Запретный французский

Глава 25

Лейни

Через неделю после возвращения из Нью-Йорка бабушка решает устроить для нас с Эмметом вечеринку по случаю помолвки. Приглашения рассылаются без моего ведома. На самом деле, я узнаю об этом только утром, когда группа флористов и организаторов мероприятий наводняет дом, готовясь к вечернему торжеству.

Я застаю бабушку в холле, она направляет команду кейтеринга на кухню.

— Не думаю, что это хорошая идея, — говорю я.

Она игнорирует меня, поэтому я вынуждена встать перед ней и взять ее за руку, требуя внимания.

— Жаль, что ты не спросила меня, прежде чем устраивать праздник.

Она вздыхает.

— Это традиция. Вряд ли мне нужно твое разрешение, чтобы устроить вечеринку в собственном доме.

— Да, но, возможно, будет лучше, если мы не будем следовать традициям. Я просто думаю…

Ее карие глаза нетерпеливо смотрят на меня.

— Элейн Эванджелина, если ты думаешь, что я не устрою вечеринку в честь помолвки своей единственной внучки, ты глубоко ошибаешься. На самом деле, я собираюсь устроить для вас с Эмметом вечеринку, подобно которой Бостон еще не видел.

В этот момент открывается входная дверь и появляется женщина, держащая в руках стопку скатертей, такую высокую, что она возвышается над ее головой и закрывает обзор.

— Пожалуйста, помогите! — умоляет она.

Джейкобс подбегает и забирает у нее половину, прежде чем они рухнут на пол.

Не желая участвовать в организации вечеринки, я выскальзываю из дома во время обеда и направляюсь к Моргану. Сегодня не мой рабочий день, но я жажду отвлечься, что так хорошо удается в галерее. Коллетт сидит за стойкой в главном выставочном зале и отвечает на электронные письма. Ее глаза расширяются, когда я вхожу в дверь.

— Не ожидала увидеть тебя сегодня.

Я лучезарно улыбаюсь.

— Решила узнать, не нужна ли тебе помощь.

— Ммм… эй, разве тебе не нужно готовиться к вечеринке?

Хорошее настроение мгновенно испаряется. Откуда она знает о вечеринке по случаю помолвки?

Она смеется, чувствуя мое замешательство.

— Твоя бабушка пригласила полгорода. Думаю, все из Сент-Джонса получили приглашения, которые, кстати, выглядели так, будто стоили тысячу долларов за штуку. Удивительно, что рой бабочек не вспорхнул, когда я открыла коробку.

О Боже.

— Точно. Да… она немного увлеклась.

Мой голос звучит извиняющимся, возможно, именно поэтому она успокаивается.

— Они были красивыми, правда. Я просто все еще в шоке. Ты и Эммет? С каких это пор?

И вот это началось.

Ложь, обман, легенды.

Никто не инструктировал, что я должна говорить. Было бы неплохо согласовать мою версию событий с версией Эммета, чтобы мы не выглядели дураками. Черт возьми, насколько я знаю, он совершенно не скрывает правды. Возможно, Коллетт уже знает, что помолвка — фикция.

Я открываю рот, чтобы ответить, но слова застревают в горле.

Выражение ее лица смягчается, и она протягивает руки, словно пытается успокоить дикое животное.

— Послушай, я, например, думаю, что вы подходите друг другу. Он всегда был немного мрачноватым и загадочным, и в тебе тоже есть эта непонятая сторона. Сначала я была шокирована, но теперь все поняла. Конечно, я хочу знать все подробности… когда вы будете готовы поделиться ими. Например, какой он за закрытыми дверями? Не думаю, что у меня когда-либо был нормальный разговор с ним.

Я принужденно смеюсь.

— Это… неожиданно, — говорю я, решая, что на данный момент лучше всего говорить расплывчато.

— Ну, если ты счастлива, то и я счастлива. И естественно, я буду на празднике сегодня вечером.

