Я не верила своим ушам. Адульдеж сам напрашивался на смерть? Понятное же дело, что он лет двадцать меч в руках не держал, да и когда держал, был всего лишь воином, у него и узоры незамкнутые, а значит, духовную силу не развивал вовсе! Отец же живёт с охоты на охоту, а если и задерживается дома дольше одного дня, так тренируется и младших гоняет, чтобы они на него впятером нападали. Да и не одной силой он сражается, у него хранилище — что озеро, а махарой он владеет — как рыба своим хвостом.
Адульядеж мог сколько угодно презирать нищих махарьятов из маленьких кланов, но об их способности драться он не мог не знать. Не чурбак же у него вместо головы, иначе не продержался бы столько лет в кананьем кресле!
Значит, он что-то задумал? Какую-то каверзу?
Пока я размышляла, Кессарин пробралась к моему отцу и стала ему что-то нашёптывать. Отец разминал меченосную руку и широким жестом от неё отмахнулся.
— Не таких ещё уму-разуму учили.
— Пранур, вы не понимаете, — заговорила Кессарин громче. — Это мой отец, я его знаю, и он не так прост, как вам бы хотелось!
Адульядежу меж тем подали меч — богато украшенный, с узорами на клинке, отчего мне сразу захотелось проверить, как у него с равновесием и хрупкостью.
— Так вот ты родного отца поддерживаешь, — проскрипел Адульядеж, впрочем, не особо и злобно. Я бы на его месте рвала и метала, а ему вроде как и безразлично предательство дочери, словно весь пар уже спустил. — Давай ему все мои повадки перечисли, а то вдруг упустит что.
— Мне для того, чтобы с тобой справиться, никакие повадки не важны, не того полёта ты птица, — фыркнул отец. — И девичьи страхи меня не волнуют, а уж пратья Ниран зря за меня переживает, у меня с ней ещё не сведён счёт за то, что дочь мою с пути сбила.
— Я⁈ — изумилась Кессарин.
А я аж воспламенилась. Ну сейчас ты у меня получишь спеси!
— Ты зря думаешь, что твою дочь кто-то может сбить с пути одним словом, — громко сказала я, подходя ближе. — Я шла своим путём, и историю Кессарин использовала в своих целях. И если ты, Тханасак Суваннарат, не можешь ни на чашечку допустить, что кто-то знает о мире больше твоего, то когда моя слава завоюет мир, о тебе я буду говорить лишь, что ты по глупости своей никого не слушал.
Отец замер и чуть приподнял плечи, словно мои слова наконец-то достучались до его головы и вдолбили её малость в тело. Ко мне он не повернулся, но зыркнул на Адульядежа и выпрямился.
— Ладно же, раз меня так старательно убеждают в нечистоплотности соперника, я попрошу, чтобы его обыскали перед боем!
Адульядеж ожидаемо заголосил, а вот остальные махарьяты одобрили.
— Верное решение, пранур Суваннарат, — пробасил советник Гийат. — Этому человеку не стоит доверять.
— А почему обыскивают только меня⁈ — возопил Адульядеж, к которому уже направились несколько скалообразных Гийат.
— За чем дело стало, обыщите и меня тоже, — хохотнул отец. На нём была простая туника, шаровары и маленькая поясная сумка, которую он уже отдал матери на время поединка, а кроме того только меч да деревянный гребень, держащий тугой пучок. Адульдеж же был завёрнут в четыре слоя ярких тканей, в ряби которых якшу можно было спрятать, не то что какой-нибудь дротик.
— Давайте согласуем правила поединка, — предложил глава Аюттая. — Канан Адульядеж не махарьят, и его оружием будет один лишь простой меч. Глава Суваннарат, однако…
— Мне не составит труда победить этого сушёного сверчка безо всякой махары, — фыркнул отец, поднимая руки, чтобы Гийат прощупали его тунику.
