Соболиная Вершина

33. МАТЕО

— Папа! Нет! — Алли вырывалась и кричала.

— Мам! — крикнул я.

Мама уже протягивала руки, чтобы забрать Алли.

— Я держу её.

Я передал ей свою дочь, а затем бросился за Верой. Но в мокрых шлёпанцах догнать её было невозможно. Я сбросил обувь и рванул к своей палатке, схватив кроссовки, которые были на мне раньше. Пока я натягивал их, Веры уже и след простыл.

— Чёрт.

Но Вэнс погнался за ней. Я заметил его, прежде чем он исчез за кучей деревьев. Фостер, Джаспер и отец бежали за ним по пятам. Гриффин и Нокс, которые даже не стали переобуваться, присоединились к погоне.

Я обогнал их всех и, не говоря ни слова, помчался за ней.

Когда я нагнал Вэнса, с горящими лёгкими и ногами, он просто указал вперёд, туда, где вдали мелькнуло красно-оранжевое пятно.

— Вера!

Она не отреагировала и продолжала бежать — быстрее, чем я когда-либо видел. Будто если она будет достаточно быстрой, то сможет убежать от прошлого.

Она бежала.

И дал ей эту возможность.

Но теперь она больше не бежала одна.

Я заставил своё тело двигаться быстрее, сильнее, и когда я наконец догнал её, я не стал останавливать. Всем нутром хотел схватить её и покончить с этим, но она ещё не была готова. Ей нужно было бежать.

Поэтому я просто следовал за ней, держась в одном темпе.

Она бежала.

А я следовал за ней.

Когда её шаги замедлились, я был весь в поту и едва дышал. Бег перешёл в трусцу, затем в шаг. Наконец, она закрыла лицо руками, и стон, вырвавшийся из её ладоней, пронзил моё сердце.

— Персик, — я обнял её, прижимая к себе.

— Отпусти меня, — она всхлипнула и попыталась вырваться.

Я обнял её крепче.

— Я люблю тебя.

Она снова пыталась бороться, извиваясь и дёргаясь, стараясь выскользнуть. Пусть борется сколько хочет.

Ни за что не собирался её отпускать.

— Я держу тебя.

Её плечи затряслись, и сопротивление покинуло её тело.

— Я люблю тебя, — больше ничего не имело значения. В самые тяжёлые дни её жизни я был рядом, чтобы напомнить, как сильно я её люблю.

— Матео, — она снова всхлипнула и обмякла в моих руках.

— Я рядом и не отпущу тебя.

— Больно, — она плакала, не останавливаясь, и её слёзы разрывали меня на части.

— Знаю, милая, — я держал её ещё крепче, с комом в горле. Её боль. Моя боль.

— Она открыта.

— Что открыто?

Она заплакала ещё сильнее.

— Коробка. Она открыта, и это так больно.

О Боже. Это убивало её. Слишком долго она держала всё в себе.

— Выпусти это наружу.

— Я не м-мо-гу.

— Можешь, — я уткнулся носом в её волосы. — Отдай мне свою боль.

— Она убила их, — её тело обмякло, и я развернул её к себе, прижал к плечу и опустился вместе с ней на колени. — Она убила их. Хэдли и Элси. Убила моих сестёр. И пыталась убить меня.

Её мать.

Я это предполагал, но услышать это из её уст было всё равно что плетью полоснуть по голой спине, разрывая плоть до костей.

Это был первый раз, когда она говорила правду? Она ведь никому раньше этого не рассказывала, правда? Просто закрыла это в себе. Бежала от правды.

Боль и ярость вспыхнули в моей крови, превращая её в дикое пламя, но я даже не шелохнулся. Я держал Веру в своих объятиях, зная, что всё только начинается.

Прошло какое-то время, прежде чем её слёзы прекратились. Лес жил своей жизнью, не замечая важности этого момента. Птицы порхали и щебетали. Деревья качались, а сосновые шишки стукались о ветки, падая вниз.

