Часть II ПОСЛЕ 12. МАТЕО

Мне надоело ждать, когда ты меня заметишь.

Эта фраза от Веры стала ударом ниже пояса. Каждый раз, когда я вспоминал прошлую ночь, она поражала меня сильнее всего. А может, это был поцелуй, который чуть не свалил меня с табурета.

Пальцы поднялись, собираясь коснуться моих губ, но я успел прижать руку к боку. Как получилось, что я все еще чувствовал ее губы, мягкие и сладкие, на своих?

Вера. Черт возьми.

Как давно она испытывала ко мне такие чувства? И что, черт возьми, нам теперь делать?

— Доброе утро.

Я подскочил, и обжигающий черный кофе в моей кружке пролился на мою руку.

— Прости, — мама вышла из дома, когда я вытирал ее насухо. — Думала, ты меня услышал.

Я ни черта не мог расслышать из-за громкого голоса Веры в моей голове.

Его любимый цвет — синий.

Он обожает горошек, но только если есть ранч, в который его можно макать.

Почти все, что он покупает для своей дочери — фиолетового цвета.

— Ты рано встал, — сказала мама, присоединившись ко мне у перил на крыльце.

— Да, — я не спал ни минуты и окончательно бросил валяться в постели около трех.

Это утро выдалось экстремальным, но обычно я вставал рано. Как сказала Вера вчера вечером, я был жаворонком, который пил черный кофе и носил коричневые ботинки с черным ремнем, которые, очевидно, не сочетались.

Я оперся предплечьями на верхний поручень и уставился вдаль, потягивая кофе. Это была моя третья чашка. А может, и четвертая.

Деревья и луга были покрыты серебристым инеем. Слой облаков скрывал горы вдали, но солнце уже поднималось. Еще пара часов, и оно взойдет, чтобы сжечь холод.

Я смотрел на горы с самого рассвета, прокручивая в голове все, что Вера сказала прошлой ночью.

Я не твоя сестра.

Нет, она не была моей сестрой. Я никогда не воспринимал ее как сестру. Она была… Верой.

— Как все прошло «У Вилли»? — спросила мама.

Ужасно. Абсолютно чертовски ужасно.

Мама не спала, когда мы вернулись домой прошлой ночью, но в спешке, когда мы собирали спящих детей, укладывали их и грузили в автокресла, она не стала расспрашивать о баре. А если бы и спросила, я бы не знал, что сказать.

Поэтому я поцеловал ее в щеку на ночь и направился в гостевую спальню, где в переносной кроватке спала Алли. Поскольку это был ее день рождения, мы планировали переночевать у мамы с папой, чтобы они могли провести с ней время в ее особенный день.

Не то чтобы у меня было настроение праздновать.

Мне надоело ждать, когда ты меня заметишь.

Я замечал Веру. Причём всегда.

Она была милой. Сильной. Иногда ее волосы растрепывались, и она так раздражалась, что загребала их в хвост с таким остервенением, что мне всегда становилось смешно. Она любила помидоры черри. Я их ненавидел, но всегда думал, что будет странно предложить ей еду со своей тарелки, потому что так поступают пары, а мы не были парой.

— Матео?

— Да?

Она подняла брови.

Точно. Ее вопрос.

— «У Вилли» было… «У Вилли». Было вкусно.

Ее глаза сузились, несомненно, учуяв ложь — мама была ищейкой, когда дело касалось нечестности ее детей. Скоро она узнает всю правду. Ни одна душа в «У Вилли» не пропустила момент, когда Вера поцеловала меня.

О блондинке, которая флиртовала со мной, я забыл, когда попытался побежать вслед за Верой, но Вэнс остановил меня убийственным взглядом, прежде чем я успел выйти на улицу. Он был единственным, кто погнался за ней.

Наверное, это было разумно. Я бы все равно не знал, что сказать.

В тот момент вечеринка умерла быстро. Без машины Лайлы у нас был только один назначенный водитель, поэтому мы втиснулись во внедорожник Мемфис. По дороге на ранчо никто не разговаривал. Ни друг с другом. Ни со мной.

Окна в лофте были темными. Вера не вернулась домой вчера вечером. Должно быть, она осталась у Вэнса и Лайлы. Все ли с ней в было в порядке?

У меня запульсировало в висках. Что за чертовщина. Неужели все знали, что она испытывает ко мне чувства? Или мы все были в неведении?

Мама посмотрела мимо меня на амбар.

— Вера хорошо провела время?

— Не очень.

Она плакала. Я довел ее до слез и не мог перестать видеть, как они текут по ее лицу.

