Страсть и надежда

Глава 27

Баро и Астахов сели в самом тихом и укромном VIP-кабинете ресторана "Волга". Поговорили очень хорошо: обсудили условия будущего сотрудничества, долю каждого в инвестициях, условия привлечения к работе третьей стороны.

Но в конце Астахов не преминул добавить ложку дегтя в медовую бочку сотрудничества.

— Баро, я помню в прошлый раз вы ставили одно обязательное условие для нашего сотрудничества?

— Да? Я уже что-то и забыл.

— Ах, ну все, тогда и я забыл, — картинно умыл руки Астахов.

— Э-э, нет, коллега, уже поздно. Говори.

— Условие насчет Максима Орлова. Чтоб он не работал у меня.

Баро помрачнел.

— Да, было такое.

— Так вот, я честный партнер. И поэтому хочу предупредить. Я немного знаю, какая у вас беда случилась в Зубчановке. Этот парень арестован. Но понимаете, я своих сотрудников, пусть даже бывших, в беде не бросаю.

— То есть человек, чуть не убивший моего будущего зятя, — для вас бывший сотрудник, которого нельзя бросить в беде. Я правильно понял?

— Не совсем. Главное — я не верю в виновность Максима. И в суде буду на его стороне. Я даже нанял ему адвоката. Потому что убежден, Максим не мог стрелять в человека.

Баро оценил красоту партнерского жеста.

— Николай, я благодарен вам за то, что вы лично поставили меня в известность. Это… Это… красиво, по-нашему, по-цыгански.

— Баро, все мы цыгане. Только не все решаются в этом признаться.

Смех — лучшее завершение переговоров.

Антон обрадовался, подъехав к дому. Уау! Никого нету. Можно спокойно показать Свете гостиную, украшенную (не при отце будет сказано) ее картинами.

Велел ей закрыть глаза. И для пущей верности, к закрытым глазам присовокупил ее же ладони. В дом вел ее, поддерживая за локоть.

И вот — гостиная, включается свет.

— Раз, два, три. Светка — смотри!

Света развела руки широко в стороны. Раскрыла глаза.

— Боже мой!

— Ну как? Нравится? Заметь, просмотр совершенно бесплатно. И никаких табличек "продано". Хотя тут, пожалуй, больше к месту были бы таблички "куплено".

Светка изумленно смотрела на свои картины. Потом повернулась к другим полотнам.

— Постой, а это… Это что, Шишкин?

— Шишкин, — по-детски шепелявя, подтвердил АНТОН.

— А это — Врубель!

— Врубель, Светочка, Врубель. А вот это — Светлана Форс.

— Боже мой! Врубель и я.

Света слегка пошатнулась. Антон испугался, подхватил ее, усадил на диван.

— Ты чего? Свет, что такое? Тебе плохо?

— Дурачок ты. Мне хорошо. Просто очень хорошо. Это счастье, понимаешь.

В комнату вошел Астахов. После переговоров настроение у него было очень даже ничего.

— Здравствуй, Света. Привет, Антон!

— Здравствуйте, Николай Андреевич.

— А чего это вы из графина себя поливаете?

— Пап, ты представляешь? Светка сейчас чуть в обморок от радости не крякнулась.

— Антон! Ну что за лексикон?

— Папа, отличное словечко.

— Николай Андреевич, большое вам спасибо. Огромное!

— За что?

— Как за что! Вы купили мои картины. Вас в городе все знают как большого специалиста.

— Ну… — покраснел от удовольствия Астахов. — Я думаю, что это некоторое преувеличение.

— Нет, это не преувеличение, потому что… Вы знаете, когда я зашла и увидела вот здесь, мои художества, я правда чуть сознание не потеряла.

— Видишь ли, Света. Хорошая живопись — очень выгодное вложение капитала.

— Правда? Вы правда так думаете о моих картинах? Мне трудно в это поверить.

— Верьте глазам своим, — сказал Астахов, кивнув на Врубеля и Шишкина.

Но Светке показалось, что он зацепил своим кивком и ее картины.

— Николай Андреевич, извините, пожалуйста, а вы не могли бы мне сказать, почему вы выбрали эти две картины? Мне это очень важно. Для будущей работы. Вот, например, про эту., что вы могли бы сказать.

Астахов замялся. Сказать бы он мог. И немало. Но не сейчас. И не ей.

— Э… Света… Вот здесь… понимаете… Мне кажется, что в этой картине много чувств. И необычная тональность.

— Спасибо большое. Я теперь действительно самый счастливый человек на свете.

— Самый счастливый человек на свете, — позвал ее Антон. — Пойдем гулять. Пора на воздух.

— Да, Антон, пошли, я тебе покажу, где писала эти картины. До свидания, Николай Андреич!

Света и Антон ушли.

Астахов же, проворчав про себя "Спектакль окончен", снял Светины творения и спрятал их за диван. Потом взял стул. И полчаса смотрел на Врубеля. Развернул стул в другую сторону. И еще полчала полюбовался этюдом Шишкина.

А Света гуляла с Антоном по славному городку Управску. Оказывается, здесь буквально не было места, где бы она не писала свои картины. И на каждом из этих мест они долго целовались. А потом, "завершив этюд", как они это называли, шли дальше.

И вдруг в какой-то момент Света скривила детскую рожу:

— Антоша, а Антоша, а если я что-то попрошу, ты не откажешь?

— Нет.

— А пошли еще раз мои картины в вашей гостиной посмотрим!

Антон прикинул. Папа обещал день. Полный световой день. Так что картины должны быть на месте.

Но на месте их не было. Они предательски выглядывали из-за дивана.

Лицо у Светы окаменело.

— Спасибо тебе, Антон, за все, — сказала она. — Знаешь, ты очень страшный человек. Вот ты вот так смотришь в глаза правдиво-правдиво. А на самом деле все врешь.

Антон застыл от несправедливой обиды:

— Света, но я же это все… только для тебя… Светочка…

— Не во мне дело, Антон.

— А в чем?

— А в том, что если ты так искусно солгал в этом, значит, ты врешь и в остальном.

Антон отвернулся от нее и молча ушел в свою комнату.

А Света шла по городу. Плакала. Срывала и раздирала в клочья афиши "Светлана ФОРС. "Апология весны""…

После визита Форса Кармелите стало еще хуже. — Впрочем, она уже давно подметила, что от разговоров с этим человеком лучше никогда не становится.

Правда, осталось от этой беседы и что-то хорошее — Максим. Все, что говорил о нем Форс, высокомерно, чуть ли не с презрением, свидетельствовало только о его, Максима, порядочности.

Кармелита все больше удивлялась себе — как она могла поверить во все эти грязные Антоновы россказни. И ужасно захотелось увидеть Светку. Потому что больше никому в мире нельзя сказать то, что ей, и ни с кем нельзя поговорить так, как с ней…

И как будто не было размолвок. Все так, будто лишь вчера они расстались.

Только подружка почему-то сидела и плакала.

— Света, привет. Чего у тебя дверь открыта? Ждешь кого-то?

— Никого я не жду… — сказала Света, утерев слезы. — Кармелита, я сегодня о себе все поняла… Понимаешь? Все, понимаешь?

Света взяла с тумбочки зеркало. Посмотрелась в него. И увидев себя, распухшую от слез, расплакалась еще громче.

— Да что случилось-то? — спросила Кармелита, не выдержав очередного Светкиного всхлипа.

— Ничего особенного не случилось. Просто сегодня закончилась моя жизнь.

Вот и все…

И тут даже Кармелита, которой казалось, что уж у нее-то дела — хуже не придумаешь, начала успокаивать старую верную подружку.

— Светка, Светочка, не плачь, светленькая моя… Расскажи мне все по порядку.

И Света рассказала всю долгую и непростую историю с выставкой и ее картинами, упрятанными за диван. А закончила совсем трагически:

— Вот так, Кармелита, заплатил он мне, заплатил… Но за что?

— Как за что? Ты же говорила, что Астахов заплатил за картины.

— Да?.. — закричала Света. — Это как посмотреть! Зачем было Астахову за картины платить, если он их за диваном держит. Это получается, что Антон заплатил! И вовсе не за картины. Зато, что я переспала е ним. Понимаешь? Не зря он тогда так и сказал! Я думала, шутит, а он, а он… — и Светка опять расплакалась.

Кармелита гладила ей голову. И не знала, что сказать.

В другое время, в другой ситуации, и если бы речь не шла об Антоне, она бы успокоила подружку, сказала бы, что та судит парня ну очень уж строго.

Но сейчас у нее язык не поднимался защищать Антона. Она только спросила:

— Свет, а у вас что с Антоном? Было?

— Было! — зло сказала Света.

— Вот этого я, Света, не понимаю, как же ты жить теперь будешь. И кто тебя замуж возьмет?

Услышав это, Света даже плакать перестала.

— Кармелита, да ты что, из каменного века? Или из девятнадцатого?

Сейчас, вообще-то, можно заниматься любовью и не думать о замужестве.

Понимаешь, главное, чтобы любовью заниматься, а не постельной физкультурой.

— А как же чувства?

— Так вот это, Кармелита, и есть чувства!

— Ты хочешь сказать, что человек, которого ты назовешь перед Богом и перед людьми своим любимым, не достоин того, чтобы получить в подарок твою чистоту?

— Кармелита, ты говоришь — как Библию читаешь. В жизни все так сложно.

И уж, по крайней мере, любовь и брак — это не одно и то же. А муж и любимый чаще всего — это вообще два совершенно разных человека!

— То есть, ты хочешь сказать, что плотская и духовная любовь — это разные вещи?

— Господи, да ничего я не хочу сказать. Иногда разные, иногда — одинаковые. Когда как. Я не знаю. Это же дебри, в которых разбираться и разбираться. Главное не в этом, а в том, что я сомневаюсь в любви Антона.

Когда он лжет, когда не лжет… И мне противно представить, что он мной просто попользовался…

Кармелита замолчала, а потом спросила уже о другом:

— Света, вот скажи, могут люди любить друг друга на расстоянии, долгое-долгое время не видя друг друга?

Света тем временем уже перестала плакать. И вновь смотрелась в зеркало, пытаясь устранить урон, нанесенный ее лицу слезами.

— Если честно, то я не верю, что можно ждать годы.

— А я — верю. Если Максима посадят, я не смогу жить с нелюбимым человеком. И буду ждать Максима.

Следователь Бочарников заканчивал расследование по делу о покушении на Миро Милехина. И передавал его в суд.

Делал это с тяжелым сердцем. А все потому, что обвиняемый Максим Орлов был ему очень симпатичен. Но факты против парня. Есть все — и орудие преступления с отпечатками пальцев. И железный мотив преступления, и куча свидетелей… Трудно Максиму будет спастись от обвинения, ох, как трудно.

Даже несмотря на легендарную изворотливость адвоката Форса…

Напоследок Бочарников все же решил еще раз поговорить с Орловым.

— Максим, неужели вы не понимаете, что вам грозит приличный срок! Еще не поздно все рассказать.

— Я не стрелял, — с привычной интонацией в сотый раз ответил Максим.

Андрей Александрович постарался говорить по-свойски, перешел на доверительный шепот:

— Макс, но ведь твое упорство ни к чему не приведет. Чистосердечное признание — единственное, что хоть как-то может помочь тебе. Учтется судом как смягчающий фактор.

— Я понимаю.

— Тогда рассказывай.

— Я вам всю правду сказал. Что вы от меня еще хотите?

Вот же упрямец! Следователь передал Максиму папку с документами:

— Хорошо. Как знаешь. Вот документы, ознакомься с материалами дела. И подпишись. Адвокат твой уже смотрел. Суд совсем скоро, Максим, честное слово, мне очень жаль…

— Да, Кармелита, а ждать тебе, судя по всему, придется долго, — сказала Света.

— Ну это мы еще посмотрим! — ответила Кармелита.

— Не поняла. Как это? Тебе есть, чем защитить Максима на суде?

— Не мне, а отцу. Он может помочь Максиму. Может — но не хочет.

— В каком смысле?

— В таком. У него есть свидетель невиновности Максима. Но он его скрывает.

— Подожди. Да, может, отец вообще врет, что у него есть такой свидетель?

— Нет, не врет. Но он выдаст его суду только в том случае, если я дам слово выйти замуж за Миро.

— Ну хорошо, ну дай это слово, если оно ему так нужно!

— Да? И после этого смотреть Миро в глаза и лгать ему, что я мечтаю стать его женой?

— Ах, какое удивительное благородство! Кармелита, а на суде ты сможешь спокойно смотреть в глаза Максиму, когда объявят, что его сажают в тюрьму?

— Я не могу лгать ни отцу, ни Миро. И до смерти боюсь, что Максима посадят.

— Ну знаешь! Кармелита, подумай, что лучше: папочку обмануть или на двенадцать лет засадить любимого человека в тюрьму?

— Так что же делать?

— Не знаю, Кармелитка, не знаю…

Обе задумались. Милые хорошие девочки, как же тяжело искать выход, когда жизнь загнала в самый угол.

И вдруг Света вскочила, начал нервно мерить шагами комнату:

— Слушай, Кармелита, я, кажется, придумала!

— Что???

Как же хочется верить в чудесную помощь, когда кажется, что уже и шансов никаких не осталось.

— Что? Что ты придумала?

— Если у твоего папы есть свидетель, то, значит, и нам нужно найти свидетеля, который подтвердил бы невиновность Максима. Вот и все.

— Да где ж мы его найдем?

— А мы его не найдем, мы его придумаем, сделаем! Мало ли, кто мог крутиться вокруг дома Зарецкого во время сватанья!

— Лжесвидетельство… — тихо сказала Кармелита.

— А что делать, подруга? Что делать? Я же тебе говорила, в жизни все совсем не просто. Если правду нельзя защитить с помощью правды, значит нужно лгать!

— Да кто на это согласится?

— Ну я не знаю… Да хоть я! — Ты?..

— Я, — скромно подтвердила Света. — Почему бы и нет…

— Знаешь, подруга, у тебя же вся правда на лице написана. А тут еще суд. Вопросы заковыристые… Нет, ты не годишься.

— Ничего, Кармелита, не дрейфь, не я, так кто-то другой. Мы найдем, обязательно найдем свидетеля!