должны уметь пленять свет, — улыбнулась Дженнифер с любовью смотря на него.
Прошло так немного времени, но она была уверена, что в ней снова бьётся новая жизнь. Она боялась сказать об этом лорду Лукасу, пока не убедится окончательно. Как было бы прекрасно, если бы у них родилась девочка, похожая на Кристину! И мальчик, похожий на лорда Лукаса. И такой же умный.
Дверь распахнулась. Служанка провела их в дом, подтвердив, что месье и мадам Милле живут именно здесь.
— Лукас! — услышали они голос Мэри, — мы ждали тебя! Читали о тебе каждый день! — она обняла его, — я уверена, что теперь все будет хорошо!
Дженни стояла и улыбалась, смотря на брата и сестру. Такие похожие, оба черноволосые, синеглазые, они были рады видеть друг друга. Когда-то они росли в затерянном в горах замке. А встретились с сердце Парижа, города, который их принял и готов был водрузить на голову лорда Лукаса лавровый венец.
— Да, теперь все будет хорошо, — сказала Дженни, — я это точно знаю!