Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную

Глава 7

Амелия

Я сижу на подоконнике старой аптеки, перебирая пожелтевшие страницы травника. За окном медленно опускаются сумерки, окрашивая разрушенный сад в лиловые тона. Кот свернулся у меня на коленях, мурлыча, как самовар перед кипением.

— Доктор… — я осторожно переворачиваю хрупкую страницу. — Почему здесь никого нет? Где все… живые?

Альберт, парящий над сушильной камерой для трав, вздыхает так, что его бакенбарды колышутся, как паутина на ветру.

— Когда-то, дитя моё… — его голос звучит, как шорох старых пергаментов, — эти коридоры звенели голосами. В каждой палате лежали пациенты. Мы лечили не только тела, но и души, судьбы, разбитые сердца…

Он указывает прозрачной рукой на стену, где висит групповой портрет. Строгая женщина в белом халате с мерцающей брошкой. Молодой врач с горящими энтузиазмом глазами. Десяток медсестёр, чьи лица теперь едва различимы под слоем пыли. Люди в камзолах и при параде.

— Были ли они… как вы? — я не решаюсь назвать их призраками.

Кот смеётся своим хриплым смехом.

— Хуже, Амелия! Они были администрацией.

Доктор игнорирует шутку кота и с тяжелым вздохом продолжает:

— Мы принимали всех желающих. Богатых и бедных, магов и простолюдинов. Пока не пришла…

Он вдруг замолкает. Его прозрачное горло сжимается, словно кто-то невидимый душит его.

— Чума? — предполагаю я. — Война? — пробую ещё. — Инспекция? — кот съёживается на моих руках. Утыкается мордой в мой живот.

— Изменения, — наконец выдавливает из себя Альберт. — Мир изменился. Люди перестали верить. А то, во что не верят… исчезает.

Я смотрю на свои руки и они начинают слегка светиться в темноте, как фосфор.

— А пациенты? Разве никто больше не приходит к вам за помощью?

— Приходят! Ой, как приходят! В прошлом месяце была молодая пара. Мужчина нёс свою спутницу на руках. У неё начались роды! Они стояли у ворот, стучали… — его голос дрожит. — Но двери не открылись.

— Почему? — я вскакиваю, и кот недовольно падает на пол. — Разве вы могли оставить их там, когда им требовалась помощь?

Доктор парит ко мне. Его глаза полны печали, и сейчас это единственная чёткая часть в размытом облике.

— Посмотри на нас, дитя. Что мы можем? Я не могу даже пульс прощупать, ведь моя рука тут же проходит насквозь. Кот на то и кот, чтобы греть ноги холодными зимними вечерами. А наша медсестра Марфа… — он указывает на тень в углу, которая тут же растворяется. — Она боится собственного отражения уже больше ста лет.

Кот запрыгивает обратно ко мне на колени:

— Мы — эхо. Тени прошлого. Больница жива, но мы… Мы просто её воспоминания.

Я сжимаю травник так, что корешок трещит. В груди что-то клокочет. Это не гнев, не печаль… что-то другое.

— Но я смогла войти. Двери открылись для меня. А потом мой жених. Джонатан. Он тоже был здесь.

Все смолкают. Даже кот перестаёт моргать своим единственным целым глазом.

— Да. Вы вошли, — наконец говорит Альберт. — Впервые за более чем семьдесят лет.

Над нашими головами поднимается вихрь из опавших листьев. Они складываются в странный узор похожий на руну «возрождения», которую я видела в бабушкиных книгах.

Кот тычется мордой мне в ладонь:

— Ты не задала главный вопрос, девочка.

Я знаю, о чём он говорит, но боюсь услышать ответ. Собираю всю свою силу в кулак и дрожащими губами выдыхаю:

— Почему я?

В ответ больница вздыхает. Я слышу, как все двери одновременно распахиваются, свечи в подсвечниках вспыхивают сами собой, а где-то вдалеке начинает играть старая музыкальная шкатулка…

— Тайна остаётся тайной, Амелия, — смеется кот с присущей ему хрипотцой. — Боишься?

— Нет, — честно признаюсь я.

— Тогда тебе стоит начать с малого.

— И с чего же?

Он ловко спрыгивает с моих колен и поднимается по винтовой лестнице. Я молча следую за ним, а оказавшись снова в саду, поворачиваюсь к поросшей плющом больнице.

— Вдохнуть в нее жизнь.