Сбежавшая невеста Дракона. Вернуть истинную

Глава 47

Амелия

— Я сейчас! — мой крик еще звенит в воздухе, а ноги уже несут меня прочь от больницы, к темному краю леса. Сердце колотится. В такт ему стучит одна мысль: «Успеть, нужно успеть».

— Леди Амелия, стойте! — один из стражников Джонатана преграждает мне путь. — Нельзя! В лесу небезопасно, мы получили вести. Ваша сестра. Леди Эмма сбежала в сторону леса!

Второй стражник бледно кивает:

— Она может быть где угодно. Это может быть ловушка.

Я замираю, сжимая пустую корзину для трав. Передо мной стоит выбор. Остаться в безопасности, за стенами, которые я только что отстроила, и позволить Лире истечь кровью. Или рискнуть.

Решение приходит мгновенно, рожденное где-то глубже страха.

— Она умрет, если я не принесу травы, — говорю я, и в голосе нет места для возражений. — Я должна достать нужные травы. Следуйте за мной, если должны.

И я пускаюсь вперед. Срываюсь с места, не оглядываясь. Через мгновение слышу за спиной тяжелое дыхание и лязг доспехов. Стражники бегут следом. Они не отстают.

Преследуют меня, зная, что я могу оказаться в опасности, но сейчас в голове только Лира. Только ее здоровье, и если не я, то ее ребенок, муж… они останутся без нее, а я не могу этого допустить.

Лес встречает меня прохладной тенью и гулом тревожной тишины. Птицы не поют. Я знаю каждую тропинку, каждый корень. Мои пальцы сами находят нужные стебли и листья. Кровоостанавливающий тысячелистник, противовоспалительную кору ивы. Я рву их, почти не глядя, и отправляю в корзину. Страх за Лиру придает моим движениям резкую, отточенную скорость.

— Быстрее, леди, — шепчет стражник, его глаза мечутся по теням меж деревьев.

Я наклоняюсь за последним пучком мха, и мир замирает.

Воздух сгущается и становится ледяным. Я слышу, как позади меня раздается короткий, приглушенный стон и звук падающего тела. Металл доспехов глухо стучит о землю. Я не оборачиваюсь. Мне не нужно. Я уже знаю, кто стоит у меня за спиной.

— Сестренка, — голос Эммы плетется по лесу, как ядовитый плющ. — Бегаешь по лесу, как последняя травница. Как низко пала последняя из Лаврейнов. Раньше такие, как мы, не занимались подобным. Даже наша драгоценная бабушка велела ходить за травами тем, кто ниже ее по статусу.

Я медленно выпрямляюсь и поворачиваюсь к ней. Она стоит, вся в синеве и инее, ее пальцы сжаты в кулаки. От нее так и веет холодной и бездонной ненавистью.

— Эмма, — говорю я спокойно. — Пропусти меня. Жизнь невинного человека сейчас зависит от этих трав.

— А наша жизнь от чего зависела? — ее голос срывается на визг. — От твоей святости? От твоего «дара»? Ты всегда была лучше! Бабушка смотрела только на тебя! Сила должна была быть моей! А ты… ты просто стояла и светилась, как глупая свечка!

Я чувствую, как сила внутри меня собирается в плотный, теплый шар. Я не нападу первой. Я помню уроки Серафима. Защита. Только защита.

— Я никогда не хотела тебе зла, Эмма. Я предлагала тебе помощь. Всегда. Если бы не Серафим, то я бы даже не узнала о том, что во мне есть какая-то сила. Не узнала бы об этом артефакте.

— Не знала. Помощь, — она искажается в гримасе. — Твоя помощь — это унижение! Я разрушила твою помолвку тем спектаклем с нашей близостью, потому что не могла видеть, как тебе достается еще и это! Ты не заслужила такой доли! Ты должна была сбежать. И ты сделала это безупречно, но дальше… дальше ты должна была сгнить в этой развалюхе одинокой и забытой! Но нет же! Тебе показалось мало оставаться в тени. Ты решила отнять последнее, что мне осталось. Джонатана. Потом его братца! Боже, сколько же проблем мне доставил его братец. Я думала, что он не выкарабкается после моего нападения, но он оказался из тех счастливчиков, которых удача всегда находит сама. Даже здесь вмешалась ты. А ведь все было идеально! Я почти справилась!

Она вытягивает руку, и из ничего в ее ладони образуется кинжал из черного, нетающего льда. Я знаю, что это. Черная магия. Оружие, которым скорее всего, она ранила Серафима. Та незаживающая рана на его теле, с которой я так долго боролась.

— Но нет. Это не могло закончиться так легко. Ведь тебе всегда везет. Нашелся новый защитник. Нашелся артефакт. Но все заканчивается, Амелия. И твой конец наступит здесь и сейчас. Я избавлюсь от тебя навсегда, и ты больше никогда не встанешь на моем пути. А потом. После того, как Джонатан выдержит траур по твоей утрате, я избавлюсь и от него. Тогда артефакту понадобится новый хозяин. Тот, кто будет в силах справиться с его силой и мощью.

— Ты не сможешь! — перебиваю ее. — Ты не справишься с его силой! Она уничтожит тебя, если ты не та, кого он избрал.

Она взрывается смехом. Истеричным, нервным, от которого по телу бегут мурашки.