Я улыбаюсь и киваю, затем кладу свою сумочку за стойку.

— Хорошо. А теперь заставь меня работать.

Я отвлекаюсь у Моргана до половины пятого, после чего бабушка и Маргарет настаивают, что мне нужно вернуться домой, чтобы начать готовиться к вечеринке. Когда вхожу в фойе, в доме все также полно народу. Если не сказать больше, безумия стало в десять раз больше. К счастью, Маргарет направила команду по прическам и макияжу в мою комнату, так что я пропущу большую часть суматохи последних минут.

Я сижу за туалетным столиком, позволяя профессионалам работать. Они чувствуют, что я в спокойном настроении, и не навязывают светскую беседу. Я безмерно благодарна, потому что мои нервы этого бы не выдержали. Даже когда сижу, сложив руки на коленях, они все равно дрожат. Пытаюсь сжать кулаки, чтобы скрыть дрожь, но кажется, что все равно все заметят.

Когда заканчивают с макияжем и наносят последние штрихи на прическу, Маргарет стучится и входит.

— Вот, дорогая. Это лавандово-медовый чай с кое-чем еще, чтобы снять напряжение.

Делаю глоток, чай такой вкусный, что я почти не чувствую водки.

Она подмигивает и, отступив, садится на мою кровать. Пока мне расплетают бигуди, она одобрительно улыбается, но больше ничего не говорит. Мне нравится в ней это — ее способность оказывать молчаливую поддержку. Одно ее присутствие успокаивает.

— Потрясающее платье. Тебе нравится?

Это белое шелковое платье с драпировкой, облегающее фигуру и с глубоким вырезом на спине, классический фасон, который будет хорошо смотреться на любой женщине. В нем нет ничего, что могло бы не понравиться.

Улыбаюсь и киваю, зная, что Маргарет приложила руку к его выбору.

— Оно прелестно. Спасибо. Поможешь надеть?

Остальные собирают свои вещи: палитры с косметикой, кисти, шпильки и лак для волос, и покидают комнату, так что остаемся только мы с Маргарет, когда я надеваю платье и встаю перед зеркалом. Она застегивает молнию и кладет руки мне на плечи.

— Посмотри на себя. Не могу представить более красивую невесту.

Ненавижу, что на глаза наворачиваются слезы.

Она сжимает мои плечи, а затем отходит, давая время собраться с мыслями, прежде чем обуться.

Ко времени моего торжественного появления вечеринка уже в самом разгаре, как и задумывала бабушка. Я спускаюсь по ступенькам и улыбаюсь, чувствую себя настоящей принцессой. Официальный фотограф мероприятия снимает меня с нижней ступеньки лестницы, и я стараюсь улыбаться и выглядеть счастливой, как настоящая невеста.

Бабушка ждет внизу, и я благодарна ей за то, что она идет рядом, сопровождает по залу, следя за тем, чтобы я здоровалась со всеми, от нынешних знакомых до людей, которых не видела много лет. Толпа немного старше, что меня не удивляет. Эта вечеринка как для нее, так и для меня.

Я уже сбилась со счета, скольким людям пожала руки, улыбнулась, притворилась, когда в вестибюле внезапно поднялась суматоха.

Джейкобс появляется в высоком арочном проеме гостиной, держа в руках лист бумаги.

Ему нет необходимости привлекать всеобщее внимание. Вздохи, доносящиеся из прихожей, сделали свое дело.

Тем не менее он откашливается и одаривает меня доброй улыбкой, прежде чем зачитать вслух.

— Ваш будущий свекор сокрушается, что не смог приехать на торжество, но он хотел передать свои наилучшие пожелания счастливой паре и официально поприветствовать Элейн в семье Мерсье.