— Что-о-о? — голубые глаза мамы расширились от понимания. — Наконец-то это случилось, не так ли?

Значит, не все были в неведении.

— Ты знала?

— Я годами наблюдала, гадая, заметишь ли ты и когда.

— Спасибо за предупреждение, — мой голос прозвучал резче, чем я предполагал.

— Мне жаль. Я никогда не знала, как сказать тебе. Думала, что это пройдет. Или что, может быть, ты тоже ее заметишь.

— Я замечал ее, мама. Но я не думал… Не знал, что она чувствует, — Вера была права. — Я не видел этого.

Мама положила руку мне на плечо.

— А теперь?

Я сделал длинный выдох, и мое дыхание вылетело белым облаком.

— Теперь прекрасно знаю.

Может быть, я пропустил это из-за Алейны. В центре моего внимания была дочь, и, конечно, я ходил на свидания. Но отношения? Я не хотел их. Не сейчас, когда я все еще пытался понять, как быть отцом-одиночкой. И уж точно не тогда, когда я разбирался со всем, что произошло с Мэдисон.

А может, я не уловил чувств Веры, потому что она была… Верой.

Никто никогда не предостерегал меня. Вэнс никогда не говорил мне держаться на расстоянии. Но были нюансы. На свадьбе Вера выглядела такой красивой, а танец с ней был лучшими пятью минутами вечера. Я хотел держать ее в своих объятиях, пока Вэнс не вмешался.

Каждый раз, когда я предлагал Вере сесть на стул рядом со своим во время семейных обедов, он просил ее сесть рядом с ним.

Без предупреждения. По крайней мере, без словесного.

Но я получал сигнал, громкий и четкий.

Знал ли он, что она чувствует?

Черт. Что, черт возьми, мне теперь делать?

Это была не просто девушка, от которой я мог бы уйти, если бы все развалилось. Вера была частью этой семьи. Трудно было вспомнить жизнь до того, как она появилась в нашей жизни.

Она обладала сдержанным чувством юмора и отпускала тихие шутки, которые никто не ценил по достоинству. Она любила добавлять в кофе молоко и сахар. Она ела картофельное пюре в чистом виде.

Она делала лучший латте в «Кофе у Иденов», даже лучше, чем Лайла. Она смотрела в окно на горы, и это выглядело так, будто она хотела быть где угодно, только не в помещении.

У нее был самый милый смех, уступающий только смеху Алейны.

Она сделала бы все для моих родителей.

Она любила мою дочь.

А также также считала себя сломленной.

Он не будет относиться к тебе, как к сломанной, даже если это так.

Она не была сломлена. Ни разу я не думал, что она была кем-то иным, кроме как сильной. Воином.

— Я не знаю, что думать и что делать, — сказал я маме. Меньше всего мне хотелось причинять Вере боль.

— Эта девочка прошла через ад, Матео.

— Я знаю, — пробормотал я.

— У меня такое чувство, что мы знаем только часть того, что произошло.

Я кивнул.

— Я также думаю.

Мама выпрямилась, повернувшись ко мне лицом и подняв подбородок.

— Я люблю ее, как родную. Ей нужна мать, и беру эту роль на себя.

Вера нуждалась в матери потому, что ее отец задушил мать после убийства ее сестер-близнецов. Затем Кормак Галлагер похитил свою старшую дочь и держал ее далеко в глуши четыре года, пока она наконец не вырвалась на свободу.

Я упустил много деталей из этой истории, но после того как она покинула отца, она появилась на пороге дома Вэнса в Айдахо. Девушка, возвращенная к жизни. Все считали, что она умерла вместе с сестрами.

То, что она пережила за эти годы. Тот кошмар, через который ей пришлось пройти. Сказать, что она прошла через ад, значит преуменьшить.

— Она когда-нибудь говорила об этом? — спросил я.

Мама покачала головой.

— Ни слова. Вначале я задавала вопросы, на которые она не отвечала. Каждый раз, когда я поднимала эту тему, она отмалчивалась. И она никогда не говорит о своем отце.

Этот сукин сын мог бы умереть медленной смертью, мне было все равно.

Кормак пытался убить Лайлу пару лет назад. Она отправилась в поход и наткнулась на него у реки. Этот ублюдок едва не задушил ее до смерти. Было просто чудом, что он передумал убивать и отпустил ее.

Мы все искали Кормака, но он ускользнул. Была ли Вера с ним тогда? Может, она ушла от него из-за того, что он сделал с Лайлой?

Вэнс наверняка знал. Лайла тоже. Но они не говорили об этом, и Вера тоже.

