Запретный французский

Глава 35

Лейни

Весь первый этаж оперного театра был преобразован для гала-концерта, все выполнено в эффектных черно-белых тонах. Потолок задрапирован белым шелком, чтобы создать иллюзию шатра. Круглые коктейльные столики покрыты черной скатертью, и на каждом в центре — экстравагантное украшение из белых орхидей и черных роз. В самом центре зала, прямо на танцполе, находится ледяная скульптура двух лебедей высотой почти в семь футов. Пары позируют перед ней для фотографий, и бабушка ведет нас вокруг, туда, где Диана и Виктория уже начали собирать компанию друзей.

Среди них один из ведущих танцоров балета, все еще одетый в костюм принца. Он высокий и стройный, добродушный и достаточно вежливый, чтобы ответить на все наши вопросы. Для балетной труппы это хороший способ собрать средства — пригласить танцоров, чтобы они развлекали публику. Даже я немного восхищена им.

— Как думаешь, у меня есть с ним шанс?

Вопрос задает один из друзей Виктории, высокий красивый мужчина со светло-русыми волосами и в очках с толстыми стеклами. Он стоит чуть левее, и, хотя наклонился, чтобы поговорить со мной, его влюбленный взгляд по-прежнему прикован к танцовщику.

— На роман? — спрашиваю я, просто чтобы убедиться.

Он подмигивает, и я киваю.

— Им разрешено флиртовать с посетителями гала-концерта? Уверена, что это не одобряется.

— Ну, технически, я гость Виктории, на самом деле никто, так что, возможно, мне стоит воспользоваться этой лазейкой.

Я смеюсь.

— Что ж, у тебя хороший вкус, надо отдать должное.

Он улыбается, но улыбка тут же исчезает, когда он замечает что-то у меня за спиной.

— Кстати, о хорошем вкусе… Не смотри сейчас, но сюда смотрит безумно красивый мужчина. Подожди, он не просто смотрит… он бросает на меня косые взгляды.

По спине пробегает дрожь.

Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть.

— У него темные волосы?

— Да, и потрясающий костюм, и сколько в нем, должно быть, метр восемьдесят восемь? Пожалуйста, будь геем, пожалуйста, будь геем, пожалуйста, будь геем, — начинает скандировать он.

Я не могу удержаться от смеха.

— Насколько сердитым он выглядит?

— Эм, да, теперь, когда ты упомянула, думаю, что он, возможно, хочет оторвать мне голову. Странно, учитывая, что я его не узнаю.

— Это из-за меня, — признаюсь я с ноткой извинения.

— Боже мой, что ты наделала? Он идет сюда. Он же не собирается драться со мной, правда?

У меня вырывается еще один смешок.

— Искренне надеюсь, что нет.

— Звучит неубедительно, и это взятый напрокат смокинг. Я не могу его испортить, иначе потеряю залог.

Мне становится жаль его. Я едва знаю этого человека, нет причин втягивать его в перекрестный огонь.

— Я пожертвую собой, — говорю я ему, подмигивая, а затем поворачиваюсь лицом к Эммету и ухожу подальше от безопасной группы.

Как и было обещано, он выглядит убийственно.

— Это совсем не то, что ты думаешь, — говорю я, когда мы встречаемся на полпути. Я даже прижимаю руку к его груди на случай, если ему придет в голову какая-нибудь безумная идея проскочить мимо. — Перестань так пялиться на этого мужчину. Он друг Виктории.

Эммет смотрит на меня, приподняв брови, как бы говоря: «И что ты хочешь этим сказать?»

— И в данный момент он пытается завоевать того танцора, который стоит в их группе, так что нет необходимости предъявлять претензии.

— Предъявлять претензии?

Похоже, эта идея его внезапно заинтриговала.

Он поднимает голову и быстро оглядывает комнату, прежде чем снова сфокусировать свои темные глаза на мне.

— Итак, он не помеха… — продолжает он, — но здесь есть и другие мужчины, которые соперничают за возможность поговорить с тобой. Может, мне стоит заявить права.

— Боишься, что я ускользну?

— Ты и так была достаточно неуловима в последние несколько недель.

