Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную

Глава 27

Амелия

Тишина в столовой после его слов становится оглушительной. Даже кот где-то притих. Я смотрю на него, на этого человека, который только что перевернул всё с ног на голову, и не могу издать ни звука. Слова застревают в горле колючим комом.

Сначала накатывает волна чистой, беспримесной ярости. Она знакомая, как старый друг, и гораздо проще, чем тот винегрет из эмоций, что клокочет внутри.

— Не лги мне! — вырывается у меня. Голос хриплый, сдавленный. — Я видела все собственными глазами! Видела ее довольное лицо! Видела твою растерянность! Я слышала каждое слово, которое ты тогда сказал! «Ты мне не нужна». «Ты никто». Это был твой голос, Джонатан. Или хочешь сказать, что мне показалось?

Он не отводит взгляда. Его глаза, обычно такие холодные и недоступные, сейчас полны чего-то сложного и ранимого.

— Я знаю, что ты слышала, — говорит он тихо, и каждый его звук дается с видимым усилием. — Я помню каждое свое слово в тот день, Амелия. Каждое. До последней запятой. Это… невыносимо помнить. Но ты… ты не знаешь и половины того, что было до. Что привело к этим словам.

Мои пальцы впиваются в дерево стола так, что суставы белеют.

— Тогда расскажи! — голос срывается на крик, в котором звенит вся моя наболевшая обида. — Просветите меня, ваша светлость! Что же такого невероятного случилось, что оправдывает твой поступок? Что за волшебная причина заставила тебя разбить мое сердце, унизить меня в самый счастливый день и вышвырнуть из твоей жизни, как надоевшую ветошь?

Он делает глубокий, шумный вдох, будто готовится нырнуть в ледяную воду. Его плечи обычно такие прямые, сутулятся.

— Эмма… Накануне, она попросила меня зайти, — начинает он медленно, с трудом подбирая слова. — Сказала, что хочет показать подарок для тебя. Какое-то фамильное украшение на свадьбу. Я вошел в ее комнату… — он замолкает, взгляд становится отсутствующим. — Я помню, как в нос ударил странный, слишком густой и сладкий запах духов. Не ее обычный аромат. А потом… потом все поплыло. Края зрения помутнели. Я очнулся только на утро, на ее кровати. Раздетый. Рядом с ней. С синяками на шее, которых я не оставлял. С ощущением… липкой, тошнотворной грязи. И с одной единственной мыслью, которая отравляла меня: «я только что предал тебя». Самым низким способом.

Я слушаю, и картина в моей голове начинает трещать по швам, перекраиваться, образуя новый, ужасающий узор.

— Она все подстроила, — продолжает он, и в его тихом голосе проскальзывает сталь. — Рассчитала каждый шаг. Чтобы я оттолкнул тебя. Чтобы ты возненавидела меня. И я… — он сжимает переносицу, и я вижу, как дрожит его рука, — я, величайший идиот, который пошел у нее на поводу. Я подумал… — голос срывается, — что если ты возненавидишь меня, если я сам оттолкну тебя, сделаю это так жестоко, что ты вычеркнешь меня из сердца… то ты уедешь. Найдешь кого-то лучше. Достойнее. Не такого падшего. А я… — он смотрит на меня, и в его взгляде читается пустота, — я просто исчезну. До тех пора пока сам не разберусь во всем случившемся. И это… это будет меньшим злом. Чем быть рядом с тобой и каждым своим взглядом напоминать тебе о том предательстве. Я хотел, найти причину, доказательства, того что все было подстроено, но даже если все действительно так, то это не снимает с меня вины за случившееся. Я все еще тот, кто предал тебя, пусть даже не по своей воле, но… Я виноват, Амелия и не скрываю этого.

Он делает шаг вперед, его руки хватают меня за плечи, но не грубо, а твердо, почти отчаянно, притягивая к себе. Я упираюсь ладонями в его грудь, чувствуя под пальцами мышцы и бешеный стук его сердца.

— Я думал, что смогу забыть тебя, — его шепот обжигает кожу. — Думал, что долг, честь… все это окажется сильнее. Но я не смог, Амелия. Не смог оставить тебя, — его голос окончательно срывается. — Потому что я люблю тебя! Всегда любил! Только тебя! И от того, что я сам оттолкнул тебя, мне не стало ничуть не легче. Я понял, что натворил, и это знание чуть не свело меня с ума!

Я задыхаюсь. От его близости. От запаха его кожи и чего-то неуловимо родного. От эмоций, что бьют от него волной. Его слова крутятся в голове, сталкиваясь с болью, обидой, с той пропастью, что я вырыла между нами.

Сердце разрывается. Оно кричит, требует поверить, простить, забыть все и рухнуть в его объятия. Оно помнит его смех, его прикосновения, то, как его глаза светились, когда он смотрел на меня.

Но разум яростно сопротивляется. Он шепчет о предательстве, о той боли, что не отпускала все эти дни. О ночах, когда я плакала здесь, в этой больнице, чувствуя себя разбитой и никому не нужной. Он напоминает, как легко слова слетают с губ, когда боишься потерять.

— Нет… — это сдавленный стон. — Нет, Джонатан, нет…

Я отталкиваю его. Силой отчаяния и страха снова быть обманутой. Он отпускает меня, отступает, и на его лице появляется не только боль, но и понимание. Он будто ожидал этого.

— Я не могу, — шепчу я, отворачиваясь к окну, чтобы не видеть его глаза. Пальцы впиваются в холодный каменный подоконник. — Я хочу… Боже, как я хочу поверить тебе. Но не могу. Между нами слишком много лжи. Слишком много боли. Я не знаю, кто ты сейчас. И кто я после всего этого.

Я смотрю в окно, не видя ничего. Во дворе, за оградой, замерли его стражники. Неподвижные, как изваяния. Они плотным кольцом окружили больницу, превратили мое убежище в осажденную крепость.

— Забери своих людей, Джонатан, — говорю я тихо, глядя на темнеющий лес. Голос ровный, почти бесстрастный. — Это не темница. Здесь не надо никого сторожить. Я не просила защиты.

— Амелия… — он делает шаг ко мне.

— Я сказала, забери их.

— Тебе грозит опасность, — его голос твердый, без компромиссов. — Реальная. От твоей сестры. Она не простит. Не отступит. Она будет добиваться своего, и нападение на тебя прошлой ночью — прямое тому доказательство. И поэтому пока ты здесь, стражи тоже будут здесь. Я не уйду. И они не уйдут. Это не обсуждается.

Я резко оборачиваюсь. Слезы наконец выступают на глазах.

— Ты что, не понимаешь? — голос дрожит. — Я не могу думать, не могу дышать, когда ты здесь! Каждый твой взгляд — это напоминание! Каждое твое слово — пытка! Ты хочешь защитить меня или замучить до смерти?

Его лицо дрогнуло. В глазах мелькнула растерянность, боль, а затем — решимость.

— Я выбираю между твоей жизнью и твоим комфортом, Амелия. И я выбираю твою жизнь. Даже если ты возненавидишь меня за это еще сильнее. Ненавидь. Это твое право. Но я останусь. Даже если ты будешь прогонять меня каждую секунду. Я не сдвинусь с этого места. И тебе придется к этому привыкнуть.