Аллегория радужной форели

Макс

Я никогда не понимал тех, кто утверждал, что якобы можно провести весь день в постели с кем-нибудь. Возможно, я просто немного гиперактивный, но, как правило, после двух-трех заходов я уже хочу есть, я прямо чувствую, как горизонтальное положение ослабляет мой позвоночник, и мне нужно, чтобы этот кто-то поскорее свалил.

Но сегодня утром, с Кам, я наконец понял. Я открыл для себя удовольствие быть вместе, здесь, рядом с ней, в течение многих часов. Достаточно того, чтобы она была рядом.

Мой телефон вдруг начинает вибрировать на прикроватной тумбочке, и это создает неприятный шум в нашем уютном коконе из ласкового шепота. Я вижу, как на экране высвечивается имя моей матери. Я представляю, как она начнет читать мне нотации по поводу моего вчерашнего внезапного ухода, и не беру трубку. Я не хочу, чтобы она все испортила, только не сегодня. Кам прижимается ко мне, мы снова занимаемся любовью. Я не так уж часто занимался именно любовью: на мой взгляд, это звучит немного слащаво, не сексуально, но сейчас я наконец понимаю, что не секс определяет, любовью ты занимаешься или нет. Главное — это чувство, с которым ты ее целуешь, возможность смотреть друг другу в глаза, не уставая, удвоение счастья, когда ты видишь, что ей хорошо. Я никогда не был эгоистом в сексе, мне девушки даже делали комплименты, расхваливая мою щедрость, но мне никогда не было так хорошо оттого, что я могу дарить удовольствие, как этим утром, в своей постели, Кам. Я прихожу к выводу, что это как раз и есть занятия любовью. Надо бы рассказывать об этом людям, я думаю, что многие бы хотели так же.

— Мне так хорошо, — бормочет Кам куда-то в мою грудь, когда дыхание наше немного успокаивается.

Ее кожа влажная, так же как влажно у нее между ног, но это меня ничуть не беспокоит, когда она снова прижимается ко мне.

— Мне тоже.

И тут ее живот вдруг издает громкое урчание, буквально крик о помощи. И мы смеемся.

— Ну, хватит всяких ласковых словечек, мне кажется, я уже пожираю сама себя.

Я знаю, что она не хочет, чтобы это все прекращалось, эти мгновения близости, но мне тоже надо бы встать и одеться, пока она смотрит на меня с совершенно счастливым видом, взъерошенная после секса, а я понимаю, что такой ее сделал я. Мне нравится, что она при этом ведет себя как всегда, с теми же шуточками, сохраняет ироничность и чувство юмора. Я боялся, а вдруг она изменится после этой ночи. Все говорят, что якобы, когда влюбляешься, все меняется. Но мы влюбились друг в друга давно, так, может, ничего и не поменяется? А может быть, все уже давно поменялось, мы просто ничего не заметили?

Кам тоже встает и натягивает старые легинсы, которые оставила когда-то у меня после того, как автобус облил ее грязью на обратном пути из универа. Сверху она надевает одну из моих худи. Она ей велика — кажется, что в нее можно засунуть пять таких Камилл.

— Ты прекрасна.

— Я одета как бродяга.

— Я не про одежду, я про тебя.

— У тебя не очень тонкий вкус.

Она вращает глазами и строит мне рожицу, но я вижу, как кровь приливает к ее уже и так розовым щекам. Во мне вся кровь сразу перетекает в нижнюю часть тела, но живот продолжает урчать от голода. Терпение, Макс, будут еще ночи, и еще утра, конечно.

— Сегодня я имею право на вкусовые причуды.

— Да, но только сегодня, — отвечает она с улыбкой.

— Ну и еще завтра, может быть.

— Не упускай удачу, я сегодня добрая. Еще только завтра, и все, больше ни одного лишнего дня…

— Пару дней без утонченного вкуса, договорились.

Когда я засовываю телефон в карман, он снова звонит. Я тяжко вздыхаю.

— Это моя мать названивает. Уже пропущенных звонков двадцать.

— Ну так ответь ей.

— Не хочу.

— Ты же знаешь, что никогда и не захочешь, на самом-то деле.

— Придется решить эту проблему.

— Макс…

— Меня это правда больше не волнует.

— А если я заплачу за дополнительный бекон?

— Ты выйдешь за меня?

— Ну не сию секунду.

Когда я смотрю на нее, не могу удержаться от широкой глупой улыбки. Неудивительно, что моя мать называет меня дебилом. Это эпично и было бы даже комично, если бы не получилось так круто. А я думаю о беконе, о попке Камиллы и обо всем, что есть нежного в моем мужском теле сейчас. Я так увлекся своими мыслями, что даже не заметил, как мать повесила трубку.

На самом деле это и есть любовь. Жизнь щедро подбрасывает нам кучи проблем, которые нас раздражают, висят на нас грузом, исподволь разрушают. А любовь — пробка, затыкающая повседневный поток дерьма.

Конечно, пробка и дерьмо — совсем не романтичный образ. Я не расскажу о нем Кам, она подумает, что я грубиян. Но романтичен или нет этот образ — значения не имеет, он реалистичный. Она знает, что я бываю грубоват, но любит несмотря ни на что. Я не какой-нибудь врач или адвокат, но я точно знаю, что в этот прекрасный момент более везучих парней, чем я, просто не существует. И это я могу ей сказать. Пусть она отвечает, что я упрямый и неотесанный, и даже использует умные словечки, которых я не знаю. Но скажет она мне все это, слегка краснея, ей доставит удовольствие мое признание. А я хочу радовать ее еще долго-долго. Пришла пора понять, что для счастья мне больше ничего и не нужно.

Кам — самый главный выигрыш всей моей жизни. Я думаю, что ее папа нас благословит. Я не зря так долго ждал.