При этих словах он отступает назад, пропуская вереницу мужчин в черных костюмах, которые вальсируют в гостиную, неся искусно составленные букеты. Их руки согнуты под одинаковым углом. Движения идеально синхронизированы. Каждый несет букет, наполненный разными цветами: садовыми розами, пионами, орхидеями, протеями, ранункулюсами, лилиями, тюльпанами, гардениями, гортензиями…

При виде роскошного зрелища из меня вырывается смех восторга, и я прижимаю руку к губам, пытаясь сдержать еще один, когда мужчины подходят и ставят цветы на стол, один за другим, расставляя их таким образом, что, завершив композицию, они потрясли комнату, образовав два переплетенных Э.

Толпа охает и ахает, и даже я тронута их заботой.

Это почти облегчает страдания, которые я испытывала, ожидая приезда Эммета.

Все хотят спросить меня только об этом. Сначала они комментируют мое платье, прическу и макияж, говоря, какой красивой невестой я буду, но разговор неизбежно переходит на вопросы об Эммете.

— А где сегодня твой жених?

— Эммет не упоминал, что задержится?

— Он не может заставить нас ждать всю ночь.

Я могу уклоняться от их вопросов только до тех пор, пока не станет ясно, что что-то не так. Одно отсутствие Мерсье легко списать, но два?

Если бы не брат Эммета, Мерсье вообще не было бы на помолвке.

Я была потрясена, увидев, что Александр приехал. Кроме улыбки и кивка с другого конца зала, мы не разговаривали. Он задержался с группой из Сент-Джонса, друзьями Эммета — и я старательно избегала их весь вечер. Даже с учетом того, что среди них Коллетт, кажется, что присоединиться к ним — все равно что войти в логово льва. Несомненно, Александр лучше всех знает правду о том, что происходит.

Но он здесь, и у меня нет ощущения, что он пришел, чтобы создавать проблемы, хотя я могу и ошибаться.

В конце концов, наши пути пересекаются, когда я подхожу поближе рассмотреть цветы, доставленные Фредериком. Наклоняюсь, вдыхая как можно больше пьянящего аромата гардений, когда Александр как ни в чем не бывало подходит. Я смотрю на него, пытаясь выровнять дыхание и приготовиться к худшему. Он так не похож на брата. Если у Эммета волосы почти черные и всегда уложены аккуратно, то у Александра волосы средней длины на несколько тонов светлее и более вьющиеся. У него выдающийся римский нос и более грубые черты лица, чем у Эммета, хотя у них общая острая линия подбородка. У Александра она просто покрыта бородой.

— Привет, сестренка, — говорит он с веселой улыбкой.

И тут же я вздыхаю с облегчением.

В нем есть легкость, которую не так-то легко найти в Эммете. Но это не значит, что ее там нет. Я и сама иногда замечала, но для всего мира Эммет суров и холоден. Его брат — полная противоположность.

Он кивает на цветы.

— Что за показуха, а? Он мог бы просто прислать дюжину роз и на этом закончить.

— Это красиво.

— Так и есть. Какая жалость, что все притворство, правда?

Моргаю и отвожу взгляд. Хорошо, что он не может прочесть все эмоции на моем лице. У меня никогда не получалось изображать безразличие.

Он наклоняется и смягчает голос.

— Я не хотел обидеть. Просто… Возможно, будет лучше, если между нами не будет притворства. Да ладно, ты настоящий злодей… Не отступай сейчас.

Он улыбается, как будто только что сделал комплимент.

— Я не злодей.

— Нет? — Его густые брови недоверчиво приподнимаются. — Эммет, кажется, уверен в этом. Судя по тому, что он говорит, ты в одиночку разрушаешь его жизнь.

Он расплывается в улыбке, а я с каждой секундой злюсь все больше.

— Какая изощренная выдумка. Обязательно напомни брату о роли, которую он сыграл во всем этом, когда увидишь его в следующий раз. Полагаю, сегодня он не придет?

— Боюсь, что нет.

Я хмыкаю, как будто это не имеет значения.