А я просто держал Веру, чувствуя, как кто-то смотрит мне в спину.

Отец. Мои братья. Они не подходили, оставляя нам это мгновение. Но они были рядом, готовые помочь, когда придёт время поднимать её с земли.

— Я была в команде по плаванию, — прошептала Вера, голос сорвался. — Я хорошо плавала. Мы жили на озере. У нас была лодка. Папа учил нас кататься на водных лыжах. И он отвозил нас в тихое место, где мы могли нырять и плавать.

Озеро. Вот что стало триггером. Она увидела Алли в озере.

Озеро, как то, где она жила. Где утонули её сёстры.

Чёрт. Почему я об этом не подумал?

— Прости. Я так чертовски сожалею, Вера. Мне не следовало привозить тебя сюда, — мне нужно было взглянуть на это озеро сразу, как мы приехали, и свернуть этот поход к чёрту.

Она прижалась ко мне ещё крепче, словно если бы она смогла забраться мне в грудь, то всё бы исчезло.

Если бы я мог забрать её боль, я бы сделал это в одно мгновение.

— Она странно себя вела, когда мы вернулись из школы в тот день.

Она. Не мама. Она.

— Я никогда раньше не видела никого в таком состоянии. Я не дружила с ребятами, которые курили травку, но видела их под кайфом. Это было не то. Это было больше, чем просто марихуана. И это было хуже, чем просто напиться, но я не понимала, не разбиралась. Я не пила. Никогда. Не только потому, что папа был копом и учил нас ответственности, но и потому, что я не любила попадать в неприятности.

Хорошая девочка. Моя хорошая девочка.

Я ненавидел её мать за то, что она заставила её пройти через это. Я ненавидел её отца за то, что он позволил этому гноиться. Шесть грёбаных лет это жило внутри неё, и она справлялась с этим совсем одна.

— Она пила вино, — Вера вздрогнула, пока старые раны снова вскрывались. — В четыре часа дня. Я подумала, что она просто пьяна. Она не пила так. По крайней мере, обычно. Но с ней что-то было не так. Два раза я приходила домой, и она была пьяна. Не так, чтобы заплетался язык или в отключке, но как будто… с похмелья. Я пыталась скрыть это от Хэдли и Элси.

Может быть, её мать начинала пить сразу после того, как дети уходили в школу. А к их возвращению успевала протрезветь. Или к моменту, когда домой приходил Кормак — взрослый, который знал, как выглядят пьяные и обдолбанные люди.

— Я не сказала папе, — её голос дрогнул. — Почему я не сказала папе?

Вина, с которой был задан этот вопрос, была такой же невыносимой, как и её боль.

— Это не твоя вина.

— Я должна была ему сказать. Раньше.

До того, как ее мать совершила попытку убийства.

— Папа был на каком-то собрании тренеров в школе, — сказала она. — Обучение по предотвращению сотрясений мозга, кажется, для волонтёров. Она вела себя странно, поэтому я сказала Хэдли и Элси пойти наверх и делать уроки, пока он не вернётся. Была гроза. Было громко, и дождь хлестал очень сильно.

Я был прав. Поэтому она испугалась той ночи, когда была гроза несколько недель назад. Потому что в тот день тоже она была.

— Она впадала в панику. Каждый раз, когда гремел гром, она начинала рвать на себе волосы и разговаривать сама с собой. Это меня пугало. Каждый раз, когда я пыталась с ней заговорить, успокоить, она смотрела на меня, как на незнакомку. Она даже не понимала, что я её дочь. Я уже хотела позвонить папе и попросить его вернуться домой, но тут она закричала. Так громко, Матео. Мне пришлось закрыть уши.

Чёрт возьми. Её мать окончательно сорвалась, и она была вынуждена это видеть.

— Она выбежала на улицу. Прямо в шторм. Ещё было рано. Серо. Гроза заслонила солнце, но ещё не стемнело. Она побежала к пристани и залезла в лодку, отвязывая её, пока я не успела её остановить. Я пыталась заставить её остановиться. Мы все пытались.