Вера постоянно ходила в походы. Зачем? Она искала своего отца? Что случится, если она его найдет? Сдаст ли она его властям?

— Она красивая, — сказала мама, словно открывая мне секрет.

— Может, я и забывчив, но не слепой.

Вера была красива. Я считал так с самого первого раза, когда она отважилась на семейный ужин. Будь это какая-то другая девушка, и я бы беззастенчиво бегал за ней.

Вот только она была Верой. Когда она переехала в Куинси, ей меньше всего нужен был мужчина, пускающий по ней слюни. Поэтому я просто был рядом с ней как друг. Те несколько раз, когда я с ней флиртовал, она не отвечала флиртом. Разве что…

Вера ведь знала, что я флиртовал, верно?

Я потер челюсть, щетина царапала ладонь.

— Ну и бардак.

— Ты разберешься во всем.

— Хотел бы я иметь твою уверенность, — пробормотал я.

— Я люблю тебя, Матео. И я люблю Веру. Что бы ни случилось, просто будь нежен с ее сердцем, — она повернулась и направилась в дом, оставив меня одного на холодном крыльце.

Будь нежен с ее сердцем.

— Черт. Что я делаю? — я провел рукой по волосам, когда крошечный голосок раздался из радионяни в кармане моих джинсов.

— Папа.

Я вылил остатки кофе на перила крыльца, разбрызгав его по замерзшему гравию, и пошел в спальню для гостей. Как только я открыл дверь, в воздух протянулась пара маленьких ручек.

Я подхватил Алейну и прижал ее к груди.

— С днем рождения, росточек.

Алли уткнулась лицом мне в шею.

— Ты хорошо спала? — я поцеловал ее темные волосы и наклонился, чтобы достать из кроватки ее плюшевого единорога.

Это был подарок Веры, без которого Алли редко обходилась.

Алли любила Веру. Вера любила Алли. Это было так же очевидно, как полнолуние в безоблачную ночь. И я это видел. Так почему же, черт возьми, я не замечал чувств Веры ко мне?

Мама сказала, что наблюдала за этим годами. Значит, это было с самого начала.

Если бы я не был так поглощен Алейной, я бы тоже заметил? И что бы я предпринял?

Мой желудок сжался в комок от осознания того, что именно я бы сделал. Тот мужчина, которым я был до появления дочери, не был тем, кем я являюсь сейчас.

Я бы затащил ее в постель. В какой-то момент я бы все испортил, и в итоге разбил бы ей сердце.

Забавно, что рождение дочери заставило тебя по-другому относиться к женщине, с которой ты встречался. О том, какого мужчину я хотел бы видеть для Алейны когда-нибудь в далеком-далеком будущем.

Ни одна из женщин, с которыми я встречался за последние два года, не была достаточно хороша, чтобы даже познакомиться с Алли. Я не планировал ничего делать с той блондинкой в баре, кроме как разделить с ней выпивку и позволить ей немного пофлиртовать со мной. Я всегда планировал возвращаться домой один.

Я возвращался домой один уже два года.

Вчера вечером Вера сказала той блондинке, что у меня хорошие способности к математике. Да, я был хорош в математике. Но в данный момент я бы предпочел научиться понимать женщин.

Особенно Веру Галлагер.

— Иди, — Алли указала на дверь. Ей было наплевать на мой внутренний кризис. Она хотела покинуть кроватку.

Постель была в беспорядке от моих метаний, но я проигнорировал это, решив прибраться позже, и направился на кухню.

— А вот и моя именинница, — мама протянула руки к Алли.

Алли лишь крепче прижалась к моей шее, ее ручка сжимала моё термобелье.

— Папа.

По утрам она была моей девочкой.

— Бу, — надулась мама, притворяясь обиженной. — А что, если бы я испекла блинчики? Ты бы тогда хотела ко мне на ручки больше, чем к папе?

Алли обожала мамины блинчики.

— Это должно помочь, — я выдавил из себя улыбку и скользнул на табурет у островка.

Мама занялась завтраком, и я напряг слух, чтобы не слышать звяканья сковородок и шкварчание бекона.

Если повезет, Вера скоро вернется домой, и мы сможем поговорить. Не то чтобы я имел хоть какое-то представление о том, что говорить.

Может быть, после четвертой или пятой чашки кофе я соображу.

Папа присоединился к нам через несколько минут, похлопав меня по плечу, по пути поцеловав маму. Он наполнил кружку кофе и долил в мою, а затем поиграл с Алейной в «Ку-ку»

Я как раз сажал ее в стульчик для кормления, когда снаружи послышался хруст гравия.

