Аллегория радужной форели

Макс

Однажды я снова встретился с Виком, примерно год спустя после их расставания с Кам. Я в свое время много раз пытался связаться ним, но он упорным молчанием дал мне понять, что говорить со мной не желает.

Я сидел в пабе после концерта андерграундной группы, которую продвигала моя компания. Облокотившись на стойку, я слушал рассказ басиста вполуха, поскольку, если честно, мне не особо нравилась их музыка и мне было наплевать на их источники вдохновения, к тому же мне строила глазки высокая рыжая девушка возле машинки для изготовления попкорна. Я допил пиво и решил использовать разговор с музыкантом для подката к девчонке — она была похожа на красоток, которые хвастаются перед друзьями тем, что переспали с настоящим певцом, пусть даже этот певец и был уже старым пердуном. Она бы вполне могла сказать, что трахнула администратора, потому что солист группы предпочитал точно не женский пол. И плевать, что я не был их администратором и занимался только промоушеном. Глядя на то, как она, уставившись на меня, жевала трубочку от коктейля, можно было догадаться, что удовольствие получили бы все.

Но тут на стойку прямо передо мной внезапно приземлился стакан виски. К стакану прилагалась рука, соединявшаяся с плечом, на котором сидела шея, а на ней находилась… голова Вика. В другой руке он держал второй такой же стакан. Я на секунду замер, но потом спросил:

— Стакан мира?

Я не решался прикоснуться к выпивке, хотя она вроде недвусмысленно предназначалась именно мне. Вик сделал глоток, посмотрел мне в глаза взглядом человека, сознающего, что все под контролем. Смесь спокойствия и высокомерия. Он и правда владел собой; я же был не в той позиции, чтобы вести переговоры.

— Я еще не решил.

— Можешь не спешить. Несколько минут ничего не решают.

— И то верно.

На самом деле в такой большой деревне, как Квебек, умудриться до сих пор не встретиться было настоящим чудом или результатом нечеловеческих усилий с его стороны. Хотя мы и получили дипломы и больше не рисковали пересечься в университете, тусовались мы в одних и тех же местах, ходили в одни бары и кафе. Мне часто приходило в голову, как же сильно он должен был изменить свою жизнь, чтобы случайно не встретить Кам или меня. Она тоже больше его не видела. Вик заблокировал нас в соцсетях. Наши общие друзья набрали в рот воды. Тем не менее до меня дошел слух, что он много путешествовал, кажется, по Латинской Америке. Я не имел права вдаваться в подробности, судя по всему. Мне повезло больше, чем Кам; меня держали на расстоянии, но тем не менее я мог общаться с общими друзьями. Кам же полностью исключили из круга общения.

Прошел целый год. Весь год я задавал себе вопросы, которые оставались без ответов. И вот он стоял передо мной — волосы слегка отросли, плечи стали еще шире — и предлагал выпить, будто мы только вчера расстались. Я вдруг почувствовал, что моя спина взмокла от пота. И заметил, что рыженькая перекинула все свои усилия на басиста. Вик предложил:

— Пойдем сядем где-нибудь наверху?

Я взял стакан и пошел за ним, подальше от бара, подальше от басиста. Я понимал, что грядет разговор, в готовности к которому не был так уж уверен, несмотря на то что ждал его уже давно. Я был в панике. Все, что я в течение года собирался сказать ему, перемешалось в голове. А с другой стороны, я доволен тем, что он застал меня врасплох: если бы я знал заранее, что встречу его, то, скорее всего, просто бы не пришел.

Мы сели за высокий столик друг напротив друга. Я сделал большой глоток виски. Вик пристально смотрел на меня, практически не мигая. Было непривычно сидеть вот так напротив него и чувствовать себя не в своей тарелке. Мне стало грустно оттого, что мы больше не помолчим вместе, как раньше.

— Рад тебя видеть, — сказал я, чтобы немного растопить лед, к тому же это было правдой.

Он мой самый старый друг, первый настоящий друг со школы, парень, с которым мы многое прошли. Пусть это прозвучит глупо и сентиментально, но я никогда не переставал скучать по нему, с того самого последнего раза, когда мы виделись.

— Я тоже, хотя это меня и удивляет.

— Удивляет, что рад?

— Ну, не сказал бы, что прямо-таки рад.

Он улыбнулся уголком рта, своей обычной улыбкой а-ля Вик. Напряжение слегка спало.

— Old habits die hard.

— That’s what they say[5].

Мы одновременно сделали по глотку виски. Я бы, конечно, предпочел, чтобы он заказал мне пива, это позволило бы мне чаще отпивать из кружки, чтобы растворить все комки из слов, что застревали у меня в горле, однако следует признать, виски всегда был именно нашим с ним напитком. Меня тронуло, что он подумал об этом.

— У тебя накопились вопросы, — наконец прервал я молчание.

Он засмеялся, но смех прозвучал фальшиво.

— Да, есть парочка.

— Ну ладно, давай. Мы же наконец встретились, что уж.

— Действительно.

Он рисовал стаканом круги на столе, оставляя мокрые следы на темном дереве. Я упорно рассматривал эти пятна, стараясь не встретиться случайно глазами с Виком, когда он задаст мне вопрос, которого я так боялся.

— Скажи, Кам изменила мне с тобой?

