Запретный французский

Глава 7

Эммет

У меня есть список заданий, которые нужно выполнить, прежде чем смогу уйти из Сент-Джонса. Я уже сдал выпускные экзамены, но мне нужно вернуть библиотечные книги, собрать вещи в общежитии и провести встречу с мисс Дюваль, школьным методистом. Каждый студент посещает ее четыре раза в год. Ей далеко за семьдесят, она грузная, и у нее нет времени на чужое дерьмо.

— Вы опоздали, — говорит она мне, когда вхожу в кабинет.

— Прошу прощения.

Занимаю отведенное мне место на диване напротив ее кресла. Она никогда не сидит за столом. Хочет, чтобы студенты чувствовали себя непринужденно, поэтому кабинет оформлен как гостиная — с потертой мебелью, лампами и безделушками.

— Все в порядке. После этого у меня перерыв на обед, мы задержимся на десять минут.

Я не спорю, не хочу усложнять ей работу. Мисс Дюваль всегда умела находить общий язык со студентами. Даже когда я был маленьким, она относилась ко мне с большим уважением, чем я, вероятно, заслуживал.

— Что это за книги? — спрашивает она.

Она имеет в виду стопку, которую я положил на диван рядом с собой.

— После мне нужно сходить в библиотеку. Я хранил их в комнате последний год. Уверен, библиотекарь захочет их вернуть.

Она изучает их, кажется, впечатленная выбором.

— Я и не знала, что ты такой заядлый читатель.

Пожимаю плечами.

— Помогает скоротать время.

Она смеется.

— Ты говоришь, как заключенный.

Поднимаю бровь, как бы спрашивая: «А разве нет?»

Она улыбается, снимает с носа очки для чтения и сжимает их в руке.

— Ну, как у тебя дела?

— Отлично.

— А как насчет уровня стресса? Нередко выпускники испытывают сильное беспокойство в связи с поступлением в колледж.

— Когда вы стали психотерапевтом? Думал, что на прощальном интервью вы расскажете мне, какие курсы выбрать в колледже, чтобы убедиться, что я на правильном пути. Уровень стресса в норме. Беспокоитесь? — Я пожимаю плечами. — Не стоит.

Кажется, ее это забавляет.

— Тебе не нужна помощь в этом вопросе. За время учебы в Сент-Джонсе тебе удалось добиться отличных оценок. Выступить с речью на выпускном — немалое достижение, и тебя приняли во все университеты, в которые ты подал заявления. — Открываю рот, но она не дает мне возразить: — И, хотя ты можешь приписать достижения имени своей семьи, я не сомневаюсь, что ты добился бы таких же результатов и без влияния отца. Думаю, в академическом плане у тебя все в порядке.

Начинаю вставать.

— Тогда, если позволите…

— Сядь.

Вздыхаю и снова сажусь.

Мисс Дюваль ждет, пока я пойму, что эта встреча состоится, хочу того или нет, и когда, наконец, встречаюсь с ней взглядом, она ободряюще улыбается мне.

— Это наша последняя встреча, Эммет. В колледже ты станешь одним из многих. Легко потеряться. Я не хочу этого для тебя.

— Уверяю вас, со мной все будет в порядке.

— Сделай одолжение, расскажи.

Мне требуются все силы, чтобы не застонать.

— Где ты видишь себя после колледжа?

— Работаю в бизнесе отца.

— И эта перспектива делает тебя счастливым?

Счастье… что это, черт возьми, такое?

— Конечно.

— В Принстоне есть спортивные клубы…

Я быстро перебиваю.

— Я буду учиться в колледже в Париже.

Мисс Дюваль удивленно приподнимает брови.

— В самом деле? Я думала, ты согласился на место в…

— Нет.

Она выдыхает и откидывается на спинку стула, выглядя почти побежденной.

— Неважно, — добавляю я. — У меня нет времени на спорт.

— Верно. Поддержание отличных оценок потребует от тебя большого внимания.

Хотя знаю, что она намеренно провоцирует меня, отвечаю решительным тоном:

— Именно так.

— Могу спросить, на кого ты пытаешься произвести впечатление?

Глупый вопрос. Она уже знает ответ.

После консультации отправляюсь в библиотеку и обнаруживаю, что там совершенно пусто. Сотрудники уже ушли. В здании царит полумрак, и единственный свет проникает через витражи под потолком. Никто не хочет находиться здесь сейчас, экзамены закончились. Большинство ребят уже покинули Сент-Джонс, за исключением старшеклассников. Люди веселятся и наслаждаются последними часами учебы в старшей школе.

Завтра выпускной. Школа будет переполнена гордыми семьями. Моя будет состоять из Александра. Уилсон уже договорился об отправке вещей в Париж, и я должен упаковать все в коробки до завтрашнего утра. Грузчики прибудут в 10:00. Мой рейс — в 14:00. Сразу после церемонии меня будет ждать машина, чтобы отвезти на частную взлетно-посадочную полосу.

Вот так и закончилось мое детство.

