Джонатан
Я наблюдаю за Амелией. За тем, как ее изящные руки с такой нежностью и аккуратностью меняют повязку моему брату-мерзавцу. Как она обрабатывает его рану.
И не могу понять, как я не замечал этой черты ее характера все это время.
Брат постепенно восстанавливается. Драконья кровь бурлит в его венах, запуская процессы восстановления, но без нее… без ее помощи он давно был бы уже не жилец. И я не знаю даже, хорошо это или плохо.
Вот только в мои планы не входила его смерть, но глядя на Амелию. На то, как она заботится о нем, я невольно начинаю сожалеть, что не подумал об этом раньше.
— Выйди, — ледяной голос Амелии возвращает в реальность. Ее слова как вода в бурной реке посреди зимы. Холодные, заставляющие напрягаться каждую клеточку тела.
— Ты меня прогоняешь?
— А на что ещё это похоже?
— Я не уйду отсюда без своего брата.
— Тогда жди где угодно, но не здесь. Я тебе не доверяю. Кто знает, может, я выйду из палаты и ты завершишь начатое? — шипит она. — Тем более я не хочу тебя видеть после того, как ты… — она не договаривает. Отводит взгляд в сторону. Видно, что борется с собой.
Хочу ей возразить, рассказать, что произошло, но не могу. Потому что сам ещё не до конца разобрался во всем.
— И что ты мне предлагаешь?
— Можешь вернуться завтра и проведать его.
— Исключено.
— Тогда жди на улице. Или тебя и этот вариант не устроит?
Ох, как же она злится! В этом лунном свете ее кожа переливается, а глаза сияют, делая взгляд куда более пронзительным.
— Я буду ждать на улице. Но как только он придет в себя и наберется сил, я заберу его и мы уйдем. Пока что уйдем, Амелия. Но я вернусь и мы поговорим.
— Нам не о чем разговаривать.
— Время покажет, Амелия.
Размашистым шагом покидаю палату своего брата и выхожу в ночную мглу. Холодный дождь, который стучал за окном минуту назад, теперь стекает по моему лицу, смешиваясь с горечью поражения.
Я стою посреди заброшенного сада, окруженного почерневшими от времени оградами, и чувствую, как капли проникают под воротник моего камзола, оставляя ледяные дорожки на коже.
Ночь вокруг настолько темна, что даже мои драконьи глаза с трудом различают очертания старых яблонь, чьи ветви скрипят на ветру, будто насмехаются надо мной.
— Черт возьми! Поверить не могу, что послушался Амелию и вышел на улицу в столь омерзительную погоду, — бормочу я, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони.
Горячее дыхание вырывается из легких белыми клубами пара, растворяющимися в сыром ночном воздухе. Я оборачиваюсь к фасаду больницы. К этому ветхому, но удивительно гордому зданию, которое теперь стало ее убежищем. Окна второго этажа темны, но на первом… там, в угловом окне, едва заметно шевельнулась штора, и я успел заметить тусклый свет свечи на окне.
Она наблюдает за мной.
Амелия.
Моя Амелия, которая всего несколько минут назад выставила меня за дверь с холодным: «Я не хочу тебя видеть». Та самая девушка, которая раньше краснела при моем появлении и опускала глаза, когда я к ней обращался. Теперь она стоит за толщей стекла и старого дерева, наблюдая, как я, наследник рода Риваль, топчусь под дождем у ее порога.
И что самое удивительное. Это вызывает во мне странное восхищение. Ее уверенность, которая появилась так неожиданно. Ее сталь в голосе. Ее бесстрашный взгляд.
Я закрываю глаза, позволяя дождю омывать лицо, и вспоминаю, как она только что перевязывала рану моего брата. Ее пальцы, обычно такие неуверенные за чайным столом, двигались с поразительной точностью. Каждое движение было выверенным, каждое прикосновение аккуратным, но твердым. Она даже не осознавала, как менялся ее голос, когда она отдавала призраку женщины в переднике распоряжения — низкий, спокойный, полный той внутренней силы голос, который я раньше в ней не замечал.
— Черт побери! — снова вырывается у меня, но теперь уже с оттенком гордости.
Кто бы мог подумать, что под этой скромной оболочкой скрывалась такая решимость? Та самая девушка, которая боялась перечить отцу даже в мелочах, теперь запросто выставляет меня, Джонатана Риваля, на ночной холод.
Я делаю шаг вперед, и мои сапоги с хлюпом погружаются в размокшую землю. Где-то в кустах шуршит еж, испуганный моим присутствием. Ветер приносит запах мокрой листвы и далекого дыма.
Я снова поднимаю взгляд к тому окну. Штора уже не шевелится, но я знаю, что она все еще там. Я могу почувствовать ее взгляд, будто легкое прикосновение перышка к моей коже. И мне внезапно до боли хочется увидеть ее лицо. Не то холодное, отвергающее, каким оно было сегодня, а то, настоящее, с теплыми карими глазами, в которых когда-то отражалось…
— Нет! — резко обрываю собственные мысли, с силой выдыхая. Не время для сентиментальностей. Особенно сейчас, когда мой брат лежит там внутри с отравленной раной, а в воздухе витает столько несказанных слов и нераскрытых тайн.
Я машинально касаюсь красной отметины на шее. Подарка от ее «драгоценной» сестрицы в ту ночь. Кожа под пальцами горит, будто это пятно свежее, а не оставленное всего несколько дней назад. Отвращение поднимается по пищеводу горьким комком. Мы еще поговорим об этом. Обязательно. Но не сейчас.
Сейчас я должен оставаться здесь. Под этим проклятым дождем, в этом заброшенном саду. Потому что, несмотря на все ее «уходи», я не могу просто взять и уйти. Не тогда, когда она там, внутри, такая сильная и такая уязвимая одновременно. Не тогда, когда мой брат, мой проклятый, ненавистный, любимый брат, лежит на грани жизни и смерти.
Я делаю вид, что не замечаю ее взгляда в окне, и медленно прохаживаюсь перед больницей, стараясь не обращать внимания на воду, затекающую за воротник. Пусть думает, что я просто жду, когда Серафим окрепнет, чтобы забрать его. Пусть верит, что я здесь только из-за брата.
Но она ошибается. Я здесь не только из-за него, но и из-за нее. Всегда был. Всегда буду.
Даже если сейчас она ненавидит меня. Даже если эти стены между нами кажутся непреодолимыми. Даже если…
Внезапно в окне мелькает движение. На мгновение я вижу ее силуэт. Прямой, гордый, не такой хрупкий, как раньше. Затем штора резко дергается, и окно снова становится темным.
Я не могу сдержать улыбку. Да, она изменилась. Стала сильнее. Жестче. Но в этом порыве, в этом внезапном движении шторы я увидел ту самую Амелию, которая когда-то роняла книги при моем появлении. Ту самую, которая прятала улыбку за рукавом платья, когда я рассказывал глупые истории.
Она все еще там. Просто теперь защищается. И я не могу ее винить за это.
Я поворачиваюсь спиной к больнице и делаю несколько шагов в сторону старой беседки, крыша которой давно обрушилась. Мне нужно дать ей пространство. Нужно, чтобы она почувствовала себя в безопасности. Пусть думает, что я ушел.
Но я останусь здесь. В этом саду. Под этим проклятым дождем. Потому что, в конце концов, драконы известны своим терпением.
А ради нее я готов ждать целую вечность.