Запретный французский

Глава 14

Лейни

Позже, тем же вечером, я сижу в халате в изножье бабушкиной кровати и наблюдаю, как она собирается.

На ней уже вечернее платье — роскошный темно-зеленый кафтан, в ушах сверкают огромные изумруды. Камни оттягивают мочки ушей, только подчеркивая вес в каратах. Она изучает свои тюбики помад, раскладывая их так же аккуратно, как и дома.

— Когда вы были помолвлены с дедушкой, вы были хорошими друзьями? — спрашиваю я.

Весь день я размышляла о прогулке или вроде как о прогулке с Ройсом. Очевидно, что что-то не так, но я пыталась определить, что именно меня беспокоит. Думала, что приняла помолвку такой, какая она есть, так какая разница, сможем мы с ним поддерживать беседу или нет? Ну и что, что я чувствую себя не слишком комфортно в его присутствии? Это не имеет значения.

— Твой дедушка никогда не был приятным человеком, тем более, когда у него был неудачный рабочий день.

Она поднимает золотистый тюбик с помадой Yves Saint Laurent. Мне всегда нравился этот темно-ягодный оттенок. Она берет его, и я одобрительно киваю. Откупоривает и наклоняется к зеркалу, чтобы нанести помаду.

— Значит, вы двое не ладили? Даже в самом начале?

Ее оценивающий взгляд встречается с моим в зеркале.

— Это был брак не по любви, если ты про это спрашиваешь.

— Значит, ты вышла за него из-за денег?

Она прекращает наносить помаду.

— Элейн Эванджелин Дэвенпорт.

Смущенно опускаю глаза в пол.

— Прости.

— Я вышла замуж за твоего дедушку, потому что это был мой долг. Мать устроила брак, и я согласилась, потому что знала, что это моя обязанность.

— И ты никогда не жалела, что у тебя не было выбора?

Думаю о ее отношениях с Маргарет, о том, насколько по-другому могла сложиться ее жизнь, если бы ей позволили следовать зову сердца.

— Хочешь верь, хочешь нет, но нет. Я ни о чем не жалею. В наши дни люди смотрят на брак сквозь розовые очки. Жизнь редко бывает такой прекрасной, какой она кажется в сказках. Радуйся, что я выбрала для тебя Ройса, а не мистера Уэнтуорта.

У меня отвисает челюсть.

Мистеру Уэнтуорту почти семьдесят лет!

Она закатывает глаза.

— Вот именно. А теперь заканчивай одеваться. Я хочу убедиться, что твои волосы лягут красиво, когда снимем бигуди.

К тому времени, как я заканчиваю наносить макияж и расчесывать локоны, до ужина остается еще полчаса.

Бабушка, прекрасно знающая правила светского этикета, не разрешает нам спускаться в столовую раньше времени.

Я могла бы остаться и почитать, но и так уже столько прочитала за день. Оставив Ройса на тропе, я вернулась наверх и спряталась в своей комнате, стараясь не разбудить бабушку, когда проходила мимо.

— Можно мне спуститься и закончить прогулку? Я не успела далеко уйти.

Она смотрит в окно и хмурится.

— Солнце уже село.

— Знаю, но мне любопытно посмотреть, как выглядит территория при лунном свете.

Вижу, что она хочет сказать «нет», но уступает.

— Хорошо. Но не опаздывай. Есть пятиминутный промежуток, в который уместно приходить на трапезу.

Я повторяю слова за ней, ведь слышала их уже много раз.

— Никогда не приходите рано. Старайтесь приходить точно вовремя, хотя и пять минут опоздания тоже сойдут. Однако, опоздав на десять минут, вы рискуете обидеть хозяина.

— Понимаю, — заверяю я ее, наклоняясь, чтобы поцеловать в щеку.

Она проводит рукой по моим волосам, удерживая меня дольше, чем нужно.

— Ты прекрасно выглядишь, моя дорогая. Этот цвет тебе идет.

Мы обе одеты в зеленое, хотя мое длинное платье гораздо светлее, чем ее, почти такого же оттенка, как глаза. Оно застегивается на талии, а структурированная юбка лишь слегка расширяется на бедрах, создавая иллюзию песочных часов. Вырез спереди скромный, но сзади он опускается так низко, что мягкие локоны щекочут кожу, когда я спускаюсь по лестнице к садам, ведущим к главной дороге вдалеке.