Я тревожно переглянулась с Кессарин. За отцом не водилось такой самонадеянности. Да, конечно, Адульядеж не выглядел серьёзным противником, но бахвалиться своей непобедимостью перед боем — дурная примета. Однако по чести махарьяту сражаться с воином и использовать при этом силу и правда не подобает, так что тут мне было сказать нечего.
— Это звучит справедливо, — заметил Аюттая со вздохом, словно ему тоже что-то не нравилось, и обратился к Великому Ду. — Уважаемый предводитель Ду принимает такие условия поединка?
Тот величественно кивнул, а вот Адульядеж снова взвился.
— И отчего же благочестивых махарьятов так волнует одобрение какого-то демона? Почему вообще сам вестник небес считается с его пожеланиями? — Он повернулся к глыбе льда, внутри которой угадывались очертания Чалерма. — Вы смотрите, как по велению демона достойного человека собираются казнить, и попустительствуете этому произволу⁈ Эти махарьяты даже не предполагают, что я могу постоять за свою честь!
— Твоя честь, Адульядеж, — бросил отец, — умерла, когда ты помог Саинкаеу оболгать и выкрасть нашу амардавику!
Махарьяты согласно загудели — все, кроме Шинаватра и их приспешников. Они тоже повыбирались изо льда, но не спешили вмешиваться, а тишину с их стороны я ясно слышала теперь, когда подошла ближе.
— Выкрасть! — фыркнул канан. — А разве справедливо, что какой-то крохотный клан никому не известных махарьятов единолично присел на такой источник силы и ни с кем не делится? Глава Арунотай творил благое дело — он раздавал махару своего амарда всем нуждающимся, чтобы предотвратить ваши изуверские ритуалы! И чем вы ему отплатили!
За моей спиной Шинаватра одобрительно заворчали.
— Верно он говорит, вам столько не нужно!
— Могли бы и поделиться, как Саинкаеу делились, или спесь не позволяет? Видать, много её у вас!
— А как бы не больше, чем навыков и сил!
Я развернулась сказать им, куда они могут отправить свои угрозы, но тут гомон перекрыл сверлящий голос Великого Ду:
— Как вы, махарьяты, меж собой махару делите, это не моё дело. но ежели б вы жили по вселенскому закону и не творили запретных дел, то и амарды бы у вас появлялись почаще, чем раз в пять поколений.
— Это каких же запретных дел? — заинтересовался глава Бунма.
— Да вот хоть гнусные эти ваши амулеты из обречённых, — сплюнул Ду. — Одно дело в честном бою сразиться или хитрую ловушку поставить, это мы уважаем. Но чтобы нашего брата в оружие превращать, да ещё нас же и оклевётывать, такого не только мы, а и мировой порядок не прощает!
— Чего вы слушаете этого поганца? — тут же вклинился Адульядеж. Его наконец закончили обыскивать, но теперь спор всех захватил, и оба соперника стояли, опустив мечи и соревнуясь на словах. — Это же демон! Они людям извечные враги! Что дурного в том, чтобы извель из них пользу? Вы их так и так убьёте, а глава Арунотай придумал, как обратить их силу махарьятам во благо, что же в этом дурного? Или вы за демонов радеете пуще, чем за род людской?
Махарьяты запереглядывались. Неужто речь проклятого канана кому-то откликнулась?
Но тут Великий Ду топнул так, что у всех земля из-под ног ушла.
— Ты, что ли, признаёшься, что творил это непотребство с моим племенем⁈ — взревел он.
Адульядеж попятился, ища защиты у тех самых махарьятов, которых только что поучал.
— Откуда ж мне? У меня и силы нет, и не обучен я амулеты творить, так как бы я мог таким заниматься? Но главы Арунотая в этом мире больше нет, так что он в свою защиту слова сказать не может, вот я и выступаю за него!
— Вы не понимаете самых основ! — встрял внезапно Крабук, о котором уже все забыли. Заметив, что взгляды обратились к нему, он встал в важную позу и воздел к небесам назидательный перст. — Демоны являются частью мирового порядка! Их истребление, а тем более, бесчестное либо излишне жестокое — так же сказывается на целостности вселенского полотна, как и все прочие преступления! Я могу понять, что канан Адульядеж, не являясь махарьятом, не изучал в своё время основ мироздания, но стыдно же именитым кланам не знать прописных истин!