Сейчас он просто дразнит меня. Он не может на самом деле волноваться, что я озабочусь кем-то другим. Для меня нет другого в целом мире.

— А что еще я должна была сделать? — спрашиваю я, пытаясь продолжить пикировку.

Он накрывает мою руку своей.

— Смилостивиться, в конце концов. Ты сделаешь это?

Я не знаю, что ответить. Вопрос слишком много значит. Поэтому я уклоняюсь от ответа.

— Ты появился сегодня по чистой случайности?

— Мне позвонила твоя бабушка.

У меня отвисает челюсть.

— Это саботаж.

Он улыбается.

— Она сжалилась надо мной.

Едва сдерживаю желание топнуть ногой.

— Она вела себя так хладнокровно и все такое. Я думала, она дает мне свободу выбора в этом вопросе.

— Так и есть, уверяю тебя. Она ясно дала мне это понять. Но… она видела, как я несколько раз приходил к вам домой. Она знает о моих чувствах. — Он сжимает мою руку. — Это было мило с ее стороны, и теперь, когда я раскрыл тебе свой секрет, ты не можешь убежать…

Он берет меня за руку, нежно переплетая наши пальцы, и затем начинает тянуть меня к танцполу.

Оркестр, расположившийся в углу, играет медленную версию сюиты «Лебединое озеро». Нежные звуки арфы и скрипки создают такую бархатистую мелодию.

На танцполе всего несколько пар, и кажется, что весь зал наблюдает за нами, когда Эммет заключает меня в объятия.

— Ты так и не спросил, хочу ли я потанцевать.

— А ты хочешь? — спрашивает он, вкладывая в свой вопрос всю силу своего обаяния. Удивительно, что не подкашиваются ноги.

— Ну, было бы жаль сейчас останавливаться, — поддразниваю я, как будто делаю ему огромное одолжение, терпя его прикосновения, хотя на самом деле вся киплю от нервного возбуждения.

Мы приближаемся к концу, к моменту, когда мне придется раз и навсегда покончить с ситуацией, которая кажется запутанной и сложной, а теперь… внезапно такой глупой.

Но я не обязана этого делать.

Я могла бы отклониться от плана, которого придерживалась последние несколько недель.

Без особой предусмотрительности, инстинктивно, это чувство в животе, это учащенное биение сердца подсказывают мне сделать это. Просто… позволь этому случиться.

— Раз уж ты раскрыл мне секрет, я тоже поделюсь.

Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

— Я рада, что ты здесь, — тихо признаюсь я.

Это всего лишь маленькая правда, но мы так долго играли в войну, что это кажется белым флагом.

И он принимает его, легко переводя разговор в другое русло, пока ведет меня на танцпол.

— Я тоже. Мне понравился балет. В последний раз я смотрел его в Париже. Танцоры были великолепны, особенно главная балерина.

Мне хочется нахмуриться.

— А что, если я скажу, что это вызывает у меня нелепую ревность, когда слышу, как ты восхищаешься балериной на сцене?

Он выглядит довольным.

— Хорошо.

Я едва не издаю стон.

— Мы обречены.

— Правда? — он кладет руку мне на поясницу. — Сегодня я в основном наблюдал за тобой. Удивительно, что не свело шею от того, что я пялился на твою ложу.

— Я знала.

— Ты даже не оглянулась.

Я улыбаюсь, глядя под ноги.

— Даже если бы я не увидел тебя здесь сегодня, я бы все равно продолжал приходить в дом твоей бабушки, чтобы попытаться добраться до тебя, несмотря ни на что. Это меньшее, что я могу сделать. Ты ведь понимаешь? Ты доказала мне, что любовь долговечна, — его взгляд остается твердым. — Как долго ты любишь меня, Лейни?

В уголках моих глаз собираются непрошеные слезы. Отвожу взгляд и решительно отвечаю:

— Целую мучительную жизнь, и я не планирую продолжать.

Он притягивает меня ближе, и мы оказываемся грудь к груди. Эммет наклоняется, и его тон еще более решительный, чем мой.

— Если бы я знал, что это был твой выбор, что ты действительно хочешь меня, а не просто какую-то заранее спланированную помолвку…

— Ты бы внезапно полюбил меня в ответ? — огрызаюсь я, шокируя нас обоих. Очевидно, гнев еще не полностью исчез…

Его взгляд остается нежным, когда он качает головой.

