Дом Валери напоминает дом моих родителей, но куда менее экстравагантный (я даю ему еще несколько лет, прежде чем он достигнет пика роскоши и излишеств). Но вайб совершенно тот же. Все на своих местах, чистота, все вещи по линеечке. Хочется переставить пару книг в библиотеке, перекосить рамку, чтобы ее углы не были такими идеальными. Я не хочу сказать, что это некрасиво, нет; но обстановка слишком безупречна. Я не доверяю вещам, которые кажутся идеальными. А за безупречностью часто таятся всякие секреты.
Мои родители могут послужить тому примером. Они тоже безупречны на первый взгляд. Мой отец — врач, он до сих пор бегает марафоны и часто жертвует на благотворительность. Моя мать моложе его, работает в НКО — неполный рабочий день, в меру, не слишком увлекаясь. Она все еще красива, несмотря на возраст, элегантна и ухоженна. Оба они соблюдают правила своего сообщества, спонсируют несчастного ребенка в Кении или Перу, уже не помню, в какой точно нищей стране, и раз в год ездят в экзотическое путешествие. Они женаты уже более двадцати пяти лет — отношения без сучка без задоринки. Ну, по крайней мере, на взгляд со стороны.
Когда мне было пятнадцать, я однажды застал своего отца с секретаршей. Совершенно дурацким образом — по идее, этого не должно было случиться. Я вернулся пораньше из школы и открыл дверь в его кабинет, чтобы что-то взять, уже не помню что, и обнаружил своего отца удобно устроившимся между ног у Сандрин, его секретарши, которая втихаря уже несколько месяцев делала мне минет. Он не впал в панику, а встал, поправил воротничок рубашки и попросил Сандрин подождать за дверью. Уходя с опущенными глазами, она незаметно потрепала меня по голове. Когда мы остались одни, отец ледяным тоном сказал, что для всех нас будет лучше, если я сохраню это в тайне. Ведь я не хочу сделать больно матери? Она не должна узнать то, что происходило в этой комнате. Но он не обещал мне, что это не повторится. Мой отец никогда не дает обещаний, которые не собирается выполнять. Я ничего не ответил. Я попятился из кабинета и убежал в свою комнату.
Помню, тогда я подумал, что с его стороны это было слишком легкомысленно — поступать именно так, и что вся его ложь непременно к нему вернется бумерангом. Несколько месяцев спустя я решил все-таки рассказать все матери, поскольку чувствовал страшную вину за то, что молчал все это время. Но когда она ответила мне своим обычным спокойным тоном: «Неужели ты правда думал, что мне ничего не известно?» — я понял, как сильно мой отец контролировал все стороны своей жизни и что мы были всего лишь пешками на его шахматной доске фальшивой идеальной семьи. Тогда я взбунтовался. Я отпустил волосы, начал курить травку, слушать метал — на самом деле я не любил эту музыку, но знал, что она вызывает бешенство у моего папаши. Я набил себе тату, а затем пошел на мотоциклетные курсы. Я трахнул на кровати моих родителей одну девушку, потом вторую. Я стремился к хаосу, хотел развеять мираж идеальной жизни, обнаружив ее засаленную изнанку.
Сегодня, конечно, я успокоился, но в душе по-прежнему храню эту боль. Меня трясет от слишком белых, слишком чистых пальто. Таких, как у Валери. Так что все начинается отлично.