Специально выбираю этот маршрут. Предполагаю, что гости будут собираться на берегу озера, наслаждаясь напитками перед ужином, сплетнями и общением. Скоро мне придется провести с ними время. А пока медленно иду, крепко обхватив себя руками, чтобы не чувствовать легкую прохладу в воздухе. Здесь темнее, чем я ожидала. Сияние виллы, огни далеких домов на берегу озера и лунный свет — вот и все, что помогает мне ориентироваться.

Прохожу мимо двух фонтанов и развилки, где маленькая табличка на итальянском указывает путь к гостевому домику, в котором остановились Ройс и остальные. Я прохожу мимо него, продолжая идти по главной тропе, углубляясь в лабиринт живых изгородей.

Очевидно, что кто-то очень заботился о саде, как о дизайне, так и об уходе за ним. За каждым углом скрываются маленькие жемчужины: заповедник бабочек и колибри с разросшимися полевыми цветами, медные купальни для птиц и покрытые патиной статуи.

Время от времени в ночной тишине раздается смех, доносящийся с виллы, но в остальном прогулка проходит в полной тишине, пока впереди не раздастся хруст гравия, привлекающий мое внимание.

Я останавливаюсь и снова прислушиваюсь, пытаясь найти источник.

Зловещий хруст продолжается, человек приближается медленной и уверенной походкой. Странный холодок страха пробегает по шее, когда понимаю, что, возможно, зашла слишком далеко, слишком близко к главной дороге. Я знаю, как вернуться на виллу. Я свернула у изгороди треугольной формы в нескольких ярдах от дома. Оглядываюсь через плечо, но слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

Сердце начинает бешено колотиться, когда я оборачиваюсь. Бежать некуда. По обе стороны тропинки высокие аккуратные изгороди, и я могу идти только вперед или назад, но что-то подсказывает мне, что бежать не стоит.

Медленно, сквозь непроглядную тьму вперед выходит высокая фигура, словно рожденная из ночи.

Расстояние между нами сокращается, и я застываю на месте, пока в лунном свете вырисовываются выразительные черты Эммета. Четко очерченные скулы, точеная челюсть, устрашающие темные глаза. На нем черный костюм и рубашка, расстегнутая на шее. Волосы аккуратно зачесаны назад. В нем нет ни капли мягкости.

Его взгляд прикован ко мне, и я понятия не имею, как давно он меня заметил, но, похоже, он не так шокирован, как я. Даже зная, что это он, мое сердце не успокаивается.

Он идет прямо ко мне, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки.

— Лейни.

Он вдыхает жизнь в мое имя.

— У тебя такой вид, будто ты только что увидела привидение, — говорит он, приподнимая мой подбородок и изучая черты лица.

Не могу сдержать дрожь от его прикосновения. Страх написан на моем лице. Это сила тьмы, которая вот так берет верх над здравым смыслом. Почему у меня было такое чувство, будто за мной охотятся? Почему я чуть не убежала?

— Ты напугал меня, — признаюсь я, голос звучит так тихо, что превращается почти в шепот.

Его взгляд опускается к моим губам, и внутри все сжимается от осознания происходящего. Этот момент напоминает сон, как будто все это нереально, как будто я позвала Эммета, и он пришел за мной.

Чтобы проверить, я протягиваю руку и прижимаю к его груди, прямо над бьющимся сердцем. На мгновение его твердые мышцы напрягаются, но затем я ощущаю ровный ритм ударов «тук, тук, тук», который искала.

Даже теперь, когда знаю, что он настоящий, не отдергиваю руку.

— Почему ты здесь? — спрашиваю я.

— Я только что приехал и хотел размять ноги, а не ехать в одном из этих экипажей. Почему ты здесь?

— Мне нужен был свежий воздух.

Его взгляд на мгновение скользит поверх моего плеча.

— Ты довольно далеко от виллы.

— Я и не знала.

Наконец, он отпускает мой подбородок и отступает назад, оглядывая меня с головы до ног. Моя рука опускается, и я гадаю, что он может разглядеть в темноте. Я бы выложила все до последнего цента, чтобы узнать, что он обо мне думает.

— Я не знала, что ты будешь здесь.

Он засовывает руки в карманы.

— Отец и Виктор очень близки. Отец не смог приехать на празднование, поэтому я освободил расписание, чтобы присутствовать вместо него.

— Как тесен мир. Крошечный, похоже. Я видела тебя на балете на этой неделе.

Его брови с интересом приподнимаются.

— Ты была там?

— Сидела в ложе, спрятавшись. Ты бы меня не увидел.

— Но ты меня видела.

Мои щеки вспыхивают.

