Страсть и надежда

Глава 13

Ситуация вышла из-под контроля. Форс не на шутку разнервничался. Надо же, только пару дней не был в городе, а тут уже все набекрень. И главное — неизвестно, кто, что, где? И дела такие, что никто не горит желанием откровенничать. Вон — даже из Баро слова не вытянешь. Поэтому звонок Антона так обрадовал адвоката.

Антон на встречу приехал самодовольный, напыщенный, как индюк. А потом вдруг сник, сдулся:

— Ничего у меня со Светкой не получается. Ничего…

Форс знал, что Антоша зачастил к его дочке. Как не приедешь домой, он сидит, чаи распивает. Такая дружба ему нравилась и казалась весьма перспективной. Если уж породниться, то почему же не с Астаховым (при таком раскладе, может быть, и не придется валить всю Астаховскую империю).

— Что за пессимизм? — бодро ответил Форс.

— Это не пессимизм, это констатация факта.

— Какого такого факта?

— Она меня видеть не хочет.

— Ну… Милые бранятся — только тешатся. Сегодня не хочет, а завтра сама позовет.

— Плохо вы знаете свою дочь.

— Да нет, — улыбнулся Форс. — Неплохо. Совсем неплохо…

— Если вы так в этом уверены, то не могли бы вы мне помочь?

Ну вот рыбка наживку проглотила. Теперь Антоша выложит ему все, что знает. Так и получилось.

Антон рассказывал ярко, с художественными деталями. Выглядел он во всем этом рассказе на редкость благородно. Особенно в общении с Кармелитой. По словам Антона, оставшись с ней наедине, он сказал: "Да как же ты могла решиться на такое? Как могла оставить любящего отца?" И тут же отвез к Зарецкому.

Форс слушал молча. И лишь когда Антон рассказал о светиной роли во всем этом деле, не сдержался:

— Идиотка!

— Да уж, извините, машину ее я чуть подпортил, шину проколол. Но можете не переживать, колесо они с Максимом в ту же ночь заменили.

— Да причем здесь колесо, причем машина?! Ведь если бы у них это получилось, цыгане бы стали искать соучастников. А все знают, что Кармелита и моя дочь — лучшие подруги. И они сразу бы вышли на эту чертову машину…

— Это точно.

— Вот, что я тебе скажу, Антон: Светка по гроб жизни должна быть тебе благодарна. Ты ее от смерти спас. И я как ее отец тоже тебе бесконечно благодарен. Такое всю жизнь помнить буду. За Светку я твой должник.

— Да ладно вам, Леонид Вячеславович, — скромно ответил Антон. — Тоже, скажете… Сейчас у меня крылья вырастут, как у ангела.

— Ангел — не ангел, но герой — это точно. Просто некоторые этого не понимают. А если не понимают, то объяснять надо. Ты, вот что. Зайди-ка к ней, к Свете, сегодня вечерком… Там и поговорите по душам.

— Ага, по душам… Я только на порог, а она — по лбу.

— Не волнуйся. Я ее подготовлю.

— Интересно, что ж такое вы ей хотите сказать?

— Поверь, я знаю, как разговаривать со своей дочерью.

— Ну, здравствуй, Палыч! — Максим ввалился в котельную с большой сумкой и портретом Кармелиты.

— Привет! — сказал старик, откладывая в сторону очередную книжечку со своей полочки.

— Чего там читаешь? Поделись мудростью…

— Да чего тут делиться, — разочарованно крякнул Палыч и поставил книжку обратно, на полку. — Пускай пылится тут дальше. Это маркиз де Сад. Гадость одна и никакой мудрости! Лучше скажи, куда собрался? В новый побег, что ли?

— Не знаю еще… — Максим поставил сумку на пол, сам сел на ближайшую табуретку. — Теперь, Палыч, все зависит только от тебя.

— От меня?.. — Палыч хотел по привычке привести какую-нибудь жизненную мудрость; однако, припомнив все свежепрочитанное, пришел к выводу, что произносить это вслух нет никакой возможности. — Так почему ж от меня зависит?

— Работы у меня теперь нет, денег — в обрез, за жилье платить нечем.

Приютишь, пока я надумаю, что дальше делать?

— Еще спрашиваешь, живи, сколько угодно. Как говорится, на новом месте приснись жених невесте! Ну то есть наоборот: невеста — жениху.

— Не трави душу, Палыч! Кармелита выходит замуж. Сегодня сватовство.

Палыч присвистнул.

— М-да, как говорил в таких случаях маркиз де Сад… Но, впрочем, сие неважно. Та-а-ак… А ты чего?

— Я ничего…

— Что ничего?

— Ничего не могу сделать.

— Максимка, чтоб ты сидел сложа руки? Не верю.

