Запретный французский

Глава 8

Эммет

Девушка смелая, надо отдать ей должное.

Она завладела моим вниманием.

Уже и не помню, когда в последний раз кто-то осмеливался давать мне непрошеные советы. Большинство людей знают, не следует. Сотрудников GHV увольняли и за меньшее.

То, как она разговаривала со мной… искра в глазах — это было восхитительно. Сложилось впечатление, что она могла встретиться лицом к лицу с дьяволом и уйти со встречи, оставив на одежде лишь пятна сажи, но сколько бы удовольствия это ни доставило, я не хотел этого видеть. Мне нравится, во что она одета. Короткое черное платье плотно облегает миниатюрную фигуру и прекрасно подчеркивает длинные стройные ноги.

Она идет чуть впереди, ведя меня по галерее.

Ощущение нереальное.

Я знаю свое место в мире, усвоил еще в младенчестве. Отец — восьмой богатейший человек в мире, в зависимости от дня и конъюнктуры рынков. Я неприкосновенен, безупречен. Люди припадают к моим ногам. Взрослые мужчины дрожат в моем обществе, и это не потому, что я побегу к папе, если они сделают что-то не так. Они боятся именно меня. Я еще хуже, чем он.

Если бы эта девушка знала, что к чему, она бы бежала, а не шла. Она бы принесла извинения от имени галереи и умоляла о сотрудничестве, стоя на коленях с дрожащими губами.

Пока идем, вспоминаю, как она потребовала, чтобы я отказался от дизайнеров, и мне приходится бороться с очередной улыбкой. Вся ее речь была, мягко говоря, неожиданной. Это было все равно, что услышать львиный рык, исходящий из пасти котенка.

Да, котенок. Что-то в ней есть отчетливо кошачье и свирепое.

Девушка оборачивается, чтобы убедиться, что я все еще иду следом, и мне удается еще раз взглянуть в ее поразительные глаза, примечательные не только цветом, хотя бледно-зеленый встречается довольно редко, но и тем, как соблазнительно изогнуты по краям.

Она останавливается перед большим абстрактным красно-белым коллажем с газетными вырезками, которые трудно прочитать с того места, где я стою. Более того, мне трудно оторвать от нее взгляд, чтобы по-настоящему рассмотреть картину.

Она дает немного времени устроиться перед коллажем, прежде чем начать говорить, тон не стал менее уверенным, а подбородок, как всегда, высоко поднят.

— Это одна из самых впечатляющих работ Аарона. Она выполнена в смешанной технике на холсте. Размер картины примерно семь на пять футов, подпись на обороте. Хотя на первый взгляд это может показаться неочевидным, коллаж отражает картину Пикассо «Герника» и призван стать мощным антивоенным символом. Крупные полосы красного цвета символизируют страдания, вызванные насилием и хаосом. Если присмотритесь, то увидите, что среди красной краски и бумаги разбросаны газетные вырезки, которые Аарону удалось собрать, и все они относятся к 26 апреля 1937 года — дню, когда Германия бомбила Гернику во время Второй мировой войны. Если вы видели работы Пикассо, то, возможно, помните, что на картине также есть газетная бумага, отражающая то, как Пикассо впервые узнал о резне.

Киваю.

— Как француз, я хорошо знаю эту работу. Он написал ее в Париже во время немецкой оккупации. Уверен, вы слышали историю о том, как немецкие солдаты впервые увидели картину.

Ее зеленые глаза сверкают, когда она качает головой.

А вот и шанс немного склонить чашу весов. Не могу удержаться.

Делаю шаг к ней, понизив голос.

— В 1940 году немцы, оккупировавшие Париж, решили провести инвентаризацию всех банковских хранилищ в городе, и Пикассо вызвали в Национальный банк торговли и промышленности, где у него было два хранилища рядом с хранилищем Анри Матисса.

Она кивает, вспоминая.

— Да, конечно. Он спас бесчисленное множество работ от уничтожения во время оккупации. Ренуара, Сезанна…

Киваю. Хорошая девочка.

— Пикассо показал солдатам содержимое своего сейфа, и после того, как уверенно заявил, что картины, хранящиеся в нем, практически ничего не сто́ят… — губы изгибаются в улыбке, когда она слышит эту восхитительную ложь, — …следователи решили посетить квартиру Пикассо, где они наткнулись на фоторепродукцию «Герники». Легенда гласит, что солдаты поинтересовались у Пикассо: «Это вы сделали?», на что тот ответил: «Нет, это вы сделали».

Ее глаза расширяются от понимания.

