Амелия
Я застываю на пороге палаты, когда этот звук прорезает ночную тишину. Это какой-то нечеловеческий стон, смешанный со скрипом ворот. Пальцы сами собой сжимают склянку с маслом лаванды так крепко, что стекло трещит под давлением.
— Они пришли. Пациенты. Они пришли⁈ — шепчет Марфа, и её тень внезапно становится четче, обретая контуры молодой женщины в старомодном медсестринском переднике.
Я бегу по коридору, и лампы, которые мы только что повесили, начинают раскачиваться, отбрасывая на стены прыгающие тени. Сердце колотится где-то в горле, но это не страх, а скорее странное предвкушение, как перед грозой, когда воздух наполнен электричеством.
Знакомая каменная тропинка и вот мы у ворот. Они вновь распахнуты настежь, хотя я точно помню, что закрывала их.
На пороге, освещённый луной, лежит человек. Нет, это не просто человек. Его плащ с серебряной вышивкой разорван в клочья, а на груди алеет фамильный герб: «дракон, обвивающий меч». Риваль. Как Джонатан. Это кто-то из его рода, но ранее я еще никогда не встречала этого незнакомца.
— Он один из них, — выдыхаю я чуть хрипло, чувствуя, как во рту все мгновенно пересыхает.
Кот вцепляется когтями в мою юбку. Тянет на себя. Я слышу, как ткань слегка трещит под его натиском.
— Может, оставим его умирать? Будет меньше проблем, — шепчет он, но его голос звучит на полном серьезе.
Но я уже опускаюсь на колени рядом с незнакомцем. С трудом переворачиваю его на спину и тут же отшатываюсь. Его живот разорван чем-то когтистым, из раны сочится тёмная, почти чёрная кровь. Но страшнее другое. Края его раны пульсируют и шевелятся, будто заражённые какой-то нечистью.
— Это не обычная рваная рана, — Альберт внезапно появляется над нами. Его прозрачные руки проходят сквозь тело раненого, но он всё равно щурится, как настоящий врач. — Это ранение нанесено ему не в обычном бою. Скорее здесь есть что-то магическое. Возможно, заклинание или отравленный меч, так растерзал его плоть. Это будет разъедать его изнутри, пока он окончательно не….
Я сжимаю кулаки, чувствуя, как по коже бегут мурашки.
— Мы можем ему помочь? Альберт, скажи, что ты знаешь, как можно ему помочь! — мой голос внезапно срывается на крик, против моей воли, а руки начинают подрагивать от охватившего меня ужаса.
Мартин возникает за спиной, заставляя меня вздрогнуть.
— Ой! Он не первый! Помните того купца в далеком прошлом, когда я был еще довольно молод? Мы его еще похоронили под яблоней!
Я смотрю на бледное лицо незнакомца. Высокие скулы, тёмные ресницы, уже влажные от предсмертного пота виски. Ему нет и тридцати лет. Вдруг его веки дёргаются, и мутные глаза фокусируются на мне.
— Ты… — его голос хриплый, будто пропахший дымом. — Ты, Лаврейн… Последняя из…
Он теряет сознание, а я сижу, ошеломлённая, чувствуя, как что-то внутри меня сжимается. Он знает, кто я. Знает мой род.
— Срочно тащим его внутрь! — вдруг говорю я, и мой голос звучит твёрже, чем я чувствую. — Марфа, кипяти воду. Альберт, мне нужны все твои медицинские книги. Кот…
— Я знаю, знаю, — кот вздыхает. — Крапива, зверобой и чёрное масло. Проклятые драконы всегда одинаковые и ничем не отличаются. В том числе и желанием искать приключения на свою…
— Прекрати! — ругаю его, и он тут же закатывает свой единственный нормальный глаз.
Мы несём нашего пациента по коридору. Он безумно тяжёлый, несмотря на худобу. Его кровь сочится сквозь пальцы, оставляя на полу тёмные капли, которые тут же впитываются в дерево, будто больница пьёт их. Когда мы укладываем его на кровать, простыни моментально пропитываются красным.
— Он не выживет. Не жилец. Это же видно, дорогая Амелия, — шепчет Марфа, но её руки уже уверенно режут бинты.
Я смотрю на его рану, которая пульсирует, как живая, и вдруг понимаю, что я не знаю, что делать. Все эти травы, настойки… они для обычных ран. Не для отравленной плоти.
И тогда я слышу голос. Не Альберта, не кота, а чей-то другой, женский. Глубокий и древний, будто само здание говорит со мной:
— Позволь своей крови смешаться с его.
Я даже не успеваю удивиться, потому что мои руки уже движутся сами. Я хватаю скальпель со столика, не понимая, как он здесь оказался, и делаю неглубокий надрез на ладони. Кровь. Моя кровь капает прямо в его рану, и…
Она шипит.
Дым поднимается от плоти, а рана вдруг перестаёт пульсировать. Незнакомец кричит от боли, его тело выгибается. Марфа прижимает его к кровати. Альберт крутится вокруг, не зная, чем может помочь, но я уже вижу, как края раны очищаются, и его кровь… она становится чище.
— Что… что ты сделала, Амелия⁈ — Альберт смотрит на меня с чем-то вроде ужаса. — Он же не жилец. Он должен был погибнуть. Он не мог…
Я смотрю на свою ладонь. Порез уже затягивается, будто его и не было.
— Я… я не знаю.
Кот прыгает на кровать и тычется носом в рану:
— Интересно. Твоя кровь… она что-то помнит или это совпадение?
За окном громыхает гром, хотя небо было ясным. Где-то в глубине больницы падает что-то тяжёлое, а потом раздаётся звук, будто кто-то сорвал огромный засов.
Незнакомец открывает глаза. На этот раз ясные.
— Ты… — он хватает меня за запястье, и его пальцы обжигающе горячие. — Ты должна бежать. Он идёт за тобой. Джонатан… он никогда не оставит тебя.
Сердце пропускает удар.
— Что? — мои руки сжимаются на крепком мужском запястье. Его сердце бьется размеренно, словно он наконец-то расслабился и его больше ничего не беспокоит.
— Бегите, — хрипит он.
— О чем вы говорите? — спрашиваю я, но он уже снова теряет сознание, а за окном, в ночи, раздаётся знакомый рёв разгневанного дракона.