— Точно. Если он пытается играть…

— Никаких игр. По крайней мере, не в отношении тебя. Он просто пытается донести свою точку зрения до нашего отца. Так уж случилось, что ты стала сопутствующим ущербом, хотя, я думаю, он убедил себя, что ничего страшного, если тебе придется немного пострадать, поскольку ты сама вызвалась сыграть роль притворной невесты.

— Это все равно не дает ему права вести себя как мудак.

— Разве?

У меня напрягается спина.

— Понятно. Тебя прислали сюда в качестве эмиссара Эммета?

Его коварная ухмылка становится только шире.

— Уверяю тебя, я ни на чьей стороне. По правде говоря, весь этот фарс в моих интересах. Ты не представляешь, как круто хоть раз побыть сыном, который не находится в центре скандала. Я мог бы к этому привыкнуть.

Я сердито смотрю на него и хмыкаю.

— Я не понимаю, почему ты ведешь себя так самодовольно. Знаешь, ты можешь оказаться следующим на плахе.

Он пожимает плечами, не обращая внимания на угрозу.

— О, я сомневаюсь. Мой отец не беспокоится обо мне. Думаю, по большей части он просто счастлив, когда я не на реабилитации. Именно Эммет несет на своих плечах весь мир. Отец ожидает от него слишком многого, а Эммет, каким бы идиотом ни был, никогда не перестает соответствовать обстоятельствам. Я постоянно говорю ему, что все, что нужно сделать, это облажаться раз или два, и отец забудет о нем, как забыл обо мне.

— Проблема решена, — подхватываю я.

Он смеется.

— Вот именно. Между нами говоря, я не знаю, из-за чего сыр-бор… — Он пробегает взглядом по моему платью и не пытается скрыть, что откровенно разглядывает меня. — Эммет ведет себя так, будто ему подсунули какого-то людоеда. А ты, честно говоря, просто восхитительна.

— А еще я твоя будущая сестра.

Он вздергивает брови.

— О, табу. Все только что стало интереснее…

Не могу удержаться от смеха над его идиотизмом. Приятно общаться с таким прямолинейным человеком, и неважно, что это — его легкая улыбка или добрые глаза, я знаю, что он просто дразнит меня. В нем нет похоти.

— Честно говоря, я ценю, что ты подошел поболтать. Я была слишком напугана, чтобы подойти сама.

— О да. Общение с отцом и братом так влияет на человека. Все ставят меня в один ряд с ними, не понимая, что я — золотистый ретривер в семье. Я лаю, но не кусаюсь.

— Приятно слышать, — говорю я с благодарной улыбкой.

— Теперь, наверное, лучше пожелать тебе удачи.

— Почему?

Он берет меня за плечо и начинает медленно разворачивать лицом к комнате.

— Потому что только что вошел мужчина, и, если мои инстинкты верны, он ищет тебя.

Я подавляю панику и заканчиваю поворачиваться, ожидая увидеть Эммета.

Вместо него — Юджин, человек из Leclerc & Co, который навещал меня в Нью-Йорке, и, очевидно, он здесь по заданию.

— Я ищу Элейн Дэвенпорт, — говорит он на весь зал с блеском восторга в глазах.

Моя паника сменяется ужасом.

Александр отходит, убирая руку с моего плеча, когда взгляд Юджина останавливается на мне. Он улыбается и меняет курс, направляясь ко мне, наслаждаясь зрелищностью момента, и говорит достаточно громко, чтобы его слышала большая часть зала.

— Поскольку ваш жених не смог присутствовать, чтобы отпраздновать с вами, он попросил меня передать это.

В комнате воцаряется тишина, когда Юджин достает черную бархатную коробочку.

Я чувствую, как краска сходит с лица.

Честно говоря, когда я попросила Юджина узнать мнение Эммета о камнях, то не ожидала увидеть Юджина снова. Я предполагала, что Эммет не захочет участвовать в выборе обручального кольца.

