Соболиная Вершина

9. ВЕРА

Ноябрь

День благодарения. Любимый праздник отца.

Будет ли он сегодня есть индейку? В прошлом году он убил одну, чтобы приготовить ее на костре. Знал ли он вообще, что сегодня День благодарения?

Дни, месяцы и годы, как правило, сливаются воедино, когда живешь без телефонов, календарей, работы или расписания. Но папа всегда следил за датой по своим автоматическим часам. Что, если бы они перестали работать? Что, если бы он решил, что следить за временем бессмысленно? Знал ли он, сколько времени прошло с тех пор, как я уехала?

Я уже больше года не видела отца.

В тот день, когда я уехала, он сказал, что любит меня. «Никогда не забывай, как сильно я тебя люблю». Когда я спросила, увижу ли я его снова, он ответил: — Конечно.

Это ведь было обещание, верно? Папа выполнял свои обещания.

Где он был? Я провела весну, лето и осень в горах недалеко от Куинси. Я постоянно искала хоть какой-то знак.

Либо их не было. Либо…

Он был жив. Он жив.

— Вера? — пальцы Лайлы коснулись моего запястья.

Я вздрогнула от неожиданности, и вилка с грохотом упала на тарелку.

— Ты в порядке? — ее брови сошлись вместе.

— Все хорошо, — я выдавила улыбку и взяла вилку. — Просто я очень наелась. Ужин был восхитительным.

Она не купилась на это и Вэнс тоже.

Он протянул руку через спинку ее стула к моему и положил руку мне на плечо.

Я наколола последний кусочек индейки на своей тарелке и отправила его в рот, улыбаясь, пока жевала.

Вэнс и Лайла переглянулись — они знали, что моя улыбка была фальшивой, но не стали настаивать на этом, ведь вокруг обеденного стола Иденов столпилось столько людей.

Было несправедливо, что я здесь, разделяю пир с этой прекрасной семьей, а папа один. Потому что я оставила его одного.

А меня окружали Идены.

Было так много пересекающихся разговоров, что я не могла за ними уследить. А может, у меня просто не было настроения пытаться.

Единственный голос, который я никогда не пропускала, был голос Матео.

Он сидел прямо напротив меня за столом, хотя его стул был повернут под углом, чтобы он мог кормить Алейну.

Я пожалела, что не села рядом с ним. Он уже выдвигал для меня стул, предлагая его. Но потом Вэнс велел мне обойти стол и сесть рядом с Лайлой.

В любом случае мне следовало занять стул рядом с Матео. Если бы я сидела рядом с ним, я бы так беспокоилась о том, чтобы сказать правильные слова, сделать правильные поступки, что даже не стала бы думать о папе. Я была бы слишком занята тем, чтобы не показаться смешной, когда предлагала бы забрать помидоры из салата Матео.

Он ненавидел сырые помидоры. Приготовленные — вполне. Кетчуп был его любимым соусом, и он обожал соус маринара. Но он скривил губы при виде помидоров черри, которые Энн нарезала для зеленого салата.

Я любила помидоры любого размера, формы и вида.

Но я не предложила забрать их, так как сидела слишком далеко.

Мы никогда не сидели рядом друг с другом. Но почему? Из-за высокого детского стульчика? Несмотря на то что Энн предложила покормить Алейну сегодня вечером, он настоял на том, чтобы сделать это самому.

Он был не просто хорошим, а отличным отцом. Он любил эту девочку всем сердцем.

Трудно было перестать влюбляться в Матео Идена. Невозможно, на самом деле.

Последние три месяца я делала все возможное, чтобы забыть о том свадебном танце. Чтобы прогнать эти чувства и забыть о нем. Я даже сходила на одно — и только — свидание.

Парень был постоянным посетителем кофейни. Он появился на тридцать минут позже того времени, на которое мы договорились встретиться в «Костяшках», а после того как мы поели, сказал, что забыл бумажник, и мне пришлось платить.

Разве влюбиться в хорошего человека, прекрасного отца — не лучше ли? Даже если он не знал о моих чувствах? Конечно. В какой-то степени.

Возможно, Матео всегда будет видеть во мне только сестру и друга. Может быть, я даже смирюсь с этим.

Если быть честной с собой, то я была не готова к отношениям. Мне нужно было сделать больше маленьких шагов. Больше прыжков. Я все еще открывала для себя, что мне нравится, а что нет.

Поэтому, пока я работала над собой, я хранила его в своем сердце. Он был бы моим солнечным лучом, отгоняющим дождь.

— Бззз, — он издал звук самолета, когда ложка со сладким картофелем пролетела над подносом Алли.

Наблюдать за ними вместе было захватывающе интересно. Наблюдать, как эта связь становится все крепче и крепче. С каждым днем он, казалось, все больше и больше влюблялся в свою дочь. И любовь была взаимной.

Голубые глаза Алейны заблестели, когда она широко раскрыла рот, чтобы взять ложку-самолетик.

Я улыбнулась, и это была первая настоящая улыбка за весь ужин.

Алли дрыгала своими пухлыми ножками, отщипывая маленькими пальчиками стручковую фасоль и запихивая ее в рот. Ее слюнявчик со словами «Кулдык-кулдык» в честь индейки был измазан картофельным пюре. Немного было даже у нее в волосах.

Матео использовал ложку, чтобы вытереть ее подбородок.

— Ты в полном беспорядке, Росточек.

Он начал называть ее Ростком вскоре после свадьбы Вэнса и Лайлы. Впервые я услышала его за семейным ужином за этим самым столом, и мне пришлось уйти в ванную, чтобы скрыть слезы.

Через две минуты Вэнс улизнул, чтобы проведать меня.

Папа называл Элси — Ростком, а Хэдли — Мармеладкой.

Вэнс предложил поговорить с Матео и попросить его выбрать другое прозвище. Но я сказала ему, чтобы он оставил все как есть. Моей сестре понравилось бы иметь общее прозвище с Алейной.

А поскольку я не хотела, чтобы Хэдли осталась в стороне, я стала называть Алли — Мармеладкой.

Иногда это было не так больно. Иногда больнее.

Сегодня… сегодня был плохой вечер.

Я скучала по своим сестрам.

Я скучала по отцу.

Мне не нравился День благодарения.