Я развернулась и едва удержалась, чтобы не засветить вестнику под дых. На мгновение мне показалось, что это Чалерм всё ещё там внутри сидит и издевается. Но холодный свет белых глаз всё так же обжигал, беспристрастно и без намёка на шутку.
— Ари Чалита ни в чём не виновата! — выкрикнула я вместо этого, хотя и понимала, что вестнику моё мнение — что канану рисовое зёрнышко.
Белые лучи снова повернулись к лагерю. Свет засверкал, отражаясь от ледяной корки, которой покрылись живые статуи людей. Я старалась дышать ровно — да, вестники так делают, и правильно делают, иначе и сейчас был бы базар и бесконечные взаимные обвинения. Вот только я была уверена, что вестник займётся самой большой бедой — войной с демонами, а не мелкими нарушениями вроде этого глупого договора…
Тут я заметила, что пока нас не было, что-то изменилось. Во-первых, место сражения приблизилось к лагерю, то есть, демоны оттеснили махарьятов назад. В целом, неудивительно: даже с подпиткой махары люди всё же устают, а, насколько я видела, бойцы не менялись. А не менялись они потому, что… На дальней от нас стороне лагеря тоже шло сражение.
Когда я уходила, там топтались Шинаватра и войско Адульядежа. Теперь же они больше не топтались, а сражались, потому что из леса ниже по склону высыпали всё новые и новые демоны. Справа, с той стороны, где раньше был ученический посад, тоже ползли змеи и крокодилы, ловко увиливая от огромных ступней якш. От них отбивалось войско Кессарин. Кромки мечей сияли голубым — приглядевшись, я увидела, что махарьяты Саинкаеу под руководством Видуры напитывают оружие воинов махарой. Сквозь все удары сегодняшнего дня во мне пробился росток гордости — не зря, значит, я учила этих несчастных работать с духовным оружием! Теперь хоть польза от них есть!
Барьер тоже держался на плечах Саинкаеу. Тут принимали участие и дети со стариками, которых было больше всего. Но для такого дела, кроме проводимости махары, ничего не нужно, лишь бы не отвлекаться. Летающие демоны налипли на барьер, и их добивали уже кто придётся — я видела торчащие из тел стрелы, ножи и даже обломки деревянной обуви.
Барьер, кстати, на удивление не пропал, когда вестник всех заморозил. Хоть что-то у Саинкаеу на высоте. Но всё же теперь исход битвы был не так очевиден: демоны не кончались, а люди не могли сражаться вечно. Вестник явился весьма своевременно, лишь бы он только суд вершил над кем надо!
А вестник меж тем дребезжал, обшаривая лучами ледяные статуи
— По делу Амардавики Чалиты Интурат я был призван кланом Саинкаеу на Жёлтую гору. Клан обвинял её в неправомерном похищении наследника по имени Вачиравит. Сосудом для меня выступил учитель наследника, махарьят Танунг.
Я ахнула. Так вот, как погиб пранур Танунг! Неужели он настолько хотел спасти Вачиравита из коварных лап амардавики? Или Арунотай заморочил ему голову? Но вестник продолжал, словно зачитывая историю судебного рассмотрения.
— Амардавика Чалита Интурат сослужила службу главе клана Руанриту Саинкаеу. Взамен он обещал ей своего первенца. Однако, когда пришло время откупа, амардавика забрала другого сына, знаменитого охотника, на котором держался клан. После этого клан начал увядать. Я вершил суд над амардавикой Чалитой Интурат и приговорил её к тысячелетнему сну! Кто посмел оспорить моё решение?
Я схватилась за голову. Если бы Арунотай был ещё жив, я бы его лично расчленила! «Держался клан», вы подумайте! Нет, ну так извратить события… Но как теперь быть? Я не участвовала в тех событиях, мой голос не имеет веса…
Внезапно в тишине застывшего поля брани раздался хрустальный звон. Осколки льда осыпались на замёрзшую землю, и из толпы статуй вышел Вачиравит. Его чёрный силуэт смотрелся, как прореха в ткани мироздания, а белые волосы словно инеем обрамляли рваную дыру.
— Я посмел! Я — Вачиравит Саинкаеу, наследник клана и тот самый охотник. Тебе солгали! Меня никто не похищал! Я сам ушёл к Чалите, по своей воле! Глава клана согласился на это! Чалита не знала, что я — не тот брат, поэтому если хотите судить, судите меня!