Но, очевидно, я недооценила Эммета, потому что, когда Юджин медленно открывает бархатную коробочку и показывает мне, что внутри, становится ясно, что он послал мне сообщение.

В коробочке спрятан кроваво-красный рубин ужасающих размеров, закрепленный четырьмя зубцами на тонком золотом ободке.

Толпа устремляется вперед, чтобы посмотреть.

— О, как оригинально! — восклицает Диана.

— Не видела ничего подобного, — добавляет Коллетт.

Юджин оживляется, видя их интерес.

— Это довольно редкая реликвия, относящаяся к временам французской монархии. Ходят слухи, что камень когда-то принадлежал Марии-Антуанетте.

«О, Эммет. Ты мог быть и поделикатнее…»

Я не двигаюсь, чтобы забрать кольцо, поэтому подходит бабушка, достает его из коробочки и надевает на мой безымянный палец. Оно мне не подходит. Кольцо слишком большое, а камень такой тяжелый, что соскальзывает в сторону — дурное предзнаменование.

— Он… большой, — бормочет бабушка себе под нос.

Я могу сказать, что она не одобряет, и понятно почему.

Всем остальным кажется, что это милый жест со стороны жениха, но это не так. Не могу выносить вид драгоценного камня, и то, что остаток ночи я провожу, протягивая руку, чтобы другие могли его рассмотреть, не помогает. Я улыбаюсь в ответ на комплименты и изо всех сил стараюсь казаться восхищенной, но как только возвращаюсь в свою комнату после окончания вечеринки, снимаю кольцо с пальца и позволяю ему со звоном упасть на серебряный поднос с украшениями.

Оно лежит там изо дня в день, так и не надетое. Я почти уверена, что бабушка будет настаивать, чтобы я носила его, хотя бы для вида, но она молчит. В конце концов, Маргарет или Джейкобс аккуратно укладывают кольцо обратно в черную бархатную коробочку для сохранности.

Если бы я могла вернуть его в Leclerc & Co, я бы это сделала.

Когда люди спрашивают о кольце, я отвечаю, что мне пришлось отослать его, чтобы изменить размер. Никто не подвергает историю сомнению.

Мы с Эмметом не виделись и не разговаривали друг с другом с утра после благотворительного вечера в Нью-Йорке. Не уверена, что он все еще в Бостоне. Я отказываюсь искать его в социальных сетях, то же самое касается его брата и других друзей из Сент-Джонса. Если Коллетт заводит о нем разговор на работе, я ухожу от вопросов.

В городе наступает зима, и на смену легким кашемировым пальто приходят толстые шерстяные пальто и куртки Canada Goose. В первую неделю декабря выпадает снег, и я пробираюсь по покрытым слякотью тротуарам, направляясь на публичную лекцию Анри Зернера, заслуженного профессора истории искусств в Гарварде. Зернер написал книгу «Искусство Ренессанса во Франции: изобретение классицизма», которую я читала, будучи студентом бакалавриата. Мой потрепанный экземпляр до сих пор стоит на книжной полке, испещренный аннотациями. В моем мире Зернер — знаменитость, и, хотя в 2015 году он ушел на пенсию, проучив студентов 42 года, я не удивлена, что университет снова пригласил его выступить с циклом публичных лекций.

Когда прихожу в аудиторию кампуса, то обнаруживаю, что зал заполнен меньше, чем я ожидала. Жаль, учитывая, что Зернер был пионером в области истории искусств, особенно эпохи Возрождения. По крайней мере, мы здесь, и я уверена, что в последнюю минуту придут еще несколько человек.

Я рискнула и пригласила Коллетт посетить лекцию вместе. Она уже здесь, сидит в первом ряду рядом с другой женщиной, которую я не узнаю, пока не подхожу к проходу и не замечаю ее профиль.