Тело Веры начало дрожать, и она прижалась ко мне ещё крепче.

Я гладил ее по волосам, прижимая к себе так крепко, что мышцы затекли. Они будут болеть, когда я, наконец, отпущу.

— Я бы отдала всё, чтобы вернуться в тот момент, — новый поток слёз намочил мою кожу. — Я бы сделала всё, чтобы удержать своих сестёр от этой лодки.

— Мне жаль, — прошептал я.

— Она рванула с места. Так резко, что меня швырнуло вниз. Элси чуть не упала за борт, но Хэдли успела её поймать. Волны были… огромные. Вода всё лилась в лодку, хлестала через борт, а она совсем потеряла контроль, двигалась всё быстрее и петляла из стороны в сторону. Я наконец смогла подняться на ноги и оттащить её от руля. Хотела отвезти нас домой, но тут она сказала что-то про уроки плавания. Я не поняла.

Вера отстранилась от моей груди, глядя на меня с таким сожалением в своих прекрасных глазах, что мне хотелось закричать.

Это было нечестно. Она не должна была через это пройти. Это было чертовски нечестно.

— Уроки плавания?

Она кивнула, её подбородок дрожал.

— Она схватила Хэдли за руку и подтолкнула к краю лодки. Волна сильно качнула нас, и моя сестра просто… исчезла.

Я закрыл глаза.

— Господи.

— Я прыгнула за ней, и вода была такой холодной. Дышать было тяжело, и мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя. Но я плыла к Хэдли так быстро, как только могла, пытаясь держать голову над волнами. Они были слишком большие. Вода была слишком холодной. Я обернулась посмотреть на лодку, но Элси уже не было. Я собиралась вернуться и найти её тоже, но она уехала. Она… оставила нас, — её лицо исказилось от боли. — Бросила нас.

Сидя у меня на коленях, свернувшись в моих объятиях, Вера развалилась на части.

Рыдания, сотрясавшие её грудь, трясли всё её тело. Они не прекращались. Каждый раз, когда мне казалось, что всё, поднималась новая волна, и боль начиналась заново.

Такой же была и та ночь? Волна за волной, тянувшая её на дно.

— Я потеряла их, — всхлипнула она, вцепившись в меня. — Я потеряла их, Матео. Не смогла найти Хэдли. Пыталась найти Элси, но её тоже не было. Я потеряла их.

— Это не твоя вина, Вера.

— Я должна была их найти. Я была старшей сестрой, занималась плаванием, и это была моя ответственность — спасти их.

— Посмотри на меня, — я взял её лицо в ладони и оторвал от своего плеча. — Ты не теряла их.

Она зажмурилась.

— Я их оставила. Думала, что они поплывут домой, и когда я не видела их, то поплыла туда сама. Сняла обувь, потому что в ней плыть тяжело. Наверное, они не догадались снять обувь, правда?

— Не знаю, дорогая, — я поцеловал её в лоб и стер слёзы большими пальцами.

Чёрт тебя побери, Нора Галлагер. За то, что ты сделала со своей дочерью, я надеялся, что тебя упрятали в особенно жаркий угол ада.

— Я думала, что найду их, — всхлипнула Вера. — Стояла на причале несколько часов, вся промокшая под дождём, и ждала, что они доберутся. Лодка исчезла. Я подумала, что она могла утопить ее. Я хотела, чтобы она утонула.

Чтобы она утонула вместе с ней.

— А потом появился папа. Он был насквозь мокрый. Никогда не видела его таким испуганным. Но он был один, и я поняла… что мы остались одни, — она снова сжалась, свернувшись в тугой комок у меня на коленях. — Им было страшно. Они умерли в страхе. Потому что я их не спасла.

Моё сердце разрывалось. Снова и снова и снова.

— Мне жаль, Вера. Мне так жаль, — прошептал я.

