Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную

Глава 19

Амелия

Солнечный свет, пробивающийся сквозь пыльные окна, рисует на полу длинные полосы. Я иду по коридору, чувствуя на спине его взгляд. Джонатан. Он уже неделю как тень следует за мной, но больше не пытается навязать разговор. Между все еще нами искрит и каждый взгляд, каждое случайное прикосновение оставляет на коже жгучий след.

Я заворачиваю в палату. Серафим сидит на кровати, осторожно разминая плечо. Его движения все еще скованы, но уже не такие осторожные, как в первые дни.

— Подай бинт, — сухо говорю я, не глядя в сторону двери, но прекрасно зная, что Джонатан там.

Тишина.

Разворачиваюсь и вижу его — высокого, статного, с привычно сжатыми губами. Он стоит, скрестив руки на груди, и его взгляд… Боже, этот взгляд! В нем столько скрытых эмоций, что мне приходится сделать усилие, чтобы не отвернуться первой.

— Ты все равно стоишь без дела, Джонатан, — звучит резче, чем я планировала.

Он медленно, слишком медленно протягивает руку к полке, берет рулон бинтов и протягивает мне. Наши пальцы едва соприкасаются при передаче, и по моей спине пробегает странная дрожь. Не то от раздражения, не то от чего-то другого, в чем я не готова признаться даже самой себе.

Серафим наблюдает за нами с едва сдерживаемой усмешкой.

— Амелия, а ты всегда была такой… странной? — он ухмыляется.

Я нарочно нажимаю на край его раны, заставляя его шипеть.

— Ой, прости. Нечаянно получилось, — говорю я самым сладким голосом, какой только могу изобразить.

За моей спиной раздается глухой звук — это Джонатан сжал кулаки так сильно, что хрустнули костяшки. Я чувствую, как воздух вокруг нас становится гуще, насыщеннее. Он не говорит ничего, но напряжение между нами можно резать ножом.

Кот, развалившийся на подоконнике, лениво приоткрывает один глаз.

— О-о, какая трогательная сценка! Рыцарь в сияющих доспехах ревнует к собственному брату.

— Кот, замолчи! — бросаю я, разворачивая новый бинт.

— Только представь, — продолжает кот, не обращая внимания на мои слова, — если бы он еще и словами умел выражать свои чувства, как нормальные люди, а не просто ходил за тобой, как мрачная статуя. Хотя… — он делает паузу для драматического эффекта, — возможно, он просто боится, что если откроет рот, то начнет либо кричать, либо… признаваться в чем-то сокровенном.

Джонатан бросает на кота взгляд, от которого даже мне становится не по себе. Но кот только зевает, демонстративно показывая острые клыки, и переворачивается на другой бок, продолжая греться на солнце.

Альберт появляется в дверях, как всегда неожиданно. Его лицо напряжено. Он оглядывает нас всех, словно оценивая степень безумия в комнате, затем осторожно подходит к Джонатану.

— Поговорим? — его голос звучит необычно серьезно.

Тот молча кивает, и они выходят в коридор. Я делаю вид, что полностью поглощена перевязкой, но мои уши буквально напрягаются, пытаясь уловить каждый звук из-за двери.

— Ты не выглядишь счастливым, — тихо говорит Альберт.

— Я не для этого здесь, — отвечает Джонатан, и в его голосе звучит такая усталость, что у меня невольно сжимается сердце.

— Тогда для чего?

Пауза затягивается так долго, что я уже думаю, не ушли ли они. Но затем слышу:

— Я… не узнаю ее, — голос Джонатана звучит глухо, почти сдавленно, словно он говорит сквозь какую-то преграду. — Она другая. Совсем другая. Та Амелия, которую я знал, давно бы сдалась. Простила. Сделала вид, что ничего не было, но эта…

— А ты думал, она останется прежней? После всего, что произошло?

— Нет. Но я… — он обрывается, и снова наступает тишина.

— Сожалеешь? — мягко, но настойчиво спрашивает Альберт.

Сердце вдруг начинает стучать так громко, что мне кажется, его слышно даже через стену. Я задерживаю дыхание.

— Да.

Это простое слово падает, как камень, в тихую воду, вызывая во мне целую бурю противоречивых чувств. Не думая, я выхожу в коридор.

— Значит, сожалеешь? — мой голос звучит резче, чем я планировала.

Джонатан резко оборачивается, и в его глазах мелькает что-то дикое, почти животное. Но через секунду он снова непроницаем, как каменная стена.

— Я хочу, чтобы ты вернулась в замок, — говорит он, и в его голосе появляются нотки, которые я не слышала уже давно. — Там мы сможем поговорить… нормально.

— Нет.

— Амелия… — он делает шаг вперед, и я вижу, как его рука непроизвольно тянется ко мне, но останавливается на полпути.

Альберт неожиданно встает между нами, его обычно добродушное лицо сейчас серьезно, как никогда.

— Прекрати, Джонатан. Силой ничего не решить.

— Она не понимает…

— Она понимает лучше, чем ты думаешь, — перебивает Альберт. — Она сама должна захотеть уйти. Иначе больница… Мы не справимся без нее.

Он замолкает, но я чувствую, о чем он не договаривает.

— Иначе больница навредит ей? Или тебе? — он поднимает подбородок. Смотрит на меня, и в его взгляде — буря.

— Нам надо во всем разобраться.

— Нет, — мой ответ все так же тверд.

— Тогда и я не уйду.

Я фыркаю, скрещивая руки на груди.

— О чем ты вообще говоришь? Со дня на день твой брат окончательно придет в себя, и ты…

— И я останусь, — перебивает он. — Даже если ты хочешь меня прогнать.

Мы смотрим друг на друга — два упрямца, два раненых зверя.

Кот, проходя мимо и как бы невзначай бросает:

— Ну что, кто-нибудь заплачет первым, или будем ждать следующей катастрофы? Могу предложить пару вариантов, как ускорить процесс…

Но на этот раз его язвительные комментарии остаются без ответа. Потому что между нами не просто слова. Не просто обиды и недоверие.

Между нами — целая жизнь, которая могла бы быть… и та, что есть сейчас. И никто из нас не знает, можно ли перекинуть мост через эту пропасть.