— Не больно-то ваш клан знал эти истины, — не удержалась я.
— А это всё происки последних глав кланов, которые и привели великий клан Саинкаеу в упадок! — не смутился Крабук. — Я ещё главе Руанриту говорил, что держать наследников в неведении — это путь, который не ведёт к добру, не зря же Великий Ба передал основателю клана священный текст! И ничего удивительного, что другие кланы не знают всех тонкостей, ибо книга Великого Ба никогда не передавалась никому за пределами Саинкаеу полностью и даже внутри клана открывалась лишь избранным. Мне вот интереснее, откуда пранья Ицара так хорошо осведомлена, что, по словам советников, даже выражения почтения из этой книги знает на зубок? А то как бы не вышло, что Суваннарат первыми у нас украли священную реликвию!
Отец, который всё это время скучал, поигрывая мечом, громко расхохотался.
— С чего же ты решил, жалкий червь, что Великий Ба кроме вас никому не подарил своё знание? Мой дед сослужил ему большую услугу, за что и получил книгу о мировом законе, и уж мы-то сказанное в той книге не хороним по сундукам, а передаём всем своим детям. Ты мог бы догадаться, что такой маленький клан, как наш, не смог бы вырастить своего амарда всего за два поколения без указаний Великого Ба!
Я переводила изумлённый взгляд с одного на другого. Так Ари Чалиту вырастил наш клан? А Думруна — Саинкаеу? И всё это — под руководством какого-то Велкиого Ба, о котором я вовсе не слыхала? Но раз у лесных Ду есть Великий Ду, резонно, что и у горных ба есть Великий Ба. Вот только каждый ба — хозяин места, такой же, как Великий Ду. Кто же тогда их предводитель? Однако это объясняло, почему никто вокруг не понимает очевидное для меня устройство вселенского порядка!
Однако и я знала не всё: мне говорили, что моя семья нашла амардавику, а не вырастила. Почему отец это скрыл? Получается, он знал, как создавать амардов, но не сказал никому из детей?
— Довольно! — прозвенел вестник, когда махарьяты загомонили. — Вы сговорились на поединок! Сражайтесь!
— Уважаемый вестник! — не унимался Крабук. — Нижайше прошу, велите канану Адульядежу отстричь бороду!
— Что⁈ — возопил Адульядеж, и я была с ним согласна, как и все вокруг.
— Что ты несёшь, безумный? — прикрикнул на Крабука Лертчай. — Это уже переходит всякие границы!
— Поверьте мне, — затараторил Крабук, — я видел, что создавали приближённые Арунотая, и знаю, что в бороде канана может быть сокрыто оружие!
Вот тут и до меня дошло. Что если Адульядеж спрятал что-то в бороде? Конечно, она у него жиденькая и прозрачная, но мало ли… Крабук может как молоть чушь, так и знать что-то неожиданное.
— Пранай, пранур Крабук — библиотекарь клана Саинкаеу! — крикнула я. — Он знает все их подлые приёмы! Если пранур Суваннарат решил не пользоваться махарой, мы должны убедиться, что и праат Адульядеж не прибегнет к потайным техникам!
Вокруг меня зашептались — кто-то отмахивался от Крабука, кто-то наоборот, подозревал Адульядежа во всём худшем.
— Ты думаешь, я не справлюсь с ним, даже если он применит запретные техники? — хмыкнул отец. — Хорошенького же ты мнения о том, кто тебя научил всему!
Я стиснула зубы.
— Я думаю, что тот, кто меня научил всему, возгордился и утратил осмотрительность!
Отец хотел что-то ответить, но тут вестник, которого уже допекли наши дрязги, повторил:
— Сражайтесь!
Адульядеж напоследок сплюнул чёрное проклятие в сторону Крабука и поднял меч. А за спиной у отца мне померещилось какое-то движение, но я не успела рассмотреть, что это было.