Брови Чалерма на лице вестника двинулись к переносице.
— Глава Саинкаеу солгал мне? Где он?
— На том свете! — рявкнула я и сама удивилась злости в своём голосе. Похоже, моя выдержка показывала донышко, а до конца этого страшного сна ещё неблизко…
Вестник повернул свои светильники на меня.
— Если глава более ни за что ответить не может, за него ответит наследник. — Голова Чалерма снова повернулась к Вачиравиту. — Ты назвался наследником Саинкаеу.
Вачиравит сжал кулаки и шагнул вперёд, являя собой статую решимости. Мне на лицо упали волосы — это я вытащила их из причёски, сама того не заметив. Этот болван же сейчас пойдёт под небесный суд! А что сделает амардавика, лишившись своего возлюбленного⁈ Но если под суд пойдёт амардавика, то это ещё хуже! Нет, этого нельзя допустить, иначе мы так и так лишимся махары, а вестник ещё неясно — станет предотвращать бойню или нет!
— Наследница Саинкаеу — это я! — выкрикнула я, пока Вачиравит что-нибудь не ляпнул. — Я вдова главы и мне повинуется весь клан! Этот человек — изменник, он сбежал из клана и не имеет права наследования!
Голова вестника повернулась — тяжело, как каменный жёрнов. Кажется, он и сам постепенно замерзал, превращаясь в живую статую.
— Если ты — наследница клана Саинкаеу, то ты должна получить наказание за ложь прежнего главы, — размеренно произнёс он безо всякого выражения. Я знала, конечно, что небесам нет дела до людских чаяний, их интересует только соблюдение мирового закона, но от этого знания мне было не меньше обидно! Я, между прочим, соблюдала этот их несчастный закон, будь он неладен, всю жизнь и до последней закорючки! Что это за закон такой, по которому я же и должна отвечать за то, что Арунотай подставил мою амардавику⁈
Ну уж нет, не для того я позволила Чалерму призвать эту тварь, чтобы теперь и самой кануть в небытие по её милости!
Я вышла на полянку между лагерем и левым флангом сражения. Под зубцами моих сандалий хрустела тонкая корка льда на отмытых ливнем камнях. Пришлось привязывать себя махарой, чтобы не поскользнуться. Но я гордо встала лицом к вестнику и подняла назидательный палец.
— Я не просто так наследница клана Саинкаеу. Я — кара, постигшая этот клан за все его преступления против мирового порядка! Я захватила власть в этом клане и наказала виновных. По моей воле глава клана погиб, наследник бежал, а амард покинул гору, бросив своих подопечных! Посмотри вокруг! — Я широко развела руки. — От клана ничего не осталось! Они уже ответили по справедливости, и для этого нам не потребовалось беспокоить небеса! Так ли я говорю, о братия?
Сказала и затаила дыхание. Если сейчас у кого-то из Саинкаеу достанет ума высказаться, то мне придёт прародитель амардов…
— Проклятая демонопоклонница! — заверещал пронзительный голос старухи Маливалайи. — А я говорила, говори-ила, что она врагиня и принесёт нам одну лишь погибель! Не слушали меня, а теперь от клана остались тлен да пепелище! Горе нам, горе, расплатились за грехи отцов своею кровушкой, а и дети наши уж не будут знать нашего имени, и не сложат по нам погребального костра, и птицы не споют, и скалы не нашепчут о прежде гордом клане Саинкаеу! И всё то происки супостатки, что обманом втёрлась в доверие главе, а от нашего дома не оставила камня на камне!
Первым моим порывом было заткнуть её ещё на пепелище, но потом я заподозрила неладное. Уж не нарочно ли бабка так голосит? Она и раньше выступала с представлениями, как на ярмарке, но я думала, что это всерьёз и от больной головы. Однако теперь я понимала, что старуха далеко не сумасшедшая, просто пользуется таким образом.
На моё удивление, вестник выглядел благосклонно, насколько вообще можно было судить о его настрое.
— Махарьяты, — продребежал он, когда Маливалайя наконец умолкла. — Подверждаете ли вы слова этой женщины?
Которой женщины⁈ Впрочем, мы, кажется, не противоречили друг другу.
Раздался уже знакомый звон льда, и из рядов замороженных выступил отец.