— Я встала, чтобы поаплодировать танцорам, и заметила тебя со спутницей в толпе. Вас было трудно не заметить.

Он холодно кивает.

— Миранда работает в GHV. Она в некотором роде подруга.

Наклоняю голову набок, желая продолжения.

— Друг, который сопровождает на балет, действительно хороший друг, — поддразниваю я.

Он не клюет на приманку.

— А с кем ты была?

Хотела бы назвать кого-нибудь красивого, опасного и плохого для меня во всех отношениях.

— С бабушкой, — отвечаю я, стараясь не смущаться.

— Вы близки, — замечает он.

— Чрезвычайно.

— Тогда я с нетерпением жду встречи с ней.

— Вы не знакомы?

— Официально нет, но я думаю, что она знакома с отцом.

Я хмыкаю.

— Чувствую здесь закономерность.

Он понимающе кивает.

— Похоже, мы не можем убежать друг от друга. Уже поздно. Ты скоро пойдешь ужинать? Я провожу тебя.

Я поворачиваюсь на каблуках, и он подходит ко мне. Думаю, Эммет собирается подставить локоть, чтобы я могла опереться на него, но вместо этого он кладет руку мне на поясницу, как делал это во время свидания на балете. Тогда мне хотелось поменяться с ней местами, и сейчас я испытываю пьянящее чувство. Его крепкой хватки на моей спине достаточно, чтобы ощутить прикосновение сквозь слой одежды.

Его мизинец находится всего в дюйме от копчика, и это место кажется скорее интимным, чем дружеским. Мы продолжаем идти по тропинке, и его рука медленно скользит по внешней стороне моего бедра, притягивая меня ближе к себе. Через мгновение я понимаю почему, едва не наступив на короткую ветку, которая, должно быть, упала с одного из качающихся кипрских деревьев.

— Осторожнее, — говорит он, крепче прижимая меня к себе.

Его рука тяжелая. Я вспомню ее размер позже, когда окажусь в своей комнате. Положу свою руку туда, где сейчас находится его рука, и поражусь тому факту, что он смог обхватить почти половину талии своей ладонью.

Он улавливает мою дрожь и спрашивает, не холодно ли мне.

Да. Не следовало выходить на улицу в коротком платье, но я отказываюсь от его пиджака.

— Ты уверена?

Я слишком беспокоюсь о внешнем виде. Более того, делаю шаг в сторону, так что он вынужден опустить руку. В любой момент мы подойдем к вилле. Какая жалость.

Поворачиваюсь, чтобы рассмотреть его, стараясь впитать как можно больше, пока он так близко. Его профиль потрясает, впрочем, так было всегда. Мне нравилось изучать его еще в Сент-Джонсе.

— Знаешь, тебе следовало воспользоваться экипажем, — говорю я ему. — Я никогда не испытывала ничего подобного. Это было как будто из романа Джейн Остин. Бабушка пускала слюну от исторической точности.

Он улыбается.

— Как бы очаровательно это ни звучало, это был долгий день в пути, и я не горел желанием его продлевать. Я бы пошел пешком прямо из аэропорта в Милане, будь обувь получше, — поддразнивает он.

— Я чувствовала то же самое. Вот почему вышла прогуляться. Я немного увлеклась, мне следовало вернуться раньше. Бабушка предупреждала, что нужно приходить вовремя, и теперь, видимо, я приду последней.

— Ты будешь со мной. Можешь использовать мое появление как отвлекающий маневр, и проскользнуть незамеченной, если хочешь.

— Верно. У меня это хорошо получается, — бормочу я.

— Остаться незамеченной?

Я не отвечаю. Не хотелось, чтобы он услышал это замечание, и я определенно не хочу его анализировать. Он, как никто другой, должен понимать, что я за человек, как хорошо умею прятаться от посторонних глаз, не более чем вспышка для большинства людей.

Замираю на мгновение, услышав что-то вдалеке, кажется, чей-то крик.

И вот опять.

Эммет хмурится и поворачивается ко мне.

— Ты это слышала?

Кажется, они зовут…

— ЛЕЙНИ!

— ЛЕЙНИ! — Присоединяется другой голос.

Кровь отхлынула от моего лица. О Боже. Шансы на то, что останусь незамеченной, теперь равны нулю. Бабушка организовала поисковую группу. Как унизительно.

Я бросаюсь к вилле.

— Я здесь! Хватит! Нет необходимости кричать!

Не упускаю смешок Эммета, когда он бежит рядом.

