Я изменил своей бывшей лишь один раз. Я ненавижу вспоминать об этом и себя за это ненавижу. Когда это случилось, между мной и Флоранс уже давно все было не очень. Впрочем, если подумать, я не знаю, было ли когда-нибудь между нами «очень». Мы познакомились на последнем курсе. Она училась на связях с общественностью, как и я. И будет враньем, если я скажу, что меня привлек ее ум. Фло была настоящей роковой женщиной. Она недавно приехала из Франции и завоевывала сердца и тела всех парней на кампусе. Для меня она стала вызовом.
В первый же день моего последнего года в универе, едва войдя в аудиторию, я увидел ее. Она сидела на первом ряду, аккуратно положив тетрадку на парту и терпеливо ожидая начала занятий. Ей было плевать на парней, пытавшихся спрятать свое возбуждение под слишком маленькими партами. Справа и слева от нее было свободно. Ее красота почти пугала, и она прекрасно осознавала производимый ею эффект. Понимала, что на нее все смотрят. Я улыбнулся про себя и твердо решил это изменить.
Без колебаний я подошел и уселся рядом. Я не поздоровался и начал переписываться с другой девушкой, так чтобы она увидела, что я пишу, когда глаза ее машинально бы уткнулись в мой телефон — так всегда бывает, когда сидишь рядом. Я почувствовал на себе ее заинтересованный взгляд, она несколько раз посмотрела на меня, но я сделал вид, что не заметил. Не посмотрел на нее ни разу. Я отлично выучил этот прием еще во времена Стефани.
Подготовительный период продлился три недели, из расчета лекция дважды в неделю. Я заметил, что по понедельникам она приходила со стаканчиком латте, а по средам без. Однажды в среду я пришел с латте в руке. Не говоря ни слова, я поставил стаканчик с кофе прямо перед ней и снова увлекся телефоном. Я думаю, ей пришлось подбирать челюсть с пола — так она была поражена. А в следующий понедельник она принесла мне кофе. На стаканчике был написан ее номер. Мы отправились вместе выпить — она оказалась намного круче, чем я предполагал. Я был приятно удивлен тем, что самое прекрасное в ней скрывалось от людских глаз, и не заметил даже, как пролетел вечер.
В тот первый вечер мы даже не поцеловались. Я проводил ее до дома, хотя она жила довольно далеко от меня. Она наклонилась, не сводя с меня взгляда из-под длинных ресниц. Я уже был готов сдаться, но смог удержаться в последний момент, поцеловал в щечку и ушел. И поблагодарил силы небесные за прошлый опыт, поскольку спустя пару минут после моего ухода она написала:
Я думала, что ты меня поцелуешь. Я немного разочарована.
Ты думала, я такой доступный? Я почти оскорблен.
Доступный, конечно. Ты думаешь, мы недостаточно возбудились?
О нет. Это только начало.
Мы переспали две недели спустя. Было довольно эпично.
Из всех девушек, с которыми я имел дело, Флоранс была той, ради которой я приложил больше всего усилий. Поэтому мне казалось логичным удерживать ее возле себя. К тому же она была красивее всех на курсе. У меня не было причин искать кого-то еще. Но я никогда ее не любил по-настоящему. Я был к ней привязан, я ее хотел, но наши отношения научили меня отличать любовь от желания. Мы полагаем, что это просто, однако это намного труднее, чем кажется. Желание взаимозаменяемо, универсально. Хотеть можно нескольких девушек одновременно, но любить можно лишь одну. Вероятно, существуют люди, которые могут, но я не из их числа. Я не мог бы изменить любимой, хотя той, которую просто хочу, — вполне.
Что я, впрочем, и сделал. Всего один раз. Вот черт, ведь я ненавижу это, быть этаким мачо. Парнем, предавшим свою девушку. А если совсем по-честному — меня мучает, что Кам до сих пор об этом не знает.
Это идиотизм, правда? У меня были сотни возможностей рассказать ей правду, мы обсуждали эту тему — не моей верности, а верности вообще — так часто, что не сосчитать. Я знаю, что Кам уже пережила измену, и знаю, что это для нее верность очень важна. Я не хочу сказать, что это не важно для меня, просто у нее это по-другому. Существует два клуба: клуб рогоносцев и клуб счастливых безрогих. Когда тебе ни разу не изменяли, кажется, что это все пережить — раз плюнуть, не задумываешься о доверии к миру. А когда пережил измену, то знаешь точно, что изменщик забрал с собой частичку этого доверия и на ее месте осталась незаживающая рана. Я совсем не хочу, чтобы Кам знала, что я забрал у Флоранс частичку души, которую потерял, которую так и не смог вернуть. Она слишком хорошо думает обо мне, и мне совсем не хочется разрушать этот образ. Сделала ли эта измена, пусть и единичная, меня хуже? Похоже ли это на утраченную девственность? Всего один раз — и все кончено, все потеряно, слишком поздно? Я не знаю. Кам смогла бы найти ответ, точно, но я так и не решаюсь ее спросить. Мне проще не знать ответа, чем рискнуть потерять ее доверие.
Я даже не уверен, знает ли Флоранс, — я расстался с ней, не рассказав правды. Возможно, она что-то и подозревала. Если бы это все что-то для меня значило, если бы я любил ту девушку, возможно, я бы и рассказал об этом Фло. Я бы, наверное, чувствовал себя обязанным признаться ей в измене. Но это был совершенно дурацкий поступок, бессмысленный: незнакомка в баре, порванный лифчик, мимолетный перепихон в туалете. Это было некрасиво и глупо. Скорее чтобы попробовать забыть Кам, чем сделать больно Флоранс. Мне кажется, что в подобной ситуации мы говорим правду скорее чтобы снять с себя вину, чем из уважения к тому, с кем встречаемся. И я думаю, что Флоранс эта самая правда не особо и была нужна, ведь я с ней и так собирался расстаться. Я предпочел нести чувство вины сам, а не вешать на нее дополнительное бремя страданий. Это не бог весть что, но лучшее, что я мог сделать.
Я часто успокаиваю себя мыслями о том, что изменил бывшей всего разок, а потом вспоминаю о моей переписке с Камиллой, всех тех признаниях, что я бы никогда не сделал Флоранс. И понимаю, что это все было намного серьезнее, чем разорванный лифчик девчонки, имя которой я даже забыл спросить.