Что ты несешь с собой – часть III

Глава 20. Пустой колодец

Ритуал очищения требовал полного покоя разума. У нормальных махарьятов это не вызывало сложностей даже в такое напряжённое время, а мы с Чалермом были нормальными махарьятами. К счастью, этот ритуал не требовал круга. Храмовый круг разбила ещё я, когда спасала Вачиравита, а теперь он был весь завален трупами… и мне не стоило думать об этом перед началом.

Мы отошли в сторонку, туда, где пара ближайших древодомов уже распалась, оставив по себе лишь кучки белых досок от перекрытий да липкий, травянистый запах. В дыре между оставшихся крон на ясном небе сияло солнце, что было весьма кстати.

— Я сзади или ты… вы? — Чалерм глянул на меня неуверенно. Земля вздрогнула.

Я скривилась, возвращая себе равновесие. Обряд очищения создавался для одного человека. Конечно, случалось, что его проводили слабые махарьяты или охотники, потратившие слишком много махары непосредственно перед обрядом, так что требовалось объединить усилия. В таких случаях участники вставали гуськом и как бы притворялись одним человеком, двигаясь синхронно, как в танце.

Чалерм довольно резонно предполагал, что я не захочу поворачиваться к нему спиной. Однако если сзади буду я, то мой нос упрётся ему в загривок — а стоять следовало как можно ближе друг к другу.

— Ты, — в конце концов решила я. Если Чалерм потерял рассудок настолько, что решит меня убить прямо во время ритуала, он может это сделать, повредив моё жизненное ядро, и тут уж будет всё равно, как мы стоим. А так, раз я решила ему доверять, то и нет разницы. Я прикинула, какие ещё элементы надо согласовать заранее. — Слева направо, твоя верхняя рука, встаём после изъянов.

Чалерм кивнул и снял окровавленную чокху. В чём-то он была прав: я окинула себя взглядом и размотала сатику. Под ней на мне было безрукавное чоли с открытой спиной — двигаться не помешает. Вот длиннющая юбка-солнце с бахромой — не самое подходящее облачение для ритуала, но не снимать же её передо всеми стражниками. Они, кстати, таращились на нас с недоумением. Ну да, они небось ритуал очищения разве что издалека видели, и понятия не имеют, о чём мы.

— Последите, чтобы нас ничто не отвлекло, — сказа я им. — Особенно глава.

Видура кивнул. Пока мы с Чалермом договаривались, он предусмотрительно связал бесчувственному Арунотаю его длинные рукава за спиной, что я сочла весьма мудрым решением.

Чалерм критично оглядел себя и вздохнул. Я понимала: для ритуала вообще-то следовало расписать тело определённым образом: ладони и ступни красным, лоб — белым, на лодыжки надеть браслеты с бубенцами… Но придётся обойтись без этого всего.

Чалерм опустился на траву рядом со своим мечом, который положил, когда раздевался. Потянулся к нему — я напряглась, но он всего лишь порезал себе руку, после чего растёр кровь на обе ладони. Я невесело хмыкнула. К нашим услугам были реки крови от тел в храме, но мертвечине не место в очищающем ритуале.

Он молча протянул ко мне горсть, в которой набиралась лужица. Я на мгновение растерялась — не каждый день подозрительные мужчины предлагают мне свою кровь. Но быстро собралась с мыслями и окрасила свои ладони тоже, после чего Чалерм быстро залечил ранку. Запах его крови почему-то раздражал меня сильнее, чем запах крови покойников в храме, да и вообще сразу захотелось отмыть руки.

— Запевай, — бросила я, садясь к нему спиной, как можно ближе.

Он вдохнул поглубже и взял ноту — высоковатую, как мужчины вечно делали, так что я жестом показала ему уйти пониже. Чалерм послушался, и теперь я смогла без натуги подхватить. Некоторое время мы мычали, настраиваясь. Земля вздрагивала, трещали падающие стволы, где-то орали люди. Ото всего этого следовало отвлечься, отцепиться, перестать обращать внимание, но при этом не отталкивать, не отвергать в гневе или отчаянии.

Стоило проговорить про себя эту мысль, как моё сознание легко скользнуло в пустоту безвременья по накатанной годами медитаций колее. Теперь все звуки и дрожь земли слились для меня в общий гул мира, тон которому задавали наши с Чалермом голоса. Моё сознание зависло в небытии, там, где полусон-полуявь приносят более чёткое понимание всего сущего, чем можно достигнуть, вечно оставаясь в его пределах.

