Я едва успела потушить подол, как с лестницы скатилась Буппа. Увидев, что я одна и вне опасности, она тут же набросилась на меня:
— Вы что ж так верещите, как будто вас режут, пранья⁈ У меня чуть сердце не выпрыгнуло, мало вам было в темнице сидеть! Ничего удивительного, что у вас с мужьями не складывается, если так глотку рвать!
Я сдержала порыв испепелить её на месте и ограничилась тем, что наслала на неё кратковременное онемение. В благословенной тишине наконец-то перевела дыхание и налила себе чашу воды. Только после этого успокоилась достаточно, чтобы снова повернуться к служанке, которая в ужасе дёргала себя за щёки и губы, пытаясь вернуть им чувствительность. Онемение я развеяла, но вставить слово ей не дала.
— Прежде чем в следующий раз мне выговаривать, напомни себе, что я дуну — и ты улетишь. А ещё о том, что ты не знаешь, какое твоё слово может меня разгневать. Наверное, если я стою посреди дома и ору — это не от хорошего настроения!
Служанка попятилась и закрылась мудрой защиты — скрещёнными руками со сжатыми кулаками. Я почувствовала себя глупо: вроде как сорвала свой гнев на беззащитной женщине. Но с другой стороны, беззащитной женщине стоит помнить о том, что она беззащитная, и не лезть на рожон со своими нравоучениями. Поэтому я проделала пару дыхательных упражнений и перевела тему.
— Тебе передавали какие-либо распоряжения насчёт моих вещей?
— Истинно так, пранья, не только передавали, а уже и перетащили, а эта неразумная смиренно ожидала вас, чтобы проводить в новые покои.
Я поморщилась.
— Не раболепствуй. Мне нужна нормальная служанка, а не строгая воспитательница, но и не тряпка для ног. Если тебя будет так швырять, придётся искать другую.
Буппа снова задрожала и запросила пощады, но я не стала ничего отвечать. Мне хватило одного союзника, который то и дело исподтишка мной управлял, чтобы терпеть то же самое от служанки, а слёзы и пресмыкание — не что иное, как попытка вынудить меня смягчиться. Ицара — теперь уже Ицара Саинкаеу, и не может себе позволить слабость.
Видимо, осознав, что меня не пронять, Буппа тоже смолкла и повела меня к новому древодому. Этот оказался в двух шагах от обиталища Арунотая. Толстый и высоченный, кромешно-чёрный, с тяжёлой дверью, украшенной резьбой, он походил больше на какое-то казённое заведение, а не дом. Буппа распахнула дверь и отступила, пропуская меня внутрь — в царство красного лака и позолоты на резных завитках, бледно-зелёного кварца и тяжёлых шёлковых занавесок. Я аж застыла на пороге, оглядывая это богатство. Пару раз мне приходилось захаживать в дома зажиточных людей, и я видела там… по одному-два предмета вроде тех, что теперь меня окружали. Даже у Нирана было скромнее, а он вообще-то сын канана!
— Это что, и есть казна Саинкаеу? — пробормотала я, оглядываясь.
— Глава велел передать, что этот дом раньше принадлежал его матери, — пробубнила Буппа.
Я резко повернулась к ней.
— Ты говорила с Арунотаем?
Буппа склонилась, предъявив мне свой затылок.
— Глава снизошёл до того, чтобы лично допросить эту служанку.
Я прищурилась. Допросить?
— Он тебе что-то сделал?
— Никак нет, пранья, глава был великодушен и терпелив с этой неразумной. Он лишь хотел знать, что я верна вам, а не Адульядежам.
Интересно, Арунотай теперь решил, что Адульядеж за ним следил через Буппу? Или он никогда канану и не доверял? Чалерм вот мне не доверял — ай, зачем только подумала о нём! Но и Арунотай сильно не сразу стал со мной откровенничать.
— И что ты ему сказала? — спросила я, пока раздумывала.
— Правду, пранья. Сказала, что прани Кессарин отправила меня с вами, чтобы я присмотрела за вашим обликом.
Я хмыкнула. Значит, Арунотай теперь знает, что Буппа — человек Адульядежей. Конечно, Кессарин обманула отца, но это не значит, что Буппа верна только ей. Однако глава ей ничего не сделал. Решил, что она безопасна? Или…
— Денег дал? — уточнила я.
Буппа вся сжалась.
— Да, пранья… Да только на кой они мне ляд? А отказать-то страшно…
— Припаси на чёрный день, — вздохнула я. — Сейчас такое творится, что как бы тебе не пришлось бежать в Саваат к Кессарин.
