Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную

Глава 43

Джонатан

Я держу ее руку, и это больше не просто прикосновение. Это слияние. Я чувствую, как токи ее силы текут через мою ладонь, смешиваясь с чем-то, что поднимается из глубины моего существа. Не драконья ярость, не холодная сталь долга. Нечто более древнее и основательное. Чувство принадлежности.

Корни.

Серафим прав. Я чувствую их не метафорически, а физически. Тысячи невидимых золотистых нитей, что проросли сквозь подошвы моих сапог, сквозь каменные плиты пола и ушли глубоко в землю. Они привязывают меня к этому месту с силой, против которой бессильны все титулы и наследственные замки. Этот дом, эта больница, эта женщина — мой настоящий престол.

Мы спускаемся в подвал, и наше сияние опережает нас, заливая помещение теплым живым светом. Книга лежит на столе, и я вижу, что пять из семи символов исчезли. Остались всего два: росток, пробивающийся сквозь камень, и пустой круг.

— Надежда и Истинность, — говорит Амелия, ее голос звучит спокойно и уверенно. Она не смотрит на меня с вопросом. Она знает. Мы оба знаем.

Серафим остается на ступенях, завершив свою роль наставника. Теперь он лишь свидетель.

Я подхожу к книге и кладу ладонь на страницу рядом с рукой Амелии. Пергамент теплый, почти живой, под пальцами.

— Они придут, Амелия. Я больше, чем уверен, что твоя сестра уже в пути. Я чувствую это, — говорю я, и это не предсказание, а знание. — Эмма не сдалась. Она собирает свои силы для последнего удара. И это будет не честный бой. Она сделает все, чтобы доказать тебе, что она сильнее. Что она именно та, кто нужна мне, но она ошибается. Потому что единственная, кто когда-либо был мне нужен — ты.

Я говорю это за мгновение до того, как чувствую вспышку темной энергии где-то на границе восприятия. Зов отчаяния от моих стражников у ворот. Затем оглушительный грохот, от которого содрогаются стены больницы.

Они здесь.

Амелия не вздрагивает. Ее пальцы лишь крепче сжимают мои.

— Мы готовы. Оставим печати на потом, а сейчас главное остановить мою сестру. Не позволить ей отыскать артефакт.

Мы поднимаемся наверх, и картина, что предстает перед нами, хуже любых ожиданий. Это не отряд наемников. Это толпа. Десятки людей с пустыми глазами и искаженными лицами, ведомые парой магов. Эмма стоит за ними, ее фигура окутана вихрем из инея и тьмы. Она использует их как живой щит, как пушечное мясо.

— Нельзя жечь беззащитных! — кричит мне один из моих капитанов, отбиваясь от озверевшего фермера с вилами, находящегося под темными чарами моей сестры.

Он прав. Но если мы не остановим их, они сметут нас числом. Я чувствую, как дракон внутри меня рвется наружу, требуя очистить поле боя огнем. Но это будет не победа. Это будет бойня.

Именно в этот момент я чувствую, как рука Амелии выскальзывает из моей. Она делает шаг вперед, навстречу хаосу. Ее сияние разгорается, но теперь оно не золотое. Оно белое. Ослепительно белое, как первый снег или утренняя заря.

— Надежда, — шепчу я, ощущая кончиками пальцев, что именно она чувствует.

Она не атакует. Она не защищается. Она просто… светит. Ее свет обволакивает сражающихся, касается затуманенных сознаний людей Эммы. Я вижу, как один из них опускает топор, его глаза очищаются от наваждения. Затем другой. Третий.

Это не заклинание. Это дар. Дар веры в лучшее, даже когда вокруг ад.

Эмма видит это и впадает в ярость.

— Хватит! — ее крик разрывает воздух, и стена абсолютной тьмы обрушивается на Амелию, пытаясь поглотить ее свет.

Амелия колеблется. Ее белое сияние меркнет под напором чистой ненависти. Ее вера в людей сталкивается с безысходностью, что культивировала ее сестра годами.

И я понимаю, что значит еще одна печать.

Это не про то, чтобы быть честным с другими. Это про то, чтобы быть честным с собой.

Я смотрю на Амелию, на ее напряженное лицо, на свет, что борется с тьмой. И я принимаю самое простое и самое сложное решение в своей жизни.

Я отказываюсь от мести. От гнева. От права считать себя виновником всей ситуации. Я прощаю. Не Эмму. Я прощаю себя. За ту ночь. За свою слепоту. За всю боль, что причинил Амелии.

Я делаю шаг к Амелии и кладу руку ей на плечо. Не чтобы поддержать ее силу. Чтобы отдать свою. Не драконья мощь, а человеческое понимание. Принятие. Любовь.

— Я с тобой, — говорю я, и эти слова становятся ключом.

Наше сияние сливается. Ее белая надежда и мое… мое что? Не золото дракона. Нечто более теплое. Прощение. Принятие. Моя магия.

Белый и золотой свет сплетаются в единый поток и обрушиваются на стену тьмы. Нет взрыва. Нет грохота. Тьма просто… рассыпается. Как песчаный замок под набежавшей волной.

Я вижу, как Эмма застывает с широко раскрытыми глазами, не в силах поверить в происходящее. Ее магия, построенная на ненависти и зависти, не может устоять перед силой, которую мы рождаем вместе.

Она отступает, но свет не уничтожает ее. Он окутывает ее, и в его лучах я вижу… девочку. Испуганную, одинокую девочку, которой всегда казалось, что ее не любят. Не Эмму-монстра, а ребенка, которым она когда-то была.

Ледяная броня вокруг нее тает. Ее колени подкашиваются, и она падает на землю, не в силах больше держаться. Не побежденная, а… опустошенная. Лишенная той ядовитой силы, что питала ее все эти годы.

Я опускаю взгляд на Амелию. Она смотрит на сестру, и в ее глазах нет триумфа. Есть бесконечная печаль и… понимание.

Я чувствую последний щелчок. Тихий, как падение лепестка. Где-то в подвале седьмой символ растворяется, приняв нашу общую истину.

Все семь печатей сняты.

Я обнимаю Амелию, прижимаю ее к себе, чувствуя биение ее сердца в унисон с моим. Мы сделали это. Не силой, не магией. Тем, кем мы стали друг для друга.

Серафим подходит к расплакавшейся Эмме. Его движение не резкое, а скорее уставшее.

— С ней мы разберемся, — говорит он. — Теперь уже по-другому.

Я киваю, не выпуская Амелию из объятий. Путь пройден. Я смотрю в глаза Амелии и вижу в них все, что мне нужно. Между нами больше нет прошлого, а наше настоящее только начинается. И оно принадлежит нам.