Останавливаюсь на полпути. Если бы я не была так взволнована лекцией Зернера, то развернулась бы и вышла из аудитории.

Коллетт замечает меня и машет рукой. Я проскальзываю мимо нескольких сидящих гостей и неохотно занимаю свободное место слева от нее.

— Эй! Лейни, ты знакома с Мирандой? Она моя подруга. Я встретила ее в последнюю минуту и пригласила пойти с нами.

Поворачиваюсь и встречаю взгляд Миранды. Вблизи она выглядит потрясающе. Карие глаза такие светлые, почти карамельные. Светлые волосы аккуратно уложены, а яркая красная помада идеально подходит к цвету лица.

— Нет, не официально, но кажется, что знаю, по всему, что слышала о тебе.

Она склоняет голову набок.

— О? Странно. Я не узнаю тебя. Ты из Сент-Джонса? Я училась в Симмонсе, в Коннектикуте.

Мне трудно поверить, что она не знает, кто я. Не могу понять, притворяется она или нет, улыбка такая убедительная, но, учитывая, что она была с Эмметом утром после того, как стало известно о нашей помолвке (и, возможно, ночью), она не могла не знать.

— Да, Лейни училась в Сент-Джонсе, хотя она на несколько лет младше нас. Она работает со мной в галерее Morgan Fine Art, и, о боже, она помолвлена с Эмметом.

Улыбка Миранды не меняется ни на дюйм.

— Да, конечно. — Затем она хихикает, как будто Коллетт сказала что-то смешное. — Поздравляю.

Желудок сжимается, когда я киваю, а затем поворачиваюсь к сцене.

На протяжении всей лекции я безуспешно пытаюсь сосредоточиться. Сомневаюсь, что улавливаю половину того, что говорит Зернер, и это невероятно раздражает. Настроение портится, когда он заканчивает и приглашает всех в фойе перекусить и продолжить обсуждение.

— Хотела бы я остаться, — говорит Миранда, снимая пальто со спинки стула. — Но, вообще-то, я собираюсь на поздний ужин. Не хочу заставлять своего кавалера ждать.

Ее насмешливый взгляд встречается с моим, и намерения кристально ясны: она собирается встретиться с Эмметом.

Стараюсь, чтобы моя улыбка была приторно-сладкой, и отвечаю:

— Желаю отлично провести время!

Но это предел моей способности притворяться. Я отказываюсь от закусок и выхожу в холодную ночь, обеспокоенная, что снова пошел снег.

Две недели спустя теплый дневной свет проникает сквозь занавески в гостиную бабушки. В камине тихо потрескивает огонь. Джейкобс разливает чай на четверых, используя антикварный чайный сервиз Reed & Barton из чистого серебра, который бабушка приобрела на аукционе в прошлом году за сумму, равную ВВП небольшой страны.

Мы принимаем гостей. Не так давно Диана приехала в дом бабушки со своей внучкой Викторией. Виктория всего на несколько лет старше меня, и бабушка хотела бы, чтобы я стала такой, как она. На бумаге у нас много общих качеств: мы выросли в школе-интернате, получили образование в Лиге Плюща, светские люди, утонченные, лощеные, но Виктория излучает уверенность. Куда бы она ни пошла, мир следует за ней. На вечеринках и званых вечерах, которые мы посещаем, она всегда в гуще событий, руководит шоу, в то время как я держусь в стороне. Наши пути редко пересекаются, хотя она достаточно мила в случаях, когда мы вынуждены находиться в обществе друг друга из-за наших бабушек.

Последние пятнадцать минут Виктория болтала без умолку, рассказывая истории из своей жизни. Глупый казус с лондонской модисткой. Ужасное свидание вслепую со шведским наследником судоходства. «Удивительный» духовный семинар, который она только что закончила на Бали. Ее пригласила подруга — Кейт Хадсон.

Я слушаю и потягиваю чай, кивая, когда это уместно, пытаюсь не привлекать внимания, но безуспешно.