Тут служанка так испугалась, что вскинулась и уставилась на меня круглыми глазами.
— Что же вы такое говорите, пранья⁈ Как я… Да меня же по дороге убьют и глаза не прикроют!
— Если действительно придётся бежать, я найду тебе охрану, — пообещала я. Подумала и добавила: — Если, конечно, ты не станешь докладывать главе о каждом моём шаге.
Сама не знаю, почему я так сказала. Арунотай ведь, скорее всего, заплатил Буппе, чтобы она не доносила на него Адульядежу, а я тут вовсе не у дел… Похоже, Чалермова подозрительность ко мне всё-таки пристала.
Из глаз служанки брызнули слёзы.
— Да вы что, пранья⁈ Да кем вы меня считаете⁈ Мне и денег его век бы не видать, хотите, отдам все вам сейчас же⁈ Я же тут ради вас, мне так прани Кессарин наказала, как я могу её ослушаться?
Я смотрела на то, как она плачет и кричит и понимала, что у меня нет сил на сочувствие. Словно в огне, разведённом Чалермом, все мои чувства сгорели до тла. Зато теперь я видела возможности, потому что мгла моих переживаний их не скрывала.
— Что же ты так кричишь? — спокойно спросила я Буппу. — Вот будешь так разоряться, точно замуж не выйдешь.
Буппа осеклась на полуслове и, кажется, икнула. потом проговорила — намного тише:
— За что такая жестокость, пранья? Я с вами говорю, при чём же тут замужество?
— Просто возвращаю тебе той же монетой. Несколько чашечек назад ты ворвалась в худшее мгновение моей жизни и обругала меня за несдержанность. Ну как, нравится быть на том конце подобных упрёков?
Буппа подумала и опустила взгляд.
— Я просто испугалась… Вы так кричали… Я думала, случилось что-то. А там просто вы стоите.
Я фыркнула.
— Конечно, я же то и дело просто так поднимаю на уши весь клан безо всякой причины!
— Да нет, я вовсе так не думала! — взвыла женщина. — Что вы, пранья, я же здесь ради вас, чтобы вас поддержать! А тут пропали невесть на сколько, ещё свадьба эта, я без понятия, не вышвырнут ли меня со дня на день, а потом такое…
Я покачала головой и подошла к бамбуковой трубке, из которой в каменную полусферу лилась ключевая вода. Набрала себе и Буппе по чаше и жестом велела служанке сесть в кресло, а затем сама села напротив и подала ей чашу. Некоторое время мы молча пили.
Наконец, когда вода кончилась, я снова заговорила.
— Ты очешь, чтобы я извинилась перед тобой за то, что не обеспечила твоё благополучие перед тем, как попасть в тюрьму?
Хорошо, что она уже ничего не пила, а не то бы подавилась.
— Да вы что? Как бы вы… Да и не обо мне вам было думать… — забормотала Буппа, сцепив руки в беспокойном жесте. — Наоборот, это я вам помогать должна!
Я задумчиво покивала, осматривая блестящую красным лаком мебель. Цвет был странный… Хотя, чему удивляться? Мебель же пропитана священной водой, а от той дерево белеет. Значит, лак нанесли уже на белое, а для благородства чем-то затемнили. Вот всё на этой горе поддельное, даже красное дерево.
— Буппа, я хочу, чтобы мы с тобой были друзьями. Но если ты будешь срывать на мне свои страхи, когда мне и без того плохо, этого не выйдет. Давай условимся так: я обещаю защитить тебя ото всякой беды и предупредить, если здесь станет слишком опасно. Ты же взамен пообещаешь не болтать про меня и не поднимать тему моего замужества. Мы можем так договориться?
Служанка помялась, теребя подол своей юбки.
— Так-то хорошо звучит, пранья, да ещё бы вы хоть иногда предупреждали, что задумали да что будет. Не только если опасное. А то я живу, как в темноте. Тычусь-тычусь, то ли придёте вы, то ли нет… Ладно, в тюрьму вы не собирались, это я понимаю. Но неужто за эти месяцы ни разу не знали наперёд, что будет?
Я согнулась, упёрла лоб в колени и с удовольствием почесала третий глаз о золотое шитьё сатики. Наперёд она знать хочет… Вот уж кто с Чалермом бы нашёл общий язык. О чём я могла её предупредить? Что иду освобождать амардавику и не знаю, выживу ли сама и останется Оплетённая гора на прежнем месте? И чем бы ей это помогло, когда всё разрешилось так, как разрешилось?