Мне бы хотелось, чтобы он задал этот вопрос по-другому — я предполагал, что он спросит, спал ли я с Камиллой. На такой вопрос мне ответить было бы гораздо легче: секс — это черное или белое. Чуточку переспать с кем-то невозможно. Но понятие верности носит намного более интимный характер, более изменчивый.

— Я не спал с ней, Вик.

— Я спросил не об этом.

Я попробовал было уклониться от прямого ответа, прекрасно понимая, что это не сработает. Вик сам научил меня избегать прямых ответов, еще в те времена, когда наш неотразимый тандем охотился по барам. Не такие уж давние события, но они казались чем-то очень далеким.

— Тогда выражайся конкретнее.

— Обманывала ли она меня с тобой? Это ведь так просто, нет?

— Ну ты же знаешь, что это субъективно. Когда ты так спрашиваешь, ты вроде как подразумеваешь, что ответ должен быть хотя бы частично «да»?

Я одним глотком допил свой стакан и сделал официантке знак принести нам еще.

— Между мной и Кам всегда было что-то.

— Я знаю.

— Ну окей.

— Но я хотел бы понять, что это за что-то.

— Ну, я тоже. Я не могу объяснить. Между нами какая-то химия. Мне никогда ни с кем не было так хорошо. Ты понимаешь, надеюсь, что я хочу сказать…

— Ну да, конечно, понимаю, — заметил он сухо.

Я умолк и позволил опьянению затуманить мой мозг. Может, мне не надо было пить второй стакан после всего этого, но я вцепился в него, как утопающий в спасательный круг, стоило официантке поставить его передо мной.

— Ты знаешь, мне кажется, я все это знал еще тогда, — добавил Вик после долгого молчания.

По идее, он должен был бы тоже уже ощущать на себе последствия двух стаканов виски. Или ему пора бы прекратить врать самому себе. Скорее всего, все сразу.

— Я же видел, как она на тебя смотрела, прямо как на какого-то сраного супергероя. Никто и в подметки тебе не годился — самый крутой, самый юморной, такой весь из себя. Я ведь пытался, но…

— Вик…

— Нет, выслушай меня. Я все это ношу в себе уже целый год.

Я молча поджал губы. Можно говорить все что угодно, спал я с его бывшей или нет, но я был перед ним виноват. Я любил его девушку. Это не менее ужасно, чем если бы я с ней спал. Даже, наверное, хуже. Хотеть кого-нибудь — это вне нашей власти. Это химия, примитивный инстинкт. Но любить кого-то — значит стремиться проводить с ней как можно больше времени, хотеть понять и узнать получше, желать ее не только как грудь, попу или ноги. Пытаться понять ее сущность. А это требует времени — понимание.

— Я старался не замечать это все, что было между вами. Я пытался быть лучше тебя, показать, что могу ей дать больше, чем ты.

— Например, что?

Мне не следовало задавать этот вопрос, но моя гордость была задета.

— Семью, детей, что-то серьезное, стабильное.

— А ты думаешь, что я не способен предложить ей что-то подобное?

— Ну, я не утверждаю, что ты не способен, но ты же не хочешь на самом деле. Это все не в твоем стиле.

— А тебе не кажется, что это и не в ее стиле?

Я чувствовал себя не в своей тарелке. Я немного нервничал, моя гордость была уязвлена. Я хотел доказать ему, что знал Кам лучше, хотя на самом деле мне бы следовало промолчать. Надо было выслушать упреки и оскорбления смиренно, дать ему высказаться. Он заслуживал этого, учитывая обстоятельства. Я думал, что Вик разозлится, начнет со мной спорить. Но он внезапно отвел глаза и грустно улыбнулся, так что мое сердце разбилось на две половинки, на две равные части, оставшиеся у меня в грудной клетке.

— Именно так. Только когда я понял, что на самом деле только толкаю ее к тебе, до меня дошло. Вместе вам было лучше как раз именно потому, что то, что ты не мог ей предложить, ей и не нужно. Ты помнишь, каким я был до встречи с ней?

— Да.

— Я был таким же, как ты. Беззаботным, легким на подъем, все такое. Но она меня изменила, она заставила меня пустить корни, я стал деревом. Но я забыл, забыл, что она-то была птичкой.

Это было прекрасно. Вик всегда был поэтом, поэзию трудно заподозрить в богатеньком наследнике, всячески демонстрировавшем свое происхождение. Я всегда завидовал его таланту. Но не заметил, что он тоже завидовал некоторым моим качествам.

Я хотел было сказать ему, что он ошибается, что все совсем не так, но слова застряли у меня в горле. Мы слишком хорошо друг друга знали, чтобы врать самим себе. Вик отодвинул свой стакан и встал.

— Я надеюсь, что она счастлива с тобой, она этого заслуживает.

Я с удивлением посмотрел на него.

— Мы не вместе, Кам и я…

— Чего?

— Мы не встречаемся.

Он уставился на меня, а потом помотал головой:

— Ну что за хрень.

— Прости?

— Какой бред!

— Да о чем ты?

Он положил руку мне на плечо и крепко сжал его.

— Расслабься, Макс. Как пострадавшая сторона, я мечтал, что хотя бы вы что-то получили.

Он убрал руку и пошел к лестнице. Перед тем как спуститься, обернулся.

— Твой отец, наверное, прав в конечном итоге. Ты вроде бы такой умный чувак, но порой как настоящий тормоз.

Это было последнее, что он мне сказал, перед тем как разорвать наконец ту прочную нить, что соединила нас когда-то.