— Истинно так — заявил он ясным голосом, глядя прямо в пылающие глаза вестника. — Она — дочь клана Суваннарат, вскормленного амардавикой Чалитой Интурат. Я, Тханасак, глава Суваннарат, послал её сюда, чтобы уничтожить клан Саинкаеу, и она с блеском выполнила эту миссию!
Зазвенели новые ледышки — теперь не только в лагере, но и в той стороне, где застыли с занесёнными мечами махарьяты и демоны, сошедшиеся в бою.
— Истинно так! — послышался голос из гущи неподвижной битвы. — Я, глава клана Макок, подтверждаю: эта женщина — дочь клана Суваннарат, который больше всех пострадал от бесчинств Саинкаеу!
— Я, глава клана Аюттая подтверждаю: Саинкаеу больше не существует. Их глава убит, а резиденция разрушена. Оглядись, вестник! На этой земле ещё пять поколений никто не сможет жить!
— Я, Кессарин Ниран, воевода Саваата, подтверждаю: эта женщина проникла в клан Саинкаеу обманом под моим именем и ради моего блага вопреки благу клана Саинкаеу!
Лучи из глаз вестника немного потускнели, и я поняла, что ещё смогу выйти сухой из этой болотной жижи. Мелкие кланы один за другим поддерживали отца. Если сейчас удастся убедить небеса, что Саинкаеу больше не должны платить по счетам, то можно будет перейти наконец к настоящей проблеме!
Но тут сквозь свой лёд прорубился Лертчай Гийат. Я напряглась, ожидая какой-нибудь глупости. Лертчай больше всех хотел наказать Саинкаеу… Хотя… Не больше ведь, чем отец? А и отец уже не требовал возмездия. Или это только ради меня? Но меня он изгнал.
Однако никто не мог запретить главе Гийат высказаться, и он заговорил.
— Эта женщина обманом завладела сердцем моего брата, одурманила его разум и вынудила стать сосудом для вестника!
Над горой повисла тишина, словно стая летучих демонов смела всех людей, оставив за собой лишь сверкающий лёд. Подул ветерок, и я поняла, что дрожу. Везде вокруг меня гору сковывал лёд, словно она была одной из тех вершин, что вспарывали облака и служили лестницами для богов.
Светильники вестника разгорелись ярче, и он стал поворачивать лицо ко мне — теперь уже совсем тяжело, мелкими рывками, словно на жерновах кто-то вырубил зубчики. Ноги вестника прямо вместе с бирюзовыми одеяниями вмёрзли в кусок льда, торчащий из земли. Однако на полпути голова остановилась, а глаза внезапно потухли. С горящего белыми узорами лица вестника смотрели спокойные тёмные глаза Чалерма.
Я почувствовала боль и поняла, что прокусила себе губу до крови, а ещё — что вот этот странный, чуть слышный писклявый стон, похожий на комариный зуд, это мой голос.
Чалерм меж тем повернул голову вестника обратно к Лертчаю.
— Ицара не виновата. Я сделал свой выбор.
Глаза снова вспыхнули и потухли, всё тело в бирюзовых одеяниях задёргалось, как мертвец, поднятый из могилы чёрным проклятием. Похоже было, что между Чалермом и вестником шла борьба. Я засунула кулак себе в рот, чтобы не встрять и не помочь одному из них — кому⁈ Если победит вестник, Чалерм сгинет, а меня ждёт наказание, но он хотя бы остановит демонов. Если Чалерм — то… А что если?.. Но я уже один раз приняла это решение! Почему я должна принимать его сейчас снова и снова, как будто кто-то нарочно проверял меня на прочность?
Наконец заледеневшая фигура вестника издала отчаянный скрип, как несмазанная дверь, последний раз вздрогнула и замерла. Ровный белый свет глаз лился на застывших в бою воинов, которым пока не хватало духовных сил разбить лёд.
— Предводитель воинства демонов! Выйди вперёд! — продребезжал многоликий голос вестника.
В отдалении послышался тихий звон, а затем по головам обледенелых демонов заметалось что-то большое и тёмное. Я подлила махары во взгляд и рассмотрела — это Великий Ду прыгал от ряда к ряду, поднимаясь к месту битвы. Среди махарьятов началось какое-то шевеление — кто-то встал в боевую стойку, готовясь отразить нападение опасного демона.