Я почувствовала легчайшее касание — бережное, осторожное, словно спрашивающее позволения. Значит, Чалерм тоже погрузился в медитацию. Я потянулась к нему навстречу и установила связь — без раздумий, без колебаний. Теперь наши сознания смыкались, как две капли масла, пролитые на стол рядышком. То, что было в нём, стало во мне, и то, что было во мне, стало в нём. Сейчас было бы возможно изучить его разум и выяснить, что в нём таится, но — я доверилась Чалерму, а он доверился мне не для того, чтобы заниматься тут исследованиями. Если бы он мне в голову полез, разве стала бы я терпеть? И если я преступлю границы его доверия, разве станет он снова проводить со мной ритуал?

Пока каверзные мысли не выдернули меня из транса, я решила начать наговор.

— Есть в мире великая гора, на вершине той горы великий дворец, в сердце того дворца великая сила. Заключив в себе ту силу, встаю на колени, чтобы просить о великой милости-и-и.

Ритуальные куплеты полагалось бормотать на одной ноте, растягивая только последний слог, чтобы отметить переход к следующей части. Звук слов при таком произнесении становился похож на узор или плетение волос — частыми штрихами пряди, а потом длинный хвостик.

Чалерм повторял за мной слово в слово, и его низкий голос приятно оттенял мой. После всего невежества Саинкаеу таким облегчением было слышать, что кто то знает то же, что и я.

— Мне не нужны ни тугой бубен, ни звонкий колокол, ни алое одеяние, ни священные огни — ни в восьми, ни в шестнадцати факелах. Голос мой будет слышен и услышан благодаря одной только силе своей, ибо те, к кому я обращаюсь, чутки и внимательны, а слух их не знает грани-и-иц.

Я поклонилась, сложив руки в молитвенном жесте, и почувствовала, что волосы Чалерма упали на мою голую спину — он тоже кланялся.

— Да пребудет благодать вечно с величайшим четырёхликим защитником в жасминовом венке. Взор его простирается на все четыре стороны, и ничто не может от него скрыться. Как весь мир для него на ладони, так пусть и мой обряд станет виден ему. О бессменный страж, даруй защиту моему сознанию ото всякой напасти и не допусти среди нитей моего заклинания гнилых волокон, как не допускаешь ты демонов в небесные чертоги-и-и.

Я выдала это на одном дыхании, а вот Чалерм не договорил — но я тут же поняла, почему. Он сделал новый вдох, чтобы подхватить фоновую ноту ровно в то мгновение, как я закончила, и тем самым избежать тишины. Я вторила ему и позволила выбрать, к кому обратиться следующим, а сама уже ощущала пристальный взгляд четырёхликого Пхра Пхрома на затылке.

— Да не оставит добродетель повелителя всего света, что разъезжает по небу в огненной колеснице, запряжённой семью днями недели, семью цветами радуги. Полыхающий меч его разрубает тьму и быстрее ветра мчатся жгучие стрелы. Силу твою призываю, о пламеликий, дымноволосый, златокожий победоносный воитель, и пусть тот, на кого я направлю её, не утаит и облачка тьмы, а весь будет просвечен насквозь твоими лучами, как прозрачный нефри-и-ит.

На сей раз я оставила наговор чуть раньше, чтобы не упустить путеводный тон, связующий части заклинания воедино. Макушку припекало — верный знак, что Кхрут услышал наш зов и обратил своё огненное внимание на нашу, выражаясь поэтично, великую гору.

— Да будет вечно процветать властитель небесных закромов, в чьих сундуках днём хранятся звёзды, чтобы ночью рассыпаться по небу и осветить путь заблудшим. Да преумножатся его богатства и не утеряется ни одна монета. Осени же и ты моё пристанище своим вниманием, чтобы стало мне видно твоё чистое белое лицо, что отгоняет тьму и злых духов одним своим видом, не имеющим изъяно-о-ов.

На этом слове мы с Чалермом, как договорились, встали. Он прижался ко мне вплотную, и так мы стали кланяться. Я вытянула левую руку вперёд, а правую назад, Чалерм же сделал наоборот, выставив правую руку поверх моего плеча. Кисти обеих рук мы загнули вверх, как углы крыши пагоды, составив из своих тел подобие храма, в который могли снизойти божества.

Стало жарко, но тут же повеяло остужающим ветром от смотрителя четырёх сторон света, да в ушах зазвенели серебряные лунные колокольчики.