Они с отцом вышли на свободное место. Адульядеж пригнулся в стойку и принялся кружить вокруг отца, словно надеялся, что тот как-то подставится или отвлечётся. Канану ещё повезло, что земля здесб была отмыта ливнем и придавлена льдом, иначе длинные полы его роскошных одежд наверняка цеплялись бы за траву и грязь. На льду его вышитые сапоги, конечно, скользили, но канану хватало сноровки не падать.
Отец стоял, закинув меч на плечо и всем видом выражая, что этот поединок яйца выеденного не стоит. Я его понимала: на фоне его огромной фигуры канан смотрелся щуплым замухрыжкой, которого отец мог бы снести одним ударом.
Наконец Адульядеж набрался храбрости и ринулся вперёд. Пока он бежал, отец успел закатить глаза, покачать головой и неторопливо отступить в сторону, так что канан пролетел мимо и тут же растянулся на льду. Стало совершенно очевидно, что у Адульядежа вовсе нет никакой боевой подготовки. Не то что в детстве тренировался, а потом бросил, но даже и основ ему никто не привил.
После этого отец и вовсе расслабился. Но правда же, как можно всерьёз сражаться с противником, который даже меч держит неправильно? Махарьяты утомились от этого зрелища на второй попытке Адульядежа, которую отец лёгким движением отбил, и теперь многие даже не смотрели на поединок, настолько постыдно он выглядел.
Я уже стала гадать, скоро ли отцу надоест это лицедейство, когда вдруг что-то случилось. Я даже не сразу поняла, что именно: канан метнулся чересчур быстро, ударил со спины в незащищённый бок противника, да так сильно, что меч просвистел по воздуху! Кто-то ахнул, но отец принял удар на лезвие.
— Ишь ты, — усмехнулся он. — А ты не так беспомощен, как изображаешь.
Адульядеж зло ощерился и отступил. Он явно рассчитывал на этот неожиданный удар, небось нарочно усыплял бдительность противника, чтобы его нанести. Но моего отца даже неожиданным ударом не взять, а теперь он будет настороже.
Понадеявшись, что отец не успеет опомниться, Адульядеж тут же напал снова, сыпля одним за другим ложными выпадами, ловко увернулся от меча и почти дотянулся до отца, но это не удавалось и более сноровистым бойцам.
— Вижу, ты кончил кривляться, — заметил отец. — Что ж, я тогда тоже займусь тобой серьёзно.
И в два замаха выбил меч из рук Адульядежа. Тем же движением повалил его навзничь и поставил ногу ему на грудь, держа лезвие около шеи.
— Вот и всё, — вздохнул отец и повёл плечами, словно разминаясь после тренировки. — Ты труп.
Лежащий навзничь канан вдруг хищно улыбнулся и приподнял голову, рискуя порезаться об остро наточенный меч. Волоски его жиденькой бородёнки задели за лезвие и осыпались на одежду. А в следующее мгновение отец вскрикнул и дёрнулся назад, разметав руки. Что-то вспыхнуло, завоняло лиановым цветом, меч выпал из его руки, а следом он сам повалился на землю.
Я не заметила, как оказалась подле него — и не одна. В несколько рук мы перевернули отца на спину, и все отпрянули. По его шее и лицу расползались чёрные вены, словно его кровь кто-то перекрасил чернилами, а из узоров сочилась тёмная слизь. Он едва дышал — со свистом и хрипом, словно в его лёгких что-то поселилось. Лиановым цветом смердело отчаянно. Я тут же стала искать сноп. Это должен был быть сноп. Не знаю, как Адульядеж это сделал, но…
— Вот так-то, великий махарьят! — раздался насмешливый голос проклятого канана. Я мельком глянула в ту сторону — Адульядеж встал на ноги и наблюдал теперь за нашим копошением с безопасного расстояния.
— Что ты сделал⁈ — выкрикнула мама. Конечно, она тоже была тут.
— Это бесчестный приём! — возмутился кто-то из глав.