И потом, если Арунотай и правда пытался подкупить Буппу, чтобы она докладывала ему обо мне, стоит ли мне ей рассказывать свои планы? И не лучше ли спровадить её прямо сейчас?
— Может, когда и знала. Но в итоге всё равно всё происходило не так. — Я вздохнула и поднялась, чтобы Буппа видела моё лицо. — Если бы я хоть половину всего знала наперёд… Но я понимаю, почему тебе это нужно. Тебе тяжело жить так, как сейчас. Поэтому лучше всего тебе будет как можно скорее убраться в Саваат.
Она была готова запротестовать, но тут меня осенило:
— Всё равно я хочу услать отсюда кое-кого, пока до них не добрались враги. Вот эти люди и составят тебе компанию. Не переживай, тут всего несколько дней пути, с тобой будут умелые бойцы, а в конце тебя ждёт Кессарин, которая будет рада и тебе, и вестям. То и мне будет спокойнее, что никто не сделает тебе зла, чтобы достать меня. Понимаешь?
Буппа вроде бы хотела ещё повозражать, но потом сдулась и кивнула.
— Как вы считаете нужным, пранья. Я же вам была нужна, чтобы кананичной притворяться. А теперь все всё знают, и правда, зачем я здесь?
У меня что-то защемило внутри от её слов, но если ей так удобнее обосновать моё решение, то и пусть. Пусть думает, что хочет, лишь бы убралась отсюда в целости. Я глянула на вычурные водяные часы — чаша отбоя ещё не опрокинулась. Значит, я могу провернуть всё прямо сейчас. Что ж, лучше не откладывать, тем более, что Арунотай так удачно покинул гору.
Наскоро переодевшись во что попроще, я выскользнула из дома под покровом сумерек и пробралась в ученический посад. Конечно, я понятия не имела, кто где живёт, а на самих древодомах не было никаких вывесок, так что пришлось заслать мою бессменную личину, чтобы найти кого-нибудь из знакомых. К счастью, первым обнаружился Танва — сидел над книгами на первом уровне одного из домов в компании всего двоих неизвестных мне учеников.
Я решила не церемониться и просто вошла в древодом. Мальчишки повскакивали с мест, готовые завопить от неожиданности, но я жестом велела им замолкнуть.
— У меня есть поручение для Танвы, — сказала я двоим другим. — Вы оба свободны.
Они переглянулись и замялись, но тут Танва и сам сообразил, что к чему.
— Идите наверх, не заставляйте пранью ждать.
Они покосились на него.
— Разве она не преступница? — неловко пробормотал один.
Танва зашипел на парня и пригрозил ему кулаком, отчего оба мальчишки тут же бросили спорить, подхватили свои вещички и взмыли во лестнице. Я оценила: значит, во-первых, Танва успел за эти месяцы завоевать уважение сверстников, что и неудивительно, ведь он то и дело ходил на охоты с Вачиравитом, который и взрослым-то разряд поднимал. А во-вторых, похоже, новости о моём статусе до учеников ещё не дошли.
— Чем я могу быть полезен, пранья… — заговорил Танва и осёкся, явно не зная, как ко мне теперь обращаться.
— Ицара, — подсказала я. Значит, и имени моего им не сказали. Интересно… Вообще я так живо побежала разговаривать с учениками, а они вовсе не обязательно теперь готовы делать, что я скажу. — Это зависит от того, доверяешь ли ты мне.
Танва нахмурился. Он здорово повзрослел за то время, что я сидела в тюрьме, хотя и минуло-то всего ничего. Должно быть, смерть Париньи заставила его многое осознать. Например, то, что нечего верить всяким наглым выскочкам, которые думают, что сейчас всех спасут.
— Конечно, — глухо сказал он. — Пранья не должна себя винить за то, что случилось. Вы сделали для нас больше, чем любой другой человек в клане.
Я отвела взгляд. Не так уж много он и осознал.
— И то, что я самозванка, тебя не настораживает? — хмыкнула я. Хорош клан, если мои жалкие усилия побили все их потуги, хоть и привели к тому, к чему привели.
Танва склонил голову.
— Что мне за дело, как вас зовут и откуда точно вы пришли? Тот же Укрит Саинкаеу пишет, что учитель славен не родом, а тем, чему может научить.
Я тяжело вздохнула, собираясь с силами, чтобы начать этот разговор.
— Танва. Ты… понимаешь, почему погибла Паринья?