Она плакала так долго, что я начал бояться, что она никогда не остановится. Но в конце концов дрожь в её плечах прекратилась, и с ней ушли слёзы. Её тело обмякло, она больше не могла сидеть прямо. Слишком много боли, и она просто перестала чувствовать.

Я переместился и поднял ее на руки, прижимая к груди, пока шел к ближайшему дереву. Сел у его ствола, использовав его как спинку, несмотря на то что кора врезалась в мою голую кожу. Но это было ничто по сравнению с тем, что Вера пережила в одиночку.

Сколько же в ней было сил в семнадцать лет, чтобы доплыть до дома. Продолжать плыть. Не сдаваться. Чёрт, я никогда не испытывал такой боли за другого человека и одновременно гордости.

Я держал её, не двигаясь, пока она не отстранилась, чтобы встретиться с моим взглядом.

— Она была зависима, — её голос звучал тускло и безжизненно. — Я никогда не говорила об этом с папой. Он пытался поговорить со мной в начале, но я оттолкнула его. Просто… не могла.

— Это понятно, — я убрал прядь волос за её ухо, а затем снова выпустил её.

— Когда меня нашли Вэнс и Лайла, папа рассказал им правду. Они не знали, что я подслушивала, но я стояла снаружи нашего убежища и слышала каждое слово.

Она глубоко вдохнула — впервые за несколько часов. Вдох, чтобы рассказать ещё одну историю.

Историю её отца.

— Папа встретил её в баре на Аляске. Когда они рассказывали нам эту историю, он говорил, что, как только увидел её, бросил друзей и сделал предложение на следующий же день. Любовь с первого взгляда. Я верила в это почти всю свою жизнь.

— А теперь? — спросил я.

Она посмотрела на меня, её взгляд стал мягче.

— Теперь нет. Не для них.

Но для неё. Она полюбила меня с первого взгляда. А я буду вечно корить себя за то, что не ответил ей тем же сразу.

— А как всё было на самом деле? — спросил я.

— В том же баре. Он пошёл в туалет и нашёл её без сознания с иглой от героина в руке.

— Героин?

Вера кивнула.

— Он отвёз её в больницу. А следующий день вернулся, чтобы проведать её. Он сказал, что, когда она выйдет из реабилитации, пусть позвонит ему, и он купит ей молочный коктейль с печеньем и сливками.

— И купил?

— Да. Они начали встречаться. Она забеременела мной, и они поженились. Папа думал, что всё в порядке, но однажды он вернулся с работы, когда мне было девять месяцев, и нашёл её в ванне, пьяную от водки. Она оставила меня в кроватке на несколько часов — с грязным подгузником и без еды.

Этот образ был настолько ярким, что меня передёрнуло. Возможно, потому что Алли тоже ещё маленькая. Я мог ясно представить её в таком возрасте. Слышать её плач из кроватки, когда она просыпалась и тянула руки, чтобы я пришёл и спас её.

— Видимо, ей назначили какие-то лекарства от послеродовой депрессии. Они переехали в Айдахо, чтобы не сталкиваться с долгими, тёмными зимами Аляски.

Я пережил одну такую зиму — это было ужасно. В Монтане тоже холодно по шесть и более месяцев в году, но солнце хотя бы светит чаще.

— По словам папы, её семья была токсичной. Я их не помню, потому что он не позволял им находиться рядом с нами после переезда. Мы так и не вернулись на Аляску, хотя именно там жили его родители. Они приезжали к нам в Айдахо, пока не умерли. Папа использовал своё наследство, чтобы купить тот дом у озера и лодку.

Каждая новая деталь была как крошечный порез. Как щепотка соли на открытую рану. Сожалел ли Кормак о каждом своём решении? Моё сердце дрогнуло от сочувствия к её отцу. На его месте я бы винил одного человека.

Себя.