— Скоро вернусь, — я почувствовал мамин взгляд на своей спине, когда выбегал из дома.

Когда я открыл дверь, машина Лайлы была припаркована рядом с амбаром. Вчера вечером она ничего мне не сказала. Она просто сидела в среднем ряду внедорожника Мемфис с озабоченной складкой между бровями.

Если бы Лайла знала о влюбленности Веры, разве она бы не сказала мне?

Мама, может, и не рассказала бы, но остальные…

Лайла бы так не поступила со мной, верно? Талия или Элоиза тоже. И я должен был верить, что мои братья также.

Я трусцой спустился по ступенькам и направился к амбару, когда дверь со стороны пассажира открылась и из нее вышла Вера.

Она что-то сказала Лайле, а затем закрыла дверь.

Лайла дала задний ход, отъезжая от амбара, и остановилась, увидев меня, но я продолжал идти. Поэтому она продолжила вести машину.

— Вера, — я пробежал несколько шагов, пока она шла к боковому входу в амбар. — Подожди.

Свежий воздух всегда прочищал мне мозги. Он делал меня более находчивым. Может быть, если мы поговорим на улице, я придумаю, что сказать. Как все исправить.

При звуке моего голоса Вера замерла. Ее рука зависла в воздухе над дверной ручкой. Потребовалось три моих длинных шага, прежде чем она наконец повернулась ко мне лицом.

Выглядела она просто ужасно. На ее щеках не было румянца. В ее красивых карих глазах не было блеска. Она выглядела холодной, как утренний воздух.

В этом была полностью моя вина.

Я остановился перед ней, грудь вздымалась, пока она смотрела мимо моего плеча. Звук машины Лайлы затих вдали.

Ветерок подхватил прядь рыжих волос Веры и разметал ее по лицу. Прядь коснулась ее мягких розовых губ. Обычно ее щеки были такого же розового оттенка, но сегодня ее кожа имела бледность. Фиолетовые круги под глазами говорили о том, что прошлой ночью мы, вероятно, не могли спать одинаково долго.

Она была одета в черные леггинсы, которые обтягивали ее подтянутые ноги. Толстовка с логотипом «Кофе у Иденов», скорее всего, была позаимствована из шкафа Лайлы. Она висела на ее стройной фигуре. Она выглядела… маленькой. Слишком маленькой. Как будто часть ее тела испарилась.

Мои руки слегка приподнялись, движение было неосознанным, как будто конечности знали, что ее нужно обнять, еще до того, как это прозвучало в моей голове. Но я опустил их по бокам, мои мышцы напряглись.

Она не хотела, чтобы я прикасался к ней, не после прошлой ночи.

Ее глаза на секунду встретились с моими, прежде чем взгляд метнулся на землю.

— Может, не будем делать этого сегодня?

Ее голос. Он был таким же холодным и безжизненным, как и ее глаза.

— Ты не сломлена, — это было не то место, с которого следовало начинать. Извинения или что-то еще было бы лучше. — Все, что ты сказала прошлой ночью, было правдой. Кроме этого. Это единственное, в чем ты ошиблась.

Вера обхватила себя руками за талию, ее плечи подались вперед.

— Ты самая смелая девушка, которую я когда-либо встречал, Вера. Ты не сломлена. Когда я думаю о твоей силе… если Алли получит хотя бы часть ее, когда вырастет, я буду благодарен.

Она зажмурила глаза, ее подбородок дрожал.

— Пожалуйста, Матео.

Обычно мне нравилось, как она произносит мое имя. Но этот пустой голос. Я бы сделал все, что угодно, лишь бы это прекратилось.

Я открыл рот, чтобы извиниться, но ничего не вышло. Если бы я сказал, что мне жаль, это прозвучало бы как отказ. Я не отвергал Веру.

Я не знал, что делаю, но знал, чего не делаю.

Она стояла с закрытыми глазами, а ветер играл с ее волосами. Утренний свет осветил россыпь веснушек на ее носу.

Она была прекрасна. Вера обладала красотой, которую не упустит ни одна душа.

— Поцелуешь от меня Алли на день рождения? — спросила она.

Грустная. Усталая. Смущенная. Но она все равно помнила о дне рождении Алли.

Потому что Вера любила мою дочь. Моя дочь любила Веру. Это что-то значило. Это значило все.

Мне надоело ждать, когда ты меня заметишь.

Что-то сдвинулось у меня под ногами, как движущийся песок. В груди, в голове все перестроилось. Это было похоже на тасование колоды карт.

Это было раньше. Это было после.

Загрузка...