Наконец он допрыгнул до заледеневшей площадки между линией боя и лагерем и встал так, чтобы за спиной у него не было махарьятов. С нашей прошлой встречи Великий Ду изменился не в лучшую сторону: из его лба выросли рога с алыми концами, а из плеч — чёрные шипы, словно смазанные чем-то жирным, но я подозревала, что это яд. Из-под огромной губы выступали кабаньи бивни, а когти на руках удлинились и теперь были размером с охотничий нож.
Лучи света выхватили его из опускающихся на гору сумерек.
— В чём твоё сетование, демон?
Великий Ду заткнул когтистые пальцы куда-то под шерсть, где, вероятно, его выпирающий живот охватывал пояс.
— Небесный вестник! Много людских поколений моё племя жило в мире с соседями. Мы не злоумышляли против них, они не травили нас. Но эти махарьяты забыли своё место в мире и утратили понимание мирового порядка!
Когда он заговорил, Вачиравит вздрогнул и уставился на него так, словно голос подал винный кувшин. Ах, конечно, он ведь впервые слышит слова демона.
— Чем досадили тебе махарьяты? — спросил вестник.
— Я взращивал свою махару и воспитывал подросль, — продолжил Ду. — Мне был дан знак, — он поднял длинный кривой палец, — что в этом поколении небеса представят меня к рангу амарда! Я начал копить благодать. Однако махарьяты решили отобрать у меня плоды стольких лет благочестивых усилий! Теперь, когда меня переполняет гнев, мне ещё сотню лет не войти в сонм амардов!
По толпе охотников пронёсся шепоток. Я тоже хмыкнула: так уж и благочестия? Может, по меркам лесных ду… И, помнится, в нашу прошлую встречу Ду ничего не говорил про знак, а сроки превращения в амарда называл расплывчатые.
— Людишки наводнили мои земли вонючими лианами, которые испортили почву, отравили воздух и принялись жрать моих подданных! Словно этого было мало, лианы нападали и на людей, а гнусные лжецы из махарьятов клеветали на нас, словно это наши проделки! Люди ополчились на ду, и ду ничего не оставалось, как пойти в бой! — Он сделал широкий жест в сторону своего войска. — Посмотрите на этих демонов! Разве гаруды жрут людей по ночам? Разве якши воруют человеческих младенцев? Разве киннары уличены в чём-то, кроме того, что играют сладкую музыку в своих садах днями напролёт? Или, может, горные ба нарочно заводят путников под лавины? На своём долгом веку я ни разу не видел такого! Однако же люди ополчились на нас и решили полностью истребить! Так вот, даже если нам не победить, мы не уйдём одни. И на наше место, на землю, залитую кровью тех, кого мы утащим с собой, явятся новые демоны — сильнее, злобнее, безжалостнее. О такой справедливости мы просим тебя, о вестник небес!
Тело Чалерма, похоже, утратило способность поворачивать голову. Лёд облепил его по самую шею, прихватив волосы на затылке. Поэтому невероятным усилием вестник развернулся всем телом, вырывая из земли ледяные корни, которые от этого раскрошились и со звоном раскатились по зеркалу склона.
— Махарьяты, что вы скажете на это?
В толпе поднялся гомон — многие уже сбросили с себя ледяные панцири. Но я не собиралась допускать, чтобы они несли какую-нибудь чушь, как Лертчай только что. Поэтому выпустила глушащее заклинание, которое разорвалось в воздухе с таким грохотом, что у всех заложило уши. Суваннарат узнали мой жест и поставили щит, а вот другим кланам пришлось тяжко.
— Небесный вестник, позволь ответить уважаемому Великому Ду! — выкрикнула я, как можно пронзительнее. — Мы, махарьяты окрестных земель пострадали от лиан не меньше, чем демоны! Долгое время мы не понимали, кто творит это зло, и не было между нами уговора на такой случай. Однако теперь правда открылась: проникнув в клан Саинкаеу, я выяснила, что это они распустили лианы вокруг своей горы и создавали проклятые снопы для своей наживы и дабы расправляться с неугодными! Смею напомнить Великому Ду, что говорила с ним об этом при встрече, о которой он не счёл нужным упомянуть, и даже травила для него лианы вокруг его дома! Теперь же те, кто повинен в этих бедах, казнены тем самым человеком, чьё тело ты, о вестник, осенил своим присутствием!