— Они подождали какое-то время, прежде чем завести Элси и Хэдли. Папа хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Что она будет хорошей матерью, — в голосе Веры звучал яд. — Она была хорошей матерью — оставляла мне записки в ланчбоксе, заплетала косы, говорила о мальчиках, которые мне нравились, и обнимала, когда я была рядом. Целовала в висок и говорила, что любит до луны и обратно. Я тоже её любила.

Любила. Не люблю. Её любовь к Норе утонула вместе с её сёстрами.

— Приехала ее подруга с Аляски. Они пошли на обед. Папа с ними не пошёл. Он рассказал Вэнсу, что не придал этому значения. Но, видимо, это и был тот момент, когда она снова начала принимать наркотики.

Кормак этого не заметил? Я оставил этот вопрос при себе. У меня было достаточно причин обвинять этого человека. Из-за моей сестры. Из-за Веры. Но мой друг из колледжа был зависим от метамфетамина. Я не знал об этом, пока его не арестовали за взлом дома своих бабушки и дедушки. Он хотел украсть украшения и заложить их, чтобы купить наркотики.

Наркоманы умеют скрывать свои слабости.

— Папа вернулся домой той ночью и нашёл её одну, — продолжила Вера.

Значит, Нора успела вернуться домой на лодке, пока ее дочери тонули в озере, а Вера спасалась вплавь.

— Папа спросил её, что происходит, но она все говорила об уроках плавания. Она решила, что он спасатель, и попросила его забрать детей из бассейна. Он вышел на улицу, нашёл лодку на берегу, не привязанную. Когда он всё понял, он её задушил.

Я вздрогнул.

Она произнесла это так холодно и отстранённо, как простую истину.

Её отец убил её мать, а Вера говорила об этом, словно это был просто факт. Злилась ли она когда-нибудь на него за это? Нет. Вряд ли. Не после того, что сделала Нора.

— Папа отправился на поиски. На лодке почти не было бензина. Я была на причале, когда он вернулся.

А потом он забрал её из этого мира. Спрятал и позволил всем думать, что она умерла. Что он мужчина, убивший свою семью.

Поступил бы я иначе? Забрал бы я Веру от этого ужаса? Он бы попал в тюрьму. А в семнадцать лет она осталась бы под опекой государства. Или её отправили бы жить к родственникам. Возможно, к токсичным родителям Норы из Аляски.

Были ли у неё другие родственники? Вэнс казался единственной связью с прошлым, но он не был настоящим дядей, просто другом.

Ещё была бы шумиха в прессе. Трагедия такого масштаба… журналисты бы не отстали от неё ни на шаг. Так и было, когда она появилась спустя годы — живая. Они бы задушили её вниманием.

Может, Кормак и поступил правильно, забрав её.

— Матео? — её лицо было красным и опухшим от слёз, но даже в таком виде она оставалась красивой.

— Да? — я провёл костяшками пальцев по её щеке.

— Будет ли боль всегда?

— Не знаю, Персик.

Она опустила голову мне на плечо, а руку положила на сердце, словно могла ощутить, как оно скручивается от боли.

— Думаю, да.

Да. Возможно, боль останется навсегда. Но теперь она не будет терпеть её в одиночку.

Мы просидели под деревом несколько часов, просто обнимая друг друга. Наконец, когда Вера пошевелилась, чтобы встать, мы поднялись на ноги и отправились обратно в лагерь.

Все палатки, включая нашу, уже были собраны. Джаспер ставил последний холодильник в свою машину, после чего захлопнул багажник. Остальные автомобили были загружены, а дом на колесах моих родителей уже был прицеплен к их пикапу.

Когда отец нас заметил, он подошёл и протянул мне ключи от моего грузовика.

— Алли поедет с нами. Мы переезжаем в другой лагерь.

Слава богу. Я ни за что бы не оставил Веру на этом озере.

— Куда едем?

Отец протянул руку и большим пальцем стёр следы слёз с её щеки, улыбнувшись ей. Улыбкой отца.

— На ранчо Иденов.