Александр проведет лето в Нью-Йорке, скрываясь от отца. Предполагалось, что летом он будет стажироваться в «Картье», но он отказался. Ему даже негде остановиться, но он не волнуется. Александр всегда находит решение.

Туфли гулко стучат по паркету, когда я прохожу вглубь тихой библиотеки. Волна ностальгии захлестывает меня, когда вижу знакомые стопки книг, картины, написанные маслом в рамке, бронзовый бюст Шекспира, кабинеты для занятий с неудобными стульями, которых избегал как чумы.

Мало по чему можно скучать в Сент-Джонсе, но по кампусу я точно буду.

Взгляд блуждает по дальним стеллажам, и я уже собираюсь продолжить путь, отнести книги на стойку возврата, когда замечаю что-то неуместное среди полок.

Рetite souris.

Ее темные волосы почти сливаются с тенью, но мешает окружающий луч света. Пылинки конфетти танцуют в воздухе над головой, придавая ей ангельский вид, словно избранное дитя бога, в которого я не верю.

Подхожу к ней, даже не осознавая этого. Лейни скрючилась на полу, прижав колени к груди. Ее руки обхватывают ноги, подбородок покоится на коленях.

Как всегда, она выглядит грустной.

Думаю, она понимает, что я здесь, но не отрывает взгляда от полки напротив.

— Мы действительно не можем продолжать встречаться так.

Она моргает, но в остальном остается совершенно неподвижной.

— Уходи.

«Не хочу».

Изучаю ее, желая, чтобы Лейни посмотрела на меня. Мне нужно еще раз увидеть ее глаза, прежде чем покину Сент-Джонс.

— Ты действительно разочаровала меня на днях.

— Уходи.

В словах резкость. Она бросает их так, словно хочет ранить.

Тем не менее подхожу к месту, где она сидит, и медленно сползаю по полке, чтобы сесть рядом с ней, ставя перед нами стопку книг.

Недолго молчу, давая ей привыкнуть ко мне. Она не разжимает рук и не вытягивает ноги, но в конце концов я чувствую, что она смирилась с моим вторжением.

— Почему мне ты даешь отпор, а другим — нет? Ты должна была противостоять Блайт.

Наступает долгое молчание, настолько долгое, что опасаюсь, что она больше никогда не заговорит. Когда она заговаривает, я испытываю облегчение.

— Я ничего не делала с этой фотографией. Я не… Все было не так, не то что они говорили. Я не фрик.

— Мы все фрики, Лейни. Смирись.

Наконец она смотрит на меня, ее зеленые глаза пылают яростью.

— Ты — засранец.

— Хорошо, — говорю я, гордо кивая. — Именно это я и хочу, чтобы ты сказала Блайт, когда она в следующий раз попытается тебя задирать.

Ее глаза сердито сужаются.

— Ты же знаешь, что сам мог бы что-нибудь сказать.

— И как бы это тебе помогло? Я уезжаю. На самом деле, я уже одной ногой за дверью. Скоро ты останешься здесь совсем одна.

— Я и так всегда одна.

Лейни смотрит, как я закатываю глаза, затем откидываю голову назад, чтобы положить на полку позади, глядя на проход.

— Ты думаешь, что одна испытываешь это чувство. Думаешь, что ты единственный человек в Сент-Джонсе, которому грустно и которого не понимают, но на самом деле это всего лишь оправдание.

— Не знала, что подписалась на лекцию, которую читает человек, которого даже не знаю.

Я улыбаюсь, но она этого не видит.

— Разве мы не знаем друг друга? Такое ощущение, что да, немного.

Чуть не отпускаю шутку, что она хранит мою фотографию под подушкой, но вовремя прикусываю язык. Она такая юная, я иногда забываю.

Меня это не смутило. С чего бы? Как бы банально ни звучало, но бог любит, когда ему поклоняются.

Мне хотелось утешить ее, не заставляя чувствовать себя неловко. Какие бы чувства ни заставили ее вырезать и сохранить мою фотографию, сомневаюсь, что они настоящие. Когда-нибудь она встретит человека, который будет достоин того, чтобы его фотографию бережно хранили. Жаль, что она этого не понимает.

— Ты рад, что покидаешь школу? — тихо спрашивает она.

Похоже на вопрос, который минуту назад задала школьный психолог, и если в ее кабинете я чувствовал себя так, словно ставил галочки, выполнял свой долг и мог уйти, то здесь, сидя с Лейни, чувствую, что честность — единственный выход.

— И да и нет.

Она в замешательстве хмурит брови.

— Но ты же отправляешься в колледж. Разве ты не взволнован?

— Все не так просто.

— Потому что ты не хочешь расставаться с друзьями? С девушкой?

Пытаюсь сообразить, кого она могла иметь в виду. Несколько недель назад была ночь, когда мы с Франческой увлеклись, но…

— У меня нет девушки, так что нет. И все мои друзья будут на расстоянии вытянутой руки, даже если я буду находиться на другом конце света. Я пойду в колледж в Париже, и, между нами говоря, я готов начать с чистого листа.