— Я действительно не знаю, как помешать этой свадьбе. Не знаю!

Максим нервно барабанил пальцами по столу.

— Но ведь я же обязан что-то сделать. Обязан… Палыч нахмурился и пожал плечами.

— …И я сделаю! — закончил фразу Максим.

— Во! — довольно воскликнул Палыч. — Узнаю Максимку! И вообще… слушай, парень, может, ты ошибаешься насчет сватовства?

— Не ошибаюсь. Это Антон сказал, когда я у Николая Андреевича был.

— Ха — Антон. Он ведь и обмануть мог.

— Зачем?

— А чтоб тебе больнее было.

— Антон, конечно, подлец, но тут, думаю, он сказал правду.

— Знаешь? Сказать можно, что угодно…

— Ой, Палыч. Очень это на правду похоже. Отец давно требует ее замужества. И жених весь в нетерпении.

— У-у-у… Если есть жених, да еще и родители сговорились… Даже не знаю, чего уж тут можно сделать?

— Надо что-то придумать, Палыч. Я пойду туда… Я… Я… Мне же нужно, в конце концов, с Кармелитой встретиться. Как она может верить во всю эту ложь, что на меня наговорили.

— Может. В ложь, Максим, всегда проще всего вериться. Прав этот паскудник де Сад: добродетель посрамлена, зло торжествует… Эх, Кармелита, Кармелита… В таком ее нынешнем состоянии, боюсь, не станет она тебя слушать.

— Да не только в этом дело. Я все равно пойду туда. Мне надо точно знать, это ее выбор или нет. Если же это выбор ее отца — я буду за нее бороться.

— Горяч ты, парень, горяч. Если свадьба это… ну… тут уж ничего не поделаешь. Состоится она, во что бы то ни стало. Понимаешь?

— Нет, Палыч, не понимаю.

— Эх, Максим, ты, кажись, слишком уж разгорячился. Только хуже сделаешь и себе, и Кармелите.

Очень не понравились эти слова Максиму. Он молча развернулся и пошел в дальний угол котельной на свой дежурный матрас.

— Если сватов засылают, значит, дело то решенное, — как бы ни к кому не обращаясь, сказал Палыч.

Максим хотел заснуть, забыться. Но ничего не получалось. Мысли, бестолковые и безнадежные, буравили мозг. А может, поехать в табор, поговорить с Миро. И что ему сказать?..

Нет, лучше в дом к Баро! Надо остановить это сватовство, эту свадьбу.

Остановить любым способом!

Форс так часто стал разъезжать по командировкам, что Света, признаться, уже и забыла, что отец живет в одном доме с ней. На этот раз Форс пришел именно в тот момент, когда Света начала наводить порядок: протирать пыль, собирать тюбики краски, разбросанные у мольберта…

Отец вошел, сухо поздоровался. С сомнительным поощрением сказал:

— Правильно-правильно. Наводи марафет… Совсем дом запустила… — сел на диван, провел пальцем по столу, сказал с негромким возмущением. — …Особенно свою студию. Пылища в палец толщиной!

Света недовольно нахмурилась:

— Папа! Это рабочее помещение. Я здесь работаю, а не гостей принимаю.

Ну-ка вставай, ты мне мешаешь. Давай, давай.

Форс встал, прошел в центр комнаты.

— Ой ли! Только работаешь. И гостей совсем не принимаешь?.. Я, между прочим, сегодня встретил Антона, он собирался к тебе вечерком заглянуть.

— Видеть его не могу.

— Что так? По-моему, очень симпатичный парень.

— А по-моему, очень симпатичный… подлец.

— Тебе не угодишь. Что тебя в нем не устраивает?

— Да все! Все не устраивает! На него положиться нельзя. Он друга предал.

— Дура! Не говори о том, чего не понимаешь!

— Может быть, я чего-то не понимаю! Но мне этот… не нужен!

— Света, успокойся.

— Я, папа, совершенно, спокойна, — нервно сказала дочка.

— Света, пойми, я тебе добра желаю. И потом, Антон — не худший вариант.

Он единственный наследник Астахова.

— Боже мой! Да мне наплевать, чей он наследник. Главное, какой он человек.

— Какого еще принца ты ждешь? Вот он, сам в руки тебе идет, а ты недовольна!

— Я замуж не собираюсь! Ни за него, ни за кого-то другого! Понял?!

— Ну вот что, родная, не хотел об этом говорить. Да придется. Ты уже совсем большая. Восемнадцать лет — взрослый человек. Ты как, сама работать собираешься? Или замуж выходить? Или будешь жить, как ребенок — отец-то прокормит…

— Отец, я работаю! — сказала Света, показывая на картины.

— Нет, дочка, это, — широким жестом Форс обвел студию. — Это не работа.

