Девочка на лето

Глава 12

Тейт

Вторник – неспешный день в «Пристанях Бартлетта», поэтому мы с папой проводим половину утра за просмотром лодочного порно. Он надеется заменить наш древний тридцатисемифутовый «Хаттерас» на более новую модель, возможно, со встроенным GPS и еще несколькими прибамбасами. Но пока я продолжаю пытаться направить его к более практичным вариантам, папа настойчиво кликает на дерьмо, которое никоим образом не соответствует нашим критериям.

– Чувак, – отчитываю я его. – Нам не нужен высокопроизводительный скоростной катер.

– Каждому нужен высокопроизводительный скоростной катер.

– Ну, да. – Я вздыхаю. – Но мы ищем что-нибудь подходящее для глубоководной рыбалки, помнишь?

– Я знаю, но… – довольно стонет папа. – Посмотри на это, сынуля. Посмотри на дизайн ее корпуса с V-образным днищем… Ох, боже, она такая сексуальная, я не могу этого вынести.

Сухой смех эхом доносится от двери. Мы оба поднимаем глаза и видим стоящую там маму. Мы были так поглощены экраном компьютера, что даже не услышали, как она вошла.

– Какой у нее номер модели? – спрашивает мама.

Я усмехаюсь. Большинство людей, услышав эту фразу, предположили бы, что мы пялимся на фотографии женщин.

– С чего ты взяла, что мы смотрим не человеческое порно? – бросаю я ей вызов.

– Потому что я вас прекрасно знаю. – Она шагает к нам, через плечо у нее перекинута огромная плетеная сумка. В своем желтом платье, шлепанцах и со светлыми волосами, собранными в конский хвост, она легко могла бы сойти за одну из студенток колледжа, которые заполнят Авалон-Бэй в сентябре.

– Здравствуй, милый. – Она целует меня в щеку.

– Привет, мам.

Она поворачивается, чтобы поприветствовать папу, но, когда ее губы оказываются рядом с его щекой, он хитро изворачивается и вместо этого прижимается к ее губам своими. Я замечаю языки, и меня передергивает.

– Вы, ребята, просто отвратительны, – говорю я, притворяясь, будто меня тошнит.

Хотя на самом деле не имею этого в виду. На прошлой неделе Маккензи наговорила мне кучу всего о том, что я не проявляю особого интереса к реальным отношениям. У меня есть подозрения, что отношения моих родителей во многом с этим связаны. Когда ты вырастаешь и становишься свидетелем такого рода любви, начинаешь верить, что именно так должны ощущаться все отношения. А потом ты ждешь. Цепляешься за это чувство. Оно непонятное, его невозможно описать, но ты знаешь, что оно существует. Я знаю, что оно существует, поскольку вижу его в своих родителях.

Я был с кучей женщин, трахался со многими из них, встречался с парочкой, но мне еще ни с кем не доводилось испытывать глубокую связь. Это может прозвучать слащаво и неловко, и я бы никогда не произнес этого вслух, но мне кажется, я жду это чувство. И пока не почувствую, нет смысла заводить с кем-либо отношения.

Папа говорит, он знал, что мама – его единственная, как только встретил ее. Она рассказывает эту историю немного иначе, всегда поддразнивая его тем, что технически они познакомились в старших классах, и, очевидно, он понятия не имел, что она та самая, иначе они бы встречались уже тогда. По ее словам, папа был большой звездой бейсбола, встречался с чирлидершами и не знал о существовании мамы. После окончания школы он уехал из Джорджии в Сент-Луис, чтобы играть в молодежке, в то время как мама осталась в Сент-Саймоне и начала встречаться с бухгалтером по имени Брэд. Через год после начала своей бейсбольной карьеры папа получил травму и вернулся на остров, где быстро восстановил отношения со старой подругой-болельщицей. Это означает, что они оба были в других отношениях, когда однажды днем столкнулись в продуктовом магазине. Несмотря на это, папа утверждает: ему хватило одного взгляда на нее, чтобы понять, что он собирается жениться на ней.

Мама бросила Брэда, папа оставил свою чирлидершу, и они счастливо женаты уже двадцать пять лет.

Папа называет это историей их становления. Он получает удовольствие оттого, что рассказывает об этом. Но, мама… это странно. Иногда, когда она говорит об этом, на ее лице все еще появляется странное выражение недоверия. Как будто она не может понять, как Гэвин Бартлетт мог предпочесть ее, Джемму Макклири, какой-то болельщице, с которой встречался в старших классах. Я не понимаю, почему она так озадачена. Конечно, он выбрал ее. Мама – самый классный человек, которого я знаю.

Она с любопытством вглядывается в экран компьютера, затем поднимает голову и, прищурившись, смотрит на папу.

– Ты не сможешь ловить рыбу в этом, Гэвин.

– Но разве она не прекрасна?

– Ты можешь ловить в ней рыбу?

– Ну, нет, но…

– Тогда она уродина, – заявляет мама. – Совершенно отвратительная.

Папа надувает губы.

– Портишь удовольствие. – Он откидывается на спинку своего кресла на колесиках. – Что привело тебя сюда, дорогая?

– Сегодня я отработала только полдня, вот и решила занести что-нибудь на обед своим мальчикам.

Она лезет в свою сумку и достает пару бутербродов, завернутых в фольгу. Они «мужского размера», как она это называет. То есть каждый бутерброд размером примерно с коробку из-под обуви.

– Огород растет просто бесконтрольно, поэтому я пытаюсь использовать все, что могу. Нарвала свежих помидоров, листьев салата, перца. И еще купила немного мясных деликатесов у мясника в городе. Жареную ветчину, которую ты любишь.

Глаза папы загораются.

– О боже, да. Спасибо, Джем.

– Как поживают мои детки? – спрашиваю маму. – Ты присылаешь мне недостаточно их фотографий.

– Потому что у меня есть более неотложные дела, чем фотографирование твоих собак, милый. Ну, знаешь, например, ходить на работу каждый день?

– Детки в порядке, – уверяет меня папа. – На прошлой неделе Полли прикончила кролика и притащила нам его голову в знак своей любви.

Я хохочу.

– А вчера Фадж забрался в кладовку и съел полкоробки печенья, а потом пердел всю ночь. Около десяти он заснул мертвым сном и перданул так громко, что проснулся сам. Перепугался, лаял целых пять минут.

Теперь я просто не могу перестать смеяться.

– Черт, не могу поверить, что пропустил это.

Прислонившись к краю стола, мама смотрит на папу и кивает в мою сторону.

– Ты уже спрашивал его?

Я смотрю на них обоих.

– О чем?

– Нет, у меня еще не было возможности, – отвечает он ей. – Отвлекся, просматривая фотографии лодок. – Папа поворачивается на кресле