— Полагаю, уже слишком поздно отвлекать внимание. Но я все равно могу попробовать, если хочешь.

Меня бесит, что он находит это забавным.

— ЛЕЙН…

— Я здесь! Перестань вести себя так, будто меня похитили! Я здесь!

Со стоном вырываюсь из-за высокой изгороди и, спотыкаясь, выхожу на поляну перед виллой, где меня встречают все до единого гости. Там даже есть несколько слуг, у некоторых из них фонарики.

Я смотрю на них, а они на меня.

И тут Эммет выходит из-за живой изгороди, как раз вовремя.

— Что ж, теперь я ожидаю такого приема на каждой вечеринке, Виктор, — иронично замечает Эммет. — Вам всем не обязательно было выходить и приветствовать меня таким образом.

В толпе раздается несколько приглушенных смешков, но их немного.

Бабушка стоит впереди всех и сверлит меня взглядом. Если бы это не поставило нас в неловкое положение, не сомневаюсь, что она с удовольствием отчитала бы меня прямо здесь, перед всеми.

Слева от нее стоит Ройс с фонариком в руке, на лице непроницаемое выражение. Возможно, он испытывает облегчение, что со мной все в порядке и поиски можно прекратить, но что-то еще скрывается под поверхностью, когда он переводит взгляд на Эммета.

Понимаю, как это выглядит. Я тяжело дышу и раскраснелась после пробежки. Уверена, что и волосы сейчас тоже в беспорядке. Очевидно, я сильно опоздала на ужин, и все решат, что все это время была с Эмметом. Для большинства гостей это не будет иметь значения, кроме того факта, что я доставила им небольшие неудобства и прервала их вечер, но немногим избранным это покажется крайне странным.

— Мы нашли девушку! А теперь все в столовую! — Кричит Виктор, начиная загонять всех обратно в дом. — Ночь только начинается!

Поисковая группа расходится, чтобы последовать за ним обратно на виллу. Я опускаю взгляд на гравий, пытаясь сдержать слезы смущения, которые наворачиваются на глаза. Затем, тяжело ступая, начинаю следовать за ними.

Бабушка и Ройс ждут меня.

Ройс выходит вперед, галантно берет меня за руку и помогает подняться по лестнице.

— Ты сказала, что позволишь проводить тебя на ужин. Я ждал тебя.

Съеживаюсь от чувства вины.

— Мне так жаль. Я забыла. Я не…

— Если ты захотела прогуляться, как сказала бабушке, я мог бы пойти с тобой. Я знаю, ты, вероятно, была разочарована, что наша прогулка прервалась ранее.

Я просто киваю, не зная, что сказать, кроме искренних извинений, которые произношу не один раз, а дважды. Затем убираю свою руку с его, прекрасно понимая, что Эммет идет позади. Я рада, что у него хватило ума не вмешиваться. Он не поможет в этой ситуации.

Бабушка молча идет рядом. Невыносимо даже смотреть на нее. Знаю, ей стыдно из-за того, что я устроила спектакль, и, хотя это не входило в мои намерения, это не то, что она хочет услышать прямо сейчас. Бабушка хочет, чтобы я все исправила, вернулась к роли послушной внучки, какой она меня вырастила.

Больше ничего не говорю, пока мы идем. Ройс рассказывает, как все волновались, как именно он собрал персонал и остальных гостей вечеринки, когда стало уже поздно, а я все еще не вернулась из сада. По мере того как он продолжает, чувство вины только нарастает, грозя раздавить, пока я занимаю отведенное мне место за обеденным столом, к счастью, подальше от Ройса, бабушки и Эммета. Ройс сидит на дальней стороне, а Эммета усадили прямо напротив бабушки, на почетном месте рядом с самим Виктором. Я сижу рядом с незнакомцами, которые, кажется, вполне довольны тем, что делают вид, будто меня нет. Они продолжают разговор, который, должно быть, начали ранее, что-то о правах на добычу полезных ископаемых на Аравийском полуострове, а я опускаю голову и смотрю на сложенную салфетку на коленях, пока не подают первое блюдо.

Это тарталетки с икрой и крем-фрешем.

— Честно говоря, никак не могу понять разницу. Это канапе или закуска? — спрашивает кто-то за столом.

— А есть разница? — отвечает другой.

За милю слышу, как бабушка прочищает горло.

— Закуски, которые едят руками, — это канапе, — с укором отвечает она. — Закуски, которые едят за столом с помощью ножа и вилки, — это закуски.

Как по команде, половина стола хватается за вилки для салата.