Возможно, она чувствует, что теряет мое внимание, потому что наклоняется и приподнимает брови.

— О! Не могу поверить, что еще не говорила тебе — ты знаешь, кого я видела прошлой ночью?

Следует многозначительная пауза, и я понимаю, что на самом деле должна угадать.

— К-Кейт Хадсон?

Она закатывает глаза.

— Нет, глупышка. Эммет был в «Парке номер 9» с очаровательной блондинкой. Я сидела через один столик от них, но не расслышала имени его спутницы. Может, ты ее знаешь? Она была выше ростом, и мне кажется, что я недавно видела ее в городе. Она была стройной, с короткой стрижкой. У нее потрясающая винтажная сумка от «Шанель», о которой я чуть не спросила. Она твоя подруга?

Я качаю головой.

Она определенно не подруга.

Ее улыбка увядает, и легкий румянец заливает щеки, она смотрит на свою бабушку в поисках поддержки.

— Ах, ну что ж. Уверена, что они всего лишь знакомые. Ты же знаешь, как это бывает…

Она хочет сказать, что среди представителей высшего света мужчины и женщины нередко расторгают браки или, в данном случае, фиктивные помолвки. Обычно это делается осмотрительно, но не всегда. Здесь нет папарацци, которые могли бы запечатлеть скандальные моменты, мы слишком осмотрительны, но сплетники вроде Виктории берут на себя труд выведать все непристойные подробности, чтобы разнести новость по свету.

Она едва ли первая, кто сообщает мне о походах Эммета. За последние несколько недель, это единственное, о чем со мной хотят поговорить:

— Вчера вечером он был с потрясающей женщиной в клубе «Сомерсет».

— На аукционе в Бостонской публичной библиотеке он шел под руку с женщиной.

— Мне показалось, что вчера вечером я видел его с кем-то на улице Сореллинас, но, возможно, ошибся…

Хоть я и хотела, чтобы сердце стало черствым, но, оказывается, невозможно не чувствовать себя уязвленной. Каждая история так же болезненна, как и предыдущая. Эммет, похоже, намерен разгуливать по городу с таким количеством женщин, с каким только сможет, и я уверена, что этим дело не закончится. Я давлю на раны, представляя, как он забирает их домой в конце ночи, ползет к ним, точно так же, как он делал это со мной на пирсе в Италии… его губы накрывают их губы, тяжелое тело прижимает их к кровати…

Когда Диана и Виктория уходят, бабушка встает, и вся тщательная грация и элегантность, которые она излучала последние два часа, мгновенно улетучиваются.

Она поворачивается ко мне, выражение ее лица становится убийственным.

— Он выставляет тебя дурой! — шипит она, глядя так, словно надеется, что я разделю ее ярость.

Я протягиваю руку и осторожно ставлю недопитый чай на кофейный столик, избегая ее взгляда.

— Он волен поступать, как ему заблагорассудится. Мы не женаты, — ровным голосом отвечаю я.

— Вы обручены и весь мир знает об этом! Дело не в церемонии или дурацком свидетельстве о браке.

— Не думаю, что это имеет значение…

— Имеет, но ты слишком молода и наивна, чтобы понять. А может, тебе просто все равно, но ты сделаешь, как я говорю, и приведешь его в чувство.

Я почти смеюсь.

— Ты слишком переоцениваешь меня, если думаешь, что это возможно. Эммет не подчиняется никому, кроме отца.

Я ошибалась, полагая, что это положит конец тираде. Если уж на то пошло, я только что усугубила ситуацию.

— Тогда, я полагаю, мне придется поговорить с ним.

Съеживаюсь и немедленно встаю, пытаясь поймать ее, прежде чем она выйдет из комнаты.

— Нет, пожалуйста…

Но она уже приняла решение. Не сомневаюсь, что в эту самую минуту она звонит Фредерику.