— Да свершится очищение руками вечно юного защитника, приходящего с новой луной, коя несёт с собой обновление и свежесть, омолаживает и избавляет от скверны всё, на что упадёт серебряный взор её хозяина. Да воспылает белый меч его звёздным пламенем, да обратится к нам светлый лик доблестного воина, который уничтожает пятна греха и внушает нам смертным чистоту помысло-о-ов.

Говоря это, мы продолжали кланяться, не разгибаясь полностью, но опуская и поднимая руки, словно ветви сливового дерева, сгибающиеся под струями дождя. Чалерм дышал мне в ухо и прижимался грудью к моей голой спине, а на нём ведь осталась только исподняя рубаха, и всё это совершенно не помогало мне сосредотачиваться на ритуале. Впрочем, если бы я стояла у него за спиной, было бы ещё хуже.

— О, божества, осенившие своим вниманием мою незначительную просьбу, о вы, чьи лики изгоняют злых духов, рассеивают миазмы порчи и освобождают тело от яда, о могущественные существа, чья воля препятствует бедам, насланным влиянием планет! Вы, раздающие благо и горе, направьте свои силы на амарданура по имени Саафучон Думрун Сункиат, что пребывает на этой горе в обличии демона!

Выкрикнув последние слова, мы с Чалермом резко опустились на землю — очень вовремя, потому что опять тряхнуло, и вовсе не от шагов Думруна, а от внимания небесных богов, прикованного к нам. Настало время новых действий нашего танца.

Сидя на корточках с широко разведёнными коленями, так, чтобы всё тело оставалось в одной плоскости, я сложила руки в жест, призывающий силу и закрыла глаза. Тут же сквозь мою макушку, как в воронку, хлынул поток благодати от небесных богов. Я принялась вплетать его в свою махару, а Чалерм над ухом забубнил новый куплет, помогая мне не сбиться с ритма.

— Будь счастлив, Думрун Сункиат, ибо удача попала в тебя своей стрелой: сегодня все твои проступки скостятся, вслушайся в моё восхваление. Хозяин солнца Кхрут, хозяин луны Таен, хозяин ветра Пхром и защитник их царств Сайам сошлись в обители благодати, чтобы отрезвить тебя.

Моя махара пропиталась светом небес и начала выходить из моего тела — сначала во все стороны, как аура, но затем потянулась вперёд, туда, где бесчинствовал демонический амард.

— Будь благодарен, Думрун Сункиат, ибо твои оковы сегодня падут, и ты станешь свободен. Услышь мои слова и склони голову, обретая новое очищение, покорись велению богов и вырвись из плена тьмы.

Я почувствовала то мгновение, когда вервие из махары дотянулось до амарданура. Словно меня пырнули в живот тупым колом — больно, но глубоко не войдёт, и если напрячься, то можно оттолкнуть. Я глубоко вдохнула и удвоила поток махары. Теперь я поняла, почему Арунотай считал, что очистить амарданура не удастся. Хотя махара пребывала вокруг меня в избытке, я не успевала вобрать её в себя с той скоростью, с какой приходилось отдавать. Однако только махара, прошедшая через моё тело, привела бы амарданура к очищению, поскольку небесные боги напитывали её своей благодатью.

До сих пор мне не приходилось очищать таких могущественных тварей, и я не представляла, сколько же в них надо закачать. Я попыталась замешивать благодать гуще, но у небесных богов есть и другие занятия, кроме как наблюдать за моим ритуалом, и им нет дела до моих трудностей, так что они давали, сколько давали, и не собирались усиливать поток. К тому же сама по себе благодать богов, проходящая через человеческое тело, — не самая приятная вещь. Она колючая и ребристая, как щётка, которой вычищают изо всех щелей самые незаметные остатки грязи. Если бы боги дали мне больше, выдержало бы моё тело?

Однако я не выходила из транса и продолжала смешивать благодать с махарой. Конец вервия уже опутал амарданура и погрузился в его плоть, я чувствовала это, мы были повязаны. Если я остановлюсь сейчас, напряжённая нить притянет меня и впечатает в него, ведь он намного больше и сильнее меня. А значит, единственное, что мне остаётся — то продолжать ритуал и надеяться, что моей силы хватит.

Стоило мне об этом подумать, как я почувствовала тепло в середине спины. Это Чалерм стал делиться своей силой. До сих пор он только наговаривал слова очищающего заклинания, и я почти забыла, что он мог стать ещё одним источником. Но теперь его махара лилась сквозь меня, смешивалась с моей и с божественной благодатью, и уже так, сплетённая в крепкое вервие, неслась к амардануру, чтобы опутать его, пропитать очищающей силой богов и выдавить из него всю скверну.