— Я бы перестал вести себя как дурак.

Мне нечего на это ответить, в моем арсенале не осталось никакого оружия.

Я рассказала ему все. Я боролась с ним. Я сопротивлялась и пыталась играть в наказание, но Эммет, кажется, так сильно хочет заполучить меня. И почему сопротивляюсь, если он — все, чего я хотела с детства?

— Иногда кажется невероятным, что ты можешь любить меня, — шепчу я. — Ты должен помнить, каково мне было в Сент-Джонсе. Мучения, дрянные девчонки… В тот день, когда они нашли твою фотографию, которую я хранила под подушкой… ты должен был понять, как сильно я тебя любила.

— Ты была молода, Лейни, — говорит он, пытаясь рассеять мое смущение, но я не смущаюсь.

— И все же тогда я знала то, что знаю сейчас. — Я спокойно встречаю его взгляд, впервые чувствуя себя непринужденно в его объятиях, и продолжаю: — Я люблю тебя, Эммет. Я любила тебя многими способами. Невинная любовь ребенка… тайная любовь девочки-подростка, желающей кого-то, кто недоступен… безнадежная любовь женщины, тоскующей по мужчине, который кажется недосягаемым.

Он держит одну руку на моей пояснице, а другую поднимает, чтобы обхватить шею и запрокинуть голову назад, чтобы видеть мое лицо полностью.

— Ты знаешь, что у меня все еще есть одна из твоих роз? — спрашивает он. — Та, которую ты оставила для меня на причале.

Качаю головой, борясь с нахлынувшими эмоциями. Я не хочу плакать здесь, на танцполе.

— Признаюсь, я не очень хорошо ее сохранил. Когда был подростком, думал, что, если положить на несколько лет в коробку из-под обуви, это поможет. Удивительно, что она до сих пор не рассыпалась.

Он изучает мое лицо, видя все, что я не в силах скрыть, включая неприкрытую любовь.

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему я каждый вечер ходил на озеро плавать? — спрашивает он.

Хмурю брови, вспоминая те ночи много лет назад. У меня получается, или, по крайней мере, думаю, что получается.

— Я полагала, что тебе нужно отвлечься, обрести свободу так же, как и мне. Плавание помогало успокоиться.

— Ты права, это правда… хотя было немало ночей, когда все было гораздо хуже, — его торжественный голос почти пугал меня. — Временами это было моим единственным средством выживания. Плавать ночь за ночью… это поддерживало меня в то время, когда я чувствовал, что жить осталось совсем немного. Поэтому, когда на причале появилась первая роза — белоснежная, как ангел, — я воспринял это как знак. Это было похоже на настоящий луч надежды.

Он наморщил лоб от волнения.

— Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать? Что ты, сама того не ведая, сделала для меня этими розами?

Я киваю, говорить слишком трудно.

Он наклоняет голову, пока его лоб не касается моего. Зажмуриваю глаза, но слеза все равно скатывается.

— Я люблю тебя, Лейни. Тогда я не понимал, что это ты, но я в долгу перед тобой за то, что ты была моим ангелом-хранителем все эти годы. И я рад, что теперь ты это знаешь.

Моя рука сжимает его бицепс, будто боясь, что после этих слов он ускользнет.

Я так отчаянно хочу удержать его.

— Что будем делать дальше? — спрашиваю я.

Похоже, вопрос не приносит ему облегчения. Черты лица не расслабились. Он обеспокоен так же, как и я.

— Не знаю. Должен ли попросить тебя остаться на ночь или переехать ко мне? Должен ли попросить стать моей девушкой или невестой? Я знаю, чего хочу и не могу медлить.

Уверена, он слышит дрожь в моем голосе.

— Как насчет того, чтобы мы беспокоились только о сегодняшнем вечере? Или, может быть, даже не так? Может, просто о нашем следующем шаге?

— Ладно. Как ты думаешь, твоя бабушка будет против, если я украду тебя?

Он уже начинает уводить меня с танцпола.

— Нет.

— Тогда пошли.