— Не смеши! Думаешь, я бы одна смогла все это провернуть?

— И кто стоит за тобой?

— Ох, к сожалению, ты никогда этого не узнаешь, но это тебе и ни к чему. Ты никогда не увидишься с ним.

Я смотрю в ее глаза, которые на секунду затягиваются темной пеленой, и понимаю, что та самая темная сила, тот кто ей помогает… и есть она. Эта тьма внутри нее. Она настолько срослась с ней, что они стали единым целым, а она этого не понимает. Она сошла с ума. Ей нужна помощь.

— Эмма, ты не ведаешь, что творишь. Тебе нужно… — я не успеваю договорить, как она атакует.

Всплеск ледяных осколков, острых, как бритва, летит в меня. Я поднимаю руку, и золотистый щит из чистого тепла вспыхивает передо мной. Лед шипит и испаряется, касаясь его.

— Я не хочу сражаться с тобой! — кричу я, отступая под напором ее ярости.

— А я хочу! — она бросается вперед. Ее кинжал описывает смертоносные дуги.

Второй удар. Третий. Четвертый. Каждый раз мой щит держится, но я чувствую, как он дрожит под напором ее тьмы. Она не просто использует магию воды. Она использует отчаяние, зависть, всю ту горечь, что копила годами.

— Хватит переговоров! — завывает она. — Взгляни, на что способна настоящая сила! Тебе не поможет даже артефакт. Я уничтожу тебя и без его помощи!

Она отскакивает, вскидывает обе руки к небу. Тьма вокруг нее сгущается, поглощая дневной свет. Вихрь из черной воды и льда поднимается с земли, принимая форму гигантского копья.

— Умри! — ее крик словно звук разрывающейся души.

Черное копье обрушивается на меня. И в этот миг я перестаю защищаться. Я не собираю силу для щита. Я думаю о Джонатане. О его руке в моей. О его словах:

«Мое место здесь. С тобой».

Я думаю о Лире, о всех, кто ждет меня в больнице. О бабушке. О больнице, которая стала мне домом.

Я прощаю Эмму. Испуганную девушку, которой не хватило любви.

И из глубины моего сердца, подпитанный силой артефакта и этой новой, безоговорочной любовью, вырывается свет. Не слепящая вспышка, а мягкая, всеобъемлющая волна. Она встречает черное копье, и тьма не взрывается. Она тает. Исчезает. Как будто ее никогда и не было.

Свет окутывает Эмму. Она застывает с широко раскрытыми глазами, в которых нет больше ненависти, лишь пустота и недоумение. Затем лед, который был ее оружием, поворачивается против нее. Он сковывает ее, сжимает, образуя вокруг нее идеальную, прозрачную сферу изо льда. Ее лицо, застывшее в маске поражения, — последнее, что я вижу, прежде чем мир взрывается белизной.

Я падаю. Не на землю, а в бездну света и памяти.

Я вижу бабушку. Она не старая и не молодая. Она суть. Она стоит в подвале больницы, ее руки прижаты к книге Печатей.

— Они близки, — говорит она, и ее голос звучит и в моей голове, и в самом камне. — Темные силы ищут Сердце. Мы должны спрятать его. Но для этого нужно скрыть и само место. Мы должны уйти в тень.

Рядом с ней стоят Альберт и большой рыжий кот. Они смотрят на нее с безграничной преданностью. Они не призраки. Они настоящие. Живые.

— Мы останемся, — говорит Альберт. — Мы будем ждать истинную наследницу. В какой бы форме нам ни пришлось существовать.

Бабушка касается их обоих лбом.

— Благодарю вас, верные друзья. Вы последние хранители света.

И я чувствую, как чары опускаются на больницу. Как жизнь покидает ее стены, оставляя лишь оболочку, призрак. И, как души Альберта и кота, добровольно покидают свои тела, чтобы стать стражами этого места и дождаться меня.

Я открываю глаза. Первое, что я вижу — лицо Джонатана. Его глаза полны такого ужаса и такого облегчения, что у меня перехватывает дыхание. Я лежу на его руках, на краю поляны.

— Ты… ты исчезла, — хрипло говорит он. — Я увидел вспышку и… я думал, я потерял тебя.

Я медленно сажусь. Голова кружится, но на теле ни царапины. Напротив нас, в нескольких шагах, стоит идеальная ледяная сфера. Внутри, как насекомое в янтаре, заточена Эмма.

Я смотрю на свою руку, затем на руку Джонатана. На наших запястьях горят, мягко пульсируя, сложные узоры. Его родовой знак Ривалей и, как я теперь понимаю, знак Лаврейнов.

— Значит, я простила… — шепчу я, глядя на сферу. — По-настоящему.

Джонатан следит за моим взглядом, и его лицо становится строгим.

— С ней будет покончено. На этот раз навсегда.

— Нет, — говорю я, кладя руку ему на плечо. — Не навсегда. Ее нужно не уничтожить, Джонатан. Ее нужно исцелить. Как и эту больницу. Как и нас самих.

Я поднимаюсь, все еще чувствуя слабость, но и новую, несокрушимую силу внутри. Я подхватываю корзину с травами, которая выпала из моих рук во время первой атаки Эммы.

— А сейчас нам нужно спасать жизнь Лиры и остальных.