— Возрадуйся, Думрун Сункиат, уверь в благо от очищения и позволь ему пронзить тебя, чтобы зажечь внутри тебя светоч благодати. Он вознесёт тебя над четырьмя морями, он зажжёт шестнадцать факелов, и среди всего этого света ты прочно пребудешь, и во всех деяниях твоих станет твой ум добродетельным.

Махара лилась, и я начала показывать донышко. Теперь большую часть потока обеспечивал Чалерм, а конца и края скверне я не чувствовала. Амарданур словно стал ближе — и я рискнула приоткрыть глаза, чтобы увидеть его.

Ко мне, с треском ломая оставшиеся древодома, приближалась огромная человекоподобная фигура. От каждого шага земля вздрагивала, а небосвод накренялся. Ноги-колонны поросли лианами, словно они сами были стволами мёртвых деревьев. С тела, словно лохмотья одежды, свешивались бороды лишайников и грозди зелёных лиановых цветов, словно светящиеся изнутри. Голову, торчащую сильно выше крон, украшали раскидистые оленьи рога, волочащие на себе, словно липкую паутину, занавески из листьев. Глаза твари горели неестественным жёлто-зелёным огнём, как молодой побег на просвет, но намного ярче, так что черт демонического лица я не могла разобрать, ослеплённая этой нездоровой зеленью.

— Оденься в спасительные одеяния, укройся плащом праведности… — продолжал бормотать Чалерм, но ритм его слов сбился, а голос ослаб.

Я поспешно закрыла глаза, восстанавливая транс. Мысленным взором я видела амарданура, как тёмное пятно со светящимися прожилками, и тьмы оставалось ещё много, а махара Чалерма тоже заканчивалась. Я попыталась вобрать в себя побольше, но в воздухе вокруг меня её уже не осталось — я всё вычерпала из ближайшего окружения. Рядом стояли стражи, надо было попросить у них, но я не могла сделать этого, не выходя из транса, а если выйду — меня засосёт внутрь амарда и, скорее всего, растворит его тьмой.

Уж не на это ли рассчитывал Чалерм⁈ Он ведь ещё мог оттолкнуть меня и скормить амарду, при этом сам оставшись цел!

Я с трудом поймала ускользающую медитацию. Нельзя предаваться ярости и страху, через меня идёт поток благодати, нельзя осквернят его своими мирскими чувствами. Снова сосредоточившись, я продолжила перебирать возможности. Их не было. Даже если я как-то дам понять стражам, что от них требуется — а это не так просто, мы не сработанная команда, — умеют ли они вообще передавать махару? Да и сколько её у них есть? По сравнению с нами с Чалермом воспитанники Саинкаеу — словно чашечки полевых цветов против лотоса. Я заберу их силу и не замечу, и ещё вопрос, смогу ли остановиться и не тронуть жизненное ядро.

Кстати об этом. Если я прямо сейчас не найду ещё махары, то уже моё жизненное ядро пойдёт в расход. Вот и выбор: прервать ритуал, провалить попытку очищения и сгинуть во тьме демонической твари или довести его до конца, но отдать на это последние силы и всё равно умереть? Неужели Чалерм знал, что так будет? Неужели нарочно подтолкнул меня к погибели?

Что ж. Я пришла на эту гору, чтобы умереть. Не так давно я собиралась сразиться чуть не со всем кланом просто за то, чтобы он не поубивал посторонних. Теперь же я могу своей жизнью оплатить очищение амарданура. Вернувшись в разум, он разберётся с зарвавшимися Саинкаеу, раздаст всем их награды по заслугам. Я могу положиться на него. А значит, выбор очевиден.

Я собралась с силами, чтобы открыть барьер, отделяющий жизненное ядро от прочей махары, но в это же мгновение в меня хлынула горячая, яркая сила Чалерма. Откуда⁈ У него что, был ещё запас? Или это…

— Подобно жениху, что наряжается перед свадьбой, и подобно невесте, что вплетает в волосы жемчуг… — голос Чалерма стал едва различим, а его вес навалился на меня. Спохватившись, я вторила его словам и разнесла последние строки к кронам древодомов:

— Подобно саду, расцветающему после дождя, и подобно земле, выпускающей новые ростки, да прорастёт из тебя, амарданур Саафучон Думрун Сункиат, небесная благодать!

Ослепительная вспышка засветила всё вокруг так, что я не видела больше ничего, кроме бесконечной белизны, и только почувствовала, как Чалерм ткнулся лицом в мою голую спину, а затем упал на землю.