— От вашей истории у меня мурашки по коже, — признается девушка, глядя на руки, на которых волосы встали дыбом.

У меня была почти такая же реакция, хотя исключительно из-за нее.

— Я куплю эту работу.

Ее губы приоткрываются в шоке.

— Я… — Она замолкает и качает головой, отводя взгляд. — Вам не следовало позволять мне продолжать в том же духе. Вы явно знаете, что делать, когда дело касается искусства.

— Я новичок, уверяю вас.

Скромность — это не то, с чем я хорошо знаком. Это слово кажется мне чужеродным.

— Считайте, что работа продана, — настаиваю я, теперь уже более сурово, чем минуту назад. Не люблю повторяться. — А теперь покажите другую.

Она поднимает глаза и встречается со мной взглядом.

— Вы же не серьезно, — говорит она, почти задыхаясь.

— С какой стати мне шутить? — терпение внезапно иссякает. — Вы знаете, кто я?

При этих словах она заливается громким, диким смехом, от которого мое сердце начинает бешено колотиться в груди.

С пылающими щеками она придвигается ко мне, пока мы не оказываемся почти вплотную друг к другу.

— Я как раз собиралась спросить о том же. Ты помнишь меня? Конечно, помнишь.

Вопрос застает врасплох. Я хмурюсь, рассматривая ее, взгляд быстро скользит по фигуре, в то время как мозг неустанно работает, пытаясь вспомнить, кто она такая. Конечно, я бы вспомнил, что видел эту женщину раньше, с ее темными волосами и выдающимися скулами, чистой, гладкой кожей и полными губами. На периферии моего сознания возникает какое-то ноющее чувство, что я что-то упускаю.

— Признаю, что ты чувствуешься мне знакомой.

— Чувствуюсь, — повторяет она, с любопытством наклоняя голову. — Какое интимное слово.

Меня так и подмывает протянуть руку и обхватить ее тонкую шею, приподнять подбородок, чтобы свет падал на ее лицо, подсвечивая каждую деталь, пока в моей голове не всплывут какие-нибудь воспоминания. Раздражение перетекает в гнев.

Кто ты? Я уже собираюсь спросить, но в этот момент тучи рассеиваются, и судьба преподносит ответ.

— Лейни, не хочу прерывать, — говорит какая-то молодая девушка с белым бейджиком, приколотым к рубашке, и озабоченно хмурится. Она похожа на практикантку из колледжа, что объясняет, почему она сочла уместным прервать наш разговор, хотя я здесь самый важный клиент.

Она не обращает на меня никакого внимания, ее большие встревоженные глаза устремлены на Лейни.

— Не могла бы ты мне помочь? Этот клиент расспрашивает о работах в стиле постмодерн, и я чувствую себя немного не в своей тарелке. Не могла бы ты…

— Конечно. — Стажеру даже не нужно заканчивать мысль, как Лейни пользуется возможностью покинуть меня, раз уж тайна раскрыта. Она успокаивающе кладет руку на плечо девушки и едва заметно кивает мне. — Я пришлю кого-нибудь вам в помощь, мистер Мерсье, и отложу картину «Герники», как вы просили. А теперь прошу меня извинить.

Она ускользает, прежде чем я успеваю заговорить. И остаюсь наблюдать, как ее поглощает толпа людей, некоторые из которых с нетерпением ждали возможности заговорить со мной. Какой-то мужчина почти выпрыгивает у меня перед носом, прерывая мою погоню за девушкой.

— Мистер Мерсье, если у вас найдется минутка, для меня было бы честью познакомиться с вами, — говорит какой-то парень с горящими глазами и в фирменном костюме журналиста, который плохо сидит на нем. Он достает телефон и начинает записывать, подтверждая мои подозрения. — Вы не против записи? У меня всего несколько вопросов о вашем будущем в GHV. Ходят слухи, что скоро вы станете…

Обхожу его, пока он продолжает говорить, мне нужно точно знать, та ли это женщина, с которой только что разговаривал, за кого я ее принимаю.

Внешность подходит. Бледно-зеленые глаза выделялись даже в молодости. Темные волосы. Сдержанные черты лица. Но та Лейни, которую я знал, была тихоней, ребенком, который прятался в укромных уголках и держался особняком. Не могу сопоставить воспоминания о ней с этой невероятно уверенной в себе женщиной, с которой только что разговаривал.

Замечаю ее в толпе, когда она приближается к гостье, которая мучила стажера галереи. Лейни поворачивается к клиенту с нежной улыбкой, и даже с другого конца комнаты без тени сомнения понимаю, что это Лейни Дэвенпорт, только повзрослевшая.