— Ну, тогда что тебя сдерживает?

Теперь я молчу.

Она слегка прижимается плечом к моей руке.

— Ты можешь рассказать мне. Я умею хранить секреты.

Почти улыбаюсь ее искренности.

Но вместо этого пожимаю плечами.

— Ничего особенного. Просто… люди многого от меня ожидают. Есть жизненный план, которому я должен следовать.

— Или что?

— Или… ничего. Я буду ничем не примечателен. Неудачником.

Лейни не отвечает, и когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, она хмурит брови, словно не в силах понять, что меня ждет такая участь.

Затем она опускает взгляд на руки, крепко обхватывающие ее ноги.

— Да… Что ж, я завидую, что ты уезжаешь. У меня впереди еще столько лет здесь.

— Не обязательно быть несчастной.

— У меня нет друзей, — говорит она без обиняков.

— Ты могла бы попытаться больше проявлять себя.

— Так же, как ты пытаешься быть менее сердитым? Менее напряженным? И как, тебе это удается?

Какая проницательная малышка.

— Ты права. Люди такие, какие они есть. Но печаль — это тяжелая вещь, которую трудно переносить так долго.

— Мне позволено грустить — я скорблю.

Точно. Ее родители умерли в начале года. Это послужило поводом для множества слухов. Чувствую себя полным придурком, что забыл об этом.

— Ты хочешь поговорить о…

— Нет.

Она ясно выразилась, но я все равно чувствую себя неловко, поэтому рассказываю то, чем никогда не делился ни с кем в Сент-Джонсе, кроме Александра.

— У меня была сестра примерно твоего возраста.

Ее глаза расширяются в тревоге.

— Она умерла?

— Иногда мне хотелось… — Черт, это жестоко. Я качаю головой. — Она не в Сент-Джонсе. На самом деле я едва ее знаю. У нас разные матери, но, думаю, она очень похожа на тебя, умная и тихая.

— Откуда ты знаешь, что я умная?

— Предчувствие. Я прав?

— Да, — возмущенно говорит она. — Я получаю пятерки по всем предметам.

— Хорошо.

Лейни вдруг наклоняется вперед и отодвигает в сторону несколько книг, которые я принес вернуть, чтобы она могла лучше прочитать корешки.

— Издеваешься? Я ждала эту книгу несколько месяцев. Как раз собиралась ее купить.

Я смотрю на книгу Джона Стейнбека «К востоку от Эдема».

— Ты читаешь «К востоку от Эдема»?

— Я бы прочитала, только кто-то ее припрятал.

Смеюсь, наклоняясь вперед, чтобы взять книгу и передать ей.

— Вот, она твоя. Если тебя заинтересует, думаю понравится и «Прощание с оружием».

Ее глаза загораются.

— Я дочитала ее в прошлом месяце.

Мы сидим так некоторое время, позволяя разговору перейти к книгам, решая, какие из них, по нашему мнению, следует почитать, а какие совершенно переоценены. Мы оба предпочитаем Стейнбека Фицджеральду, но если не брать в расчет американскую классику, то фэнтези — для нас лучший жанр.

— Ты читал серию «Рожденный туманом»? — спрашивает она с надеждой в голосе. — Я прочла за неделю.

Ее лицо светится радостью.

Мы могли просидеть так весь день, болтая о книгах, но тут в кармане звонит телефон. Это Харрисон или Александр, а если не они, то кто-то другой, желающий встретиться и попрощаться. Я игнорирую первый звонок, но за ним быстро следует другой. Вздыхаю, и Лейни все понимает.

— Ты завтра уезжаешь? — спрашивает она, не в силах встретиться со мной взглядом.

Киваю.

— Уверена, у тебя много дел.

— К сожалению.

Вещи почти упакованы.

Неохотно вздохнув, встаю. Я собираюсь сложить книги, но вместо этого указываю на них.

— Возьми. Храни их, как я, если хочешь. Они тебе понравятся. У меня безупречный вкус в литературе, как ты теперь знаешь.

Она смеется, затем кивает, уже вытаскивая верхнюю из стопки, чтобы провести пальцем по корешку.

Ничто не держит меня, и я начинаю уходить, но в этот момент возникает странное чувство, в груди все сжимается, будто я делаю что-то не так.

— Эммет?

Оглядываюсь, радуясь, что у меня есть повод посмотреть на нее еще раз.

Впервые с тех пор, как увидел, ее глаза улыбаются, а зеленый цвет настолько яркий, что кажется потусторонним, больше подходящим для книг в стиле фэнтези, которые мы любим, чем для темной и одинокой библиотеки.

— Спасибо…

Слова имеют такой вес, будто она благодарит не только за книги, которые я подарил. Лейни разочарованно хмурит брови и приоткрывает губы. Напрягается, чтобы сказать что-то еще, и я задерживаюсь, давая ей время набраться смелости.

Затем она вздыхает и качает головой.

— …за книги. — Ее плечи опускаются. — Удачи в Париже.