Лёд вокруг шеи вестника побежал трещинами, но он так и не шевельнулся.
— Очень удобно, — просикрипел Ду, — валить всю вину на тех, кто теперь не может ответить за себя! Наследник вам не наследник, вдова главы вам врагиня, а клан натворил дел и растворился в подлеске, как не было! Если не хотите отвечать по совести всем людским племенем, то отдайте нам своих сильнейших воинов как виру за сотворённое вашими собратьями!
— Ещё чего! — загомонили махарьяты за спиной отца. Значит, уже очухались от оглушения. Кто-то попытался привлечь внимание к Вачиравиту, но сильная рука дёрнула жалобщика назад, бросив на землю, и в образовавшемся просвете между людьми я увидела разгневанную амардавику.
— Братья, отдадим ему остатки Саинкаеу! — раздался гнусавый голос главы Шинаватра. Ах ты подлая тварь, прилетел ведь их поддерживать, а теперь переметнулся и не поморщился! — Кому и расплачиваться, как не им!
— Саинкаеу далеки от сильнейших, — ядовито ответил глава Бунма. — Вы посмотрите на них, даже хранилище не расширено ни у кого. Как бы Великий Ду не решил, что мы насмехаемся!
— Зато их много! — не отступал Шинаватра.
Тут вестник снова замерцал и потух. Лёд вокруг него потрескался, и из плена вырвалась рука, которую он воздел в жесте протеста. А потом эта рука сложила из пальцев какой-то знак, который ничего для меня не значил. Но, видимо, значил для Гийат. В ряд с отцом, Вачиравитом и главами кланов выбрался Лертчай — бледный, с горящими глазами.
— Клан Саинкаеу расплатился за свои преступления! — выкрикнул он. — Мой брат погиб за то, чтобы искупить их грехи! Если кто посмеет угрожать им, будете иметь дело с кланом Гийат, всем понятно⁈
Ого, это Чалерм братца направил в нужное русло? Я покосилась на вестника, но тот не подавал признаков человечности, а рука снова безвольно повисла поверх ледяного кокона.
— Но ведь не только клан Саинкаеу замешан в этом! — внезапно заявил отец. — Послы, что предлагали нам ворованную махару и проклятые снопы, пришли не из клана, а из города. Не так ли, канан Адульядеж?
По толпе пробежала волна возгласов. Я завертела головой, ища канана. Смог ли он разбить лёд, не будучи махарьятом? Но тут двое Гийат выволокли его в передний ряд.
— Бежать пытаешься? — рыкнул один из них. — Думаешь, мы тут слепые?
Значит, выбрался. Наверное, вестник не очень толстым слоем льда их сковал, а только чтобы все не кричали разом. Адульядеж злым рывком высвободился, но убегать не стал, вместо этого вперив испепеляющий взгляд в отца.
— Смеешь клеветать на меня, нищеброд? Мало того, что послал свою девку спутать все мои планы, так теперь ещё меня приплетаешь к каким-то преступлениям против мирового порядка? А чем докажешь свои слова⁈
Отец сложил руки на груди и глянул на Адульядежа презрительно с высоты своего роста.
— Ты, канан, даже на воина не тянешь, а благородному махарьяту тыкаешь. И после этого отрицаешь, что нарушил мировой порядок? Разве это уже не нарушение?
Махарьяты загомонили в поддержку. Ещё бы, кто же не любит поставить на место зарвавшегося воина, разодетого в золото и рубины, когда у самого рукава до дыр протёрты.
Адульядеж побагровел и раздулся, выпячивая грудь.
— Хорошо тебе, махарьят, судить из-за семи гор! Мой город лежит у ног этого клана. Их беды — мои беды, их зло — моя кара! Посмотрел бы я на того канана, что пошёл бы против воли главы своих махарьятов и жив остался, не говоря уж, людей своих уберёг! Это ваше, махарьятское дело — мировой закон блюсти, а наше, воинское — людей оборонять. И хорошо если от демонов, а то вот и от вашей братии приходится! И теперь скажи мне, о многомудрый, кроме твоей спеси, есть ли основание у твоих слов или ты их выдумал для самовозвеличивания?