Он опустил голову и поджал губы.
— Она прогневила амарданура? Или наоборот, он захотел забрать её себе? Я запутался. Как оно на самом деле?
Я покосилась на лестницу. Там вроде никаких любопытных глаз и ушей не виднелось, но на всякий случай я придвинулась к Танве поближе и зашептала ему на ухо.
— Никакого амарданура нет, он давно ушёл с горы. Была амардавика, но теперь ушла и она. В руководстве клана есть гнилые люди, которые ловят поживу в мутной воде и не хотят, чтобы к ним внимательно присматривались умные и одарённые ученики. Поэтому всех, кто выделяется, пускают на кусты, а заодно присваивают их махару.
Я отклонилась проверить, как поживает Танва, и напоролась на такой напуганный взгляд, что аж сама забоялась. Я так привыкла ко всем этим делам, что уже и забыла, насколько они ужасны.
— Танва, — тихо сказала я. — Я не хочу, чтобы ты и другие ученики из твоей группы раздлелили судьбу Париньи. К тому же мне надо, чтобы кто-то проводил мою служанку в Саваат. На горе чем дальше, тем опаснее. Я могу доверить тебе это задание?
Казалось, Танве стоило большого труда понять, что я говорю, и перестать думать об амардах и кустах.
— Но как же вы? — спросил он наконец. — Вы не хотите уйти в безопасное место?
Я немного подтаяла от его заботы. Хоть кто-то в этом мире переживает за меня. Но тем более необходимо его обезопасить.
— Я хочу спасти как можно больше ни в чём не повинных людей, — ответила я. — Прежде, чем сюда нагрянет армия Саваата в компании махарьятского клана и войска опасных демонов. — Мои слова, похоже, Танву не успокоили, и потому я поспешила добавить: — У меня много чего припрятано в рукаве, за меня не беспокойся.
Танва ещё позаплетал мне усы — было видно, что уходить в неизвестность ему страшно, но я успокоила его тем, что Буппа представит его и других настоящей Кессарин, а та уж, надо думать, не станет разбрасываться толковыми махарьятами, сбежавшими из вражеского клана. В итоге Танва отправился собирать свою команду, а я пошла объяснять Буппе, что требуется от неё.
К счастью, все ребята уже умели проходить сквозь барьер резиденции, а потому я решила вывести их под видом охоты, и только Буппу выпустить через тайный лаз. Охрана на воротах точно заинтересовалась бы, куда идёт служанка и как она собирается попасть обратно. В своих вещах я нашла несколько пузырьков со священной водой и выдала её детям с наказом выпить, как только они покинут резиденцию, чтобы не обратиться в кусты. Судя по перепуганным взглядам, они вняли.
Дело было к полуночи, когда мы подошли к воротам и выстроились в очередь, чтобы прикладывать руку к створке.
— Куда это вы? — бесцеремонно спросил у меня стражник, до тех пор дремавший на посту.
— На охоту, — ответила я, постаравшись ничего не выразить на лице.
— У меня распоряжений нет, — хмыкнул он.
— А у меня есть, — надавила я.
— А указ главы у вас есть? — не отступил этот наглец. Как-то он так на меня смотрел… Насмешливо и масляно. На начальство так не смотрят. Дети у меня за спиной занервничали. — Меня ни о каких охотах посреди ночи не предупреждали.
— Я жена главы и управляю охотами и обучением в этом клане, — высокомерно напомнила я нахалу. — Я тебе не обязана отчитываться, кого и куда веду. Брысь с дороги!
— Ничего не знаю, — как-то слишком довольно ухмыльнулся этот шматок рыбьей требухи. — Мне никаких распоряжений на ваш счёт не поступало. Мало ли, на ком там глава женился, это вам ни на что права не даёт.
Я хлопнула ртом, сама, как та рыба. То есть, Арунотай свинтил с горы, не объявив о моих полномочиях⁈ Ах он тварь ползучая, да чтоб у него из ушей листья проросли!
Но не успела я сообразить, как быть дальше, когда по мою левую руку словно из воздуха сгустился Чалерм с какой-то бумаженцией.
— Извольте ознакомиться с разрешением на охоту, — скучным голосом сказал он, сунув лист под нос стражнику.
Тот посветил на бумажку своим недоделанным третьим глазом, поцокал языком, а потом махнул рукой.
— Так бы сразу, пранья, я-то что, мы люди маленькие… Проходите уж.
И я прошла. Изо всех сил не глядя на Чалерма.