Я перестала слушать перебранку. Надорвала тунику и зашарила по телу отца в поисках снопа. Потом проверила сапоги. Он был на ощупь обжигающе горячим, а чёрные вены заплели его кожу уже двойным слоем, и даже в глазах проступила чернота. я, кажется, всхлипывала, но продолжала искать. А потом шмыгнула носом и внезапно почуяла сильнейший лиановый смрад, исходящий от его головы.
В следующее мгновение я нащупала сноп у отца в волосах и выдернула его с клоком, обрывая жирные трубки чёрных вен, которые выросли из него, как из какой-то мерзкой личинки.
Вот только ничего не изменилось. Чёрные вены не перестали набухать, а дыхание отца не выровнялось. В панике я принялась читать очищающие заклинания, жечь самые жирные вены махарой и накладывать восстанавливающие чары, но всё без толку. Где-то рядом замаячило розовое пятно, я подняла взгляд — по другую руку отца на земле сидела Ари Чалита. Она приложила изящную руку к его лбу, а затем подняла на меня взгляд.
Я всё поняла уже из этого взгляда, но для верности она всё же покачала головой. Я втянула воздух сквозь сжатые зубы. Не может же быть всё так… Отец не может просто взять и…
— Ицара, — прохрипел его голос, такой искажённый, что уже уподобился голосу вестника. Рука отца нашарила и сжала мою. Я видела, как появляются мокрые пятна на наших сплетённых пальцах, но не понимала, что это и откуда. — Дочь. Ты должна быть сильной.
— Я и так! — выкрикнула я и рвано вдохнула, захлёбываясь в невесть откуда взявшейся воде.
— Я знаю. — Искажённое лицо отца сморщилось в улыбке, и это было самое жуткое, что я видела в жизни. — Я был неправ. Эту скверну нельзя было победить просто. Ты… сделала лучшее из возможного. Я судил… сгоряча. Я… поддался.
Мне хотелось закричать — что толку от того, что теперь ты это понял, если ты всё равно сейчас умрешь⁈ Но что толку от моих криков?
— Ицара! — сказал он со внезапной силой и тут же выкашлял тёмную слизь. Теперь уже подле амардавики я видела руки мамы, а рядом с ней — сестёр и братьев, которые пробились поближе, оттеснив глав кланов и прочих ротозеев. — Я хочу, чтобы… клан Суваннарат… возглавила ты.
Я даже плакать перестала от изумления. Я⁈
— Но до меня ещё столько людей! Мама и дядья и тётка и…
— Нет, — отрезал отец, и даже в осткатках его жизни было столько силы, что я не посмела перебить. — Не по старшинству. А по заслугам. Ты доказала. Ты справишься. Лучше, чем я.
У меня не было слов, но мама стиснула другую его руку.
— Я прослежу, чтобы твоя воля свершилась, Тханасак, — произнесла она.
Он улыбнулся ей — как-то так, как улыбаются наедине, и я отвела взгляд, а когда глянула снова, он уже смотрел на меня, и даже сквозь жуткие вены я видела в его взгляде гордость.
— Ты будешь управлять лучше. Чем я. Клан ждёт процветание. — Он дёрнулся, посмотрел куда-то вбок, а потом снова на меня, и глаза его внезапно прояснились. — Не поддавайтся. Не слушай. Ты сможешь.
А дальше… Дальше Ари Чалита накрыла глаза отца своей ладонью, и через мгновение он весь рассыпался пеплом. На припорошенном льду остались только меч, гребень и ещё горстка мелочей, но ни волоска, ни ниточки.
Я вскочила и попятилась, таращаясь то на припорошенный пеплом лёд, то на Чалиту, то снова на лёд, то…
— Теперь Великий Ду может забрать клан побеждённого! — провозгласил вестник.
Но Великий Ду не смотрел на него. Он вертел в когтистой лапе шелуху от проклятого снова, который я вырвала их волос отца. Когда и кому я его отдала? Не помню, мне было не до того, но перед Ду с поднятой рукой, словно только что отдала ему что-то, стояла Кессарин.