Тут уже и отец заскрипел зубами. Надо отдать канану должное, он умел быть красноречивым. Но так это оставлять нельзя! Я начала подбирать доводы: крестьяне в округе пострадали от проклятых снопов, но не знали, что их подкинули махарьяты. Тот же Ду мог бы подтвердить, но он и так уже всех обвинил, и кто станет его слушать? Дети с соревнования — так я услала их в Саваат. А настоящих свидетелей Арунотай зарезал! Остаются только изыскания Чалерма, но может ли вестник дать ему сказать?
— У меня есть такое основание! — внезапно выкрикнула Кессарин, стряхивая лёд. Её узоры полыхали. — Я — дочь канана Адульядежа и до недавнего времени жила в его доме. Я видела и слышала все его дела: как он получал проклятые снопы от главы клана, как рассылал со своими соглядатаями ко врагам, и как продавал нечестивым купцам! У меня даже есть его учётные книги!
— Ах ты мелкая паршивка! — взвился канан и тут же завертелся, глядя то на вестника, то на Ду. — Не слушайте её, девчонка просто отбилась от рук! Жениха ей, видите ли, негожего подобрали, целого главу клана! Вот и подставляет меня теперь перед всем миром, негодяйка!
— Поздно отпираться, Адульядеж, — очень грозно произнёс Лертчай. — Мой брат полгода собирал в клане Саинкаеу доказательства их преступлений, и о твоих делишках выкопал немало. Канан Ниран погиб от проклятого снопа, а ты сам своими устами сознался в том, что убил его не далее как сегодня!
— Я убил Нирана по велению главы Арунотая! — заверещал Адульядеж. — Я не мог не подчиниться, он угрожал мне и моему городу! Я должен был защитить людей!
— Это чушь чистой воды, — заявил ещё какой-то новый голос, и из толпы на открытое место протолкнулся Крабук. Я аж переглянулась с Чалермом — ну, попыталась, но вестник на меня не смотрел. Во рту стало горько и солоно: неужели я больше никогда с ним не переглянусь? Крабук меж тем представился и пояснил свою мысль: — Я лично помогал главе Арунотаю избавляться от проклятых снопов. Он совершенно точно не мог быть в этом замешан.
— Что за бред⁈ — выпалила я. — Он совершенно точно был в этом замешан! И ты хранил для него снопы у себя в каморке, а теперь врёшь и не запинаешься, пропащая душа!
Крабук возмущённо вздёрнул нос.
— Ты, пранья-самозванка, лепишь, что в голову придёт! Я так и знал, что это ты пролезла в библиотеку, и потому поспешил отдать снопы главе, чтобы он от них побыстрее избавился. Я отбирал их у детей, которым заморочили голову нечистые на руку учителя, а глава в тайне уносил их из резиденции туда, где их можно было сжечь, не привлекая внимания. Пранур Вачиравит подтвердит, ведь это он их жёг!
— Ничего я не жёг, — тут же сказал Вачиравит. Лицо Крабука опало.
— Видите? — возопила я, воспользовавшись заминкой. — Арунотай врал даже своим приближённым, а лиановый дух заморочил им головы! Но те снопы, что хранились у Крабука, и были использованы на турнире, и, о вестник, тот человек, что призвал тебя, первый свидетель тому! Дай ему сказать!
В это мгновение лёд на лысом склоне вспыхнул белым пламенем, а когда потух, посередине стоял Великий Ду, ещё более выросший и раздувшийся от ярости.
— Людские дрязги мне не интересны! Я требую немедленного суда, и пусть небеса рассудят этих обвинителей. Ты! — он ткнул кривым пальцем в Адульядежа, — будешь драться в поединке с одним из махарьятов! И кто проиграет, племя того я и заберу себе в виру!
Все заорали разом, но тут из горла вестника раздался скрежет, словно кто-то тащил плуг по каменному полю, и все снова зажали уши.
— Да будет так!
Все стихли. Адульядеж задышал так шумно, что даже с моего места это было слышно. Он обернулся вокруг себя два раза, словно ища поддержки, но его воины всё ещё были скованы льдом, а больше у него тут союзников не осталось. Наконец он поднял трясущуюся руку и ткнул пальцем в отца.
— Ты! Я хочу драться с тобой! Это из-за тебя и твоей нахалки всё, что я строил годами, пошло прахом! Ты ответишь за это, спесивый махарьят!
Отец усмехнулся и шагнул вперёд.
— С превеликим удовольствием размажу тебя по этим камням, лизоблюд!