Это то ли хобби, то ли самодеятельность! Работа — это то, за что получаешь деньги.

— О-о-о! Я так и знала, что рано или поздно ты меня попрекать деньгами начнешь.

— Доченька, глупая, я не попрекаю. Да если бы ты учиться куда пошла, я б никаких денег не пожалел. Так нет же, у тебя — творчество! Поэзия красок!.. Ты — взрослая восемнадцатилетняя женщина, а рассуждаешь как ребенок. Я боюсь за тебя, понимаешь? Если со мной что случится, что с тобой станет? Сгрызут к черту!

— Папа, — чуть удивилась и даже испугалась Света. — А что же может случиться с тобой?

— Может, — чуть стушевался Форс, поняв, что сказал лишнего. — С каждым может случиться. А ты у меня совсем оранжерейная…

— Ошибаешься, — Света, достойная дочь своего отца, жестко сжала губы. — Я могу прожить сама. И денег сама заработаю! Обойдусь без твоей помощи.

— Как же! Обойдется она! Через пару дней прибежишь: папа, дай денег..

— Да успокойся ты. Не прибегу.

— Посмотрим-посмотрим… — сказал Форс, похлопывая по внутреннему карману, где он всегда хранил бумажник.

— "Посмотрим-посмотрим", — передразнила его Света.

Получилось это как-то совсем не по-взрослому.

Света хорошо запомнила фразу насчет Антона, который собирался "вечерком заглянуть". Она мысленно репетировала встречу, представляла, что скажет, какую презрительную рожу скривит.

И вот долгожданный гость пришел…

Все отрепетированные фразы и выражения лица мигом забылись.

— Чего притащился? Кто тебя звал? — сходу выпалила Света. — Мало того, что Максима подставил, так еще и с моим папашей в сговор вступил.

Антон, напротив, был совершенно спокоен.

— Что? Какой сговор, Светка? О чем ты?

— А ты, как будто, не знаешь, что мой папаша сегодня сюда приходил…

— Ну говорил он, что собирается к тебе, так я здесь при чем? Какой сговор?

— Ну конечно. Ты ничего не знаешь. Все равно, ты гад! Так подставить Максима и Кармелиту. А?

— Значит, ты считаешь, что я их подставил. Да? Светик, а теперь включи свои уникальные аналитические способности и подумай, почему я это сделал? Не догадываешься?

— Нет. Не догадываюсь.

— Вот то-то и оно. Я же о тебе беспокоился. Тебя спасал.

— Да что ты говоришь?!

— Не веришь?

— Нет. Не верю.

Антон медленно прошелся по комнате. Очень ему понравилась эта мысль Форса насчет героического. спасения Светы при срыве побега. Вот только как бы это изложить поярче да поубедительней.

Главное — волну поймать, вдохновение.

—;Хорощо" Светочка. А теперь представь, что было бы, если бу Кармелиты и Максима все получилось. Что тогда?

— Что, что? — Света чуть замешкалась. История Максима и Кармелиты представлялась ей как-то очень красиво, романтично. — Ну они бы были вместе.

Обвенчались. Кармелита в свадебном платье…

Антон усмехнулся и сказал, совсем по-форсовски:

— Света, Света, ты как ребенок. Только о них думаешь, а про себя забываешь.

— А при чем здесь я?

Антон встал посреди комнаты и по-прокурорски взмахнул рукой:

— А при том! Получись у них побег, цыгане бы в первую очередь стали бы мстить кому?

Света не знала, что ответить.

— Кому?

— Сообщникам! Теперь поняла? Света задумалась.

— Хорошо. Ты близкая подруга Кармелиты. И к кому бы они пришли в первую очередь? К тебе. А бежать твои большие друзья должны были на чем? На твоей машине. Она бы везде засветилась. Ведь так?

Девушка опять промолчала.

— Так! И даже если бы им удалось скрыться, кто бы оказался крайним?

Точнее — крайней. Кто, как ты думаешь?..

Молчание.

— Не веришь? Тогда я пойду, — Антон пошел к выходу.

— Останься… — остановила его Света "Все — победа!" — сказал себе Антон.

Но Света не собиралась сдаваться на милость победителя так быстро.

— Останься! И скажи. Если я правильно все поняла, ты это проделал ради меня?

— Да, — решительно и возвышенно ответил Антон.

— Похитил Кармелиту ради меня?

— Да, — почувствовав подвох, он ответил уже не так твердо.

— Пожертвовал дружбой с Максимом ради меня?

— Нуда.

— Не побоялся гнева Баро ради меня?

Антон совсем растерялся — его недавний победный героизм таял без следа.

— Свет, я не понимаю, к чему ты клонишь?

— Все ради меня! Неужели я смогла внушить тебе такое большое, светлое чувство? Ах-ах-ах! Сердце замирает от радости!

— Слушай, Свет, ты что, издеваешься надо мной?

— Это ты издеваешься надо мной. Я вижу тебя насквозь! Ты все это проделал только ради того, чтобы угодить моему папаше! У вас там явно какой-то сговор…

— Я же сказал, что твой отец тут не при чем.

— А зачем же ты ходил жаловаться к нему?

— Да я не ходил жаловаться. Я переживал из-за нашей ссоры, и он меня понял… Ну почему ты мне не веришь?

— Потому что я еще не встречала людей, которым так же трудно верить, как тебе… — мысленно она еще произнесла "…и которым мне так хочется верить, как тебе", но вслух этого не произнесла, не стала баловать Антона. — Неужели ты думаешь, я забыла, как тогда, в "Волге", на моем дне рождения, ты из кожи вон лез, чтоб заслужить внимание Кармелиты? Заметь, Кармелиты, не мое! На меня ты даже не глянул. А ведь ее ты совсем не знал, со мной же, хоть шапочно, но был знаком.

В жизни Антона за последнее время произошло столько всего разного, что он даже не сразу понял о чем, говорит Света. А когда понял и вспомнил, рассмеялся, совершенно искренне. Что в данной ситуации было очень вовремя.

— Света, но это уже просто смешно! Кармелита пела на сцене, ты тихо сидела за столом. Ну конечно, она была более заметна.

— Вот-вот. Я об этом и говорю. Все обращают внимание на нее, а я на ее фоне — серая мышка.

Ну вот опять началось.

— Ты прекрасно знаешь, — привычно сказал Антон. — Что ты не серая мышка.

— Ах да, конечно, я красавица.

— Да, ты красавица! Кроме того, что ты красавица, ты еще талантливый человек.

— Вот как? Внимание! Это что-то новенькое! Значит, тебе нравятся мои картины?

— Да, нравятся. И я всегда об этом говорил.

— И чем же они тебе таким понравились?

— Да всем. Свет… композиция… экспрессия… Ты талантливая художница!

— Спасибо, Антон. Спасибо за комплименты и до свидания!

— Да почему?

— Потому что мне надоело слушать твое вранье!

— Отчего же сразу вранье?

— Оттого! Ты первый, кому они нравятся.

— И уверен, что не последний. Светочка, хорошая моя, твой отец против того, чтобы ты рисовала…

— Писала! Дети рисуют! А художники пишут.

— Ну хорошо: писала. Он против, потому и тебе говорит только плохое.

Вот ты и потеряла веру в себя. Вот скажи, кто твои картины видел?

— Папа, Кармелита, преподавательница… подруги школьные, наконец… — о портрете, подаренном Максиму, Света вспоминать не стала, чтобы не сбиться на новый спор.

— Значит, никто их не видел.

— Ну а что же мне на набережную, что ли, нести их?

— Да хоть бы и на набережную? Настоящий художник ничего не боится.

Никакой работы. И никакой оценки. Но набережная — это так, для кустарщины.

Лучше устроить выставку-продажу. Тогда ты сразу узнаешь, чего стоишь.

Тут уж Света немного растерялась:

— Ой, какой ты ловкий! Думаешь, это так просто: взял художник картины и устроил выставку-продажу. Тут бы галерею, арт-салон… — мечтательно протянула Света и сразу же очнулась от своих фантазий. — Да только какие у нас в Управске галереи?..

— Ну, — деловито начал Антон. — Галерей у нас, конечно нет. Зато свободных помещений, которые можно арендовать под выставку, завались. Хотя я тебя хорошо понимаю. Одному творческому человеку, не привыкшему ко всем этим делам, конечно, тяжело. Но если рядом есть энергичный и заинтересованный молодой бизнесмен…

— Это ты, что ли? — спросила Света уже почти совсем без иронии.

— Вай нот, Светочка? Пуркуа бы не па? По крайней мере, если я за что-то берусь, то обязательно довожу дело до конца.

— А зачем тебе это?

— Как "зачем"? Во-первых, ты мне очень симпатична, я хочу помочь тебе чего-то добиться.

— А во-вторых?

— А во-вторых… во-вторых… Даже не знаю, как это сказать. Понимаешь, очень хочется доказать тебе, что я никак не связан с твоим отцом. Ему же не нравится твое творчество?

Света уныло кивнула головой. — Да…

— А я докажу, что это стоящее дело. И не думаю, что ему это понравится.

Света чуть поразмыслила и опять кивнула.

— Если мне удастся устроить выставку, ты ведь опять мне поверишь?

Света одновременно кивнула головой и пожала плечами. Но все же это было больше похоже на "да", чем на "нет".