— Тем не менее это канапе, — продолжает она. — Тарталетка служит в качестве посуды, и лучше оставить вилку для салата там, где она лежит, чтобы использовать ее во время следующего блюда.

Суета продолжается, гости тут же пытаются вернуть свои вилки в правильное положение на столе. Этого зрелища почти достаточно, чтобы вызвать улыбку, но затем холодный взгляд бабушки приковывает меня к месту, и я снова переключаю внимание на свою тарелку.

Все начинают есть, и в воздухе повисает тишина, пока Эммет не заговаривает.

— Как вы, наверное, понимаете, закуски — это французское блюдо, — говорит он моей бабушке, хотя все присутствующие за столом прислушиваются. — Дословно это переводится как «вне работы» или «вне шедевра».

— Это прекрасно, — говорит женщина рядом с ним.

До этого момента я не замечала ее, и мне приходится наклониться вперед, чтобы получше рассмотреть ее. Это жизнерадостная брюнетка с короткими волосами и широкой улыбкой на красных губах. Она кокетливо смотрит на Эммета, пока он продолжает:

— Я слышал, что эта практика зародилась в России, где небольшими закусками из рыбы, икры и мяса можно было перекусить во время долгих путешествий.

Все за столом находят это интересным, за исключением бабушки, которая, кажется, упорно старается сохранять невозмутимое выражение лица.

Разговор постепенно набирает обороты. Я совершенно отстраняюсь. Подходит официант, чтобы наполнить наши бокалы, и я с жадностью принимаю, жалея, что нельзя попросить всю бутылку. Пока официант наливает, позволяю взгляду скользнуть на Эммета. Я не единственная, кто обращает на него внимание. Он привлекает всех нас, затмевая даже самых именитых гостей. Какой наследный принц?

Хотя это и нарушение правил этикета, я благодарю официанта за вино как раз в тот момент, когда приносят второе блюдо — классический французский грибной суп, красиво сервированный.

На другом конце стола Ройс разговаривает с мужчиной, сидящим рядом. Он ни разу не взглянул на меня.

Интересно разбирать рассадку. Виктор ничего не делает случайно. Он посадил себя во главе, выступая в роли бесстрашного лидера нашего званого ужина, и позаботился о том, чтобы самые важные гости были под рукой. Бабушка и Эммет рядом с ним, а рядом с Эмметом — кронпринц Малайзии. Это миниатюрный мужчина, он ближе по возрасту к бабушке, чем ко мне.

Осторожно опускаю ложку, зачерпывая немного супа, и продолжаю оценку. Мое место в центре стола кажется немного неуместным. Я действительно никто, но присутствие бабушки, как зонтик, и, полагаю, именно поэтому меня считают более достойной, чем есть на самом деле.

— Тебе понравилась прогулка по саду, Элейн?

Резкий вопрос Виктора разносится по всей комнате, и ложка замирает в супе.

Ощущаю на себе любопытные взгляды окружающих, и шея краснеет.

— Да. Спасибо.

Мой голос такой слабый, что буду удивлена, если кто-то его услышит.

— Ты нас по-настоящему напугала.

Тихий звон столового серебра о фарфор — единственный звук в столовой.

Этот момент возвращает меня во времена учебы в Сент-Джонсе, когда я слишком часто становилась объектом шуток или игр, и вместо того, чтобы постоять за себя и отпустить колкое замечание, избегала конфронтации.

— Она была… — начинает Эммет, пытаясь прийти мне на помощь.

— Виктор, суп просто восхитителен, — говорит бабушка, прерывая его и отвлекая внимание от меня. — Где шеф-повару удавалось добыть грибы в это время года?

Позже вечером, после самого долгого ужина в моей жизни, я, затаив дыхание, следую за бабушкой в нашу спальню. Весь вечер я переживала об этом моменте — первой возможности поговорить наедине о том, как сильно я ее разочаровала. Заламываю руки, наблюдая, как она идет к шкафу. Обычно дома Маргарет помогала ей раздеться после официальных мероприятий, но сейчас я подхожу к ней, помогаю расстегнуть молнию на платье и повесить его на место. Она молча надевает ночную рубашку, и я делаю то же самое. Желудок сводит. За ужином я не притронулась к большей части еды и знаю, что утром буду голодна.

Надеваю пижаму и иду в ванную, чтобы почистить зубы и умыться. Бабушка делает то же самое, стоя у раковины рядом, а когда заканчивает, подходит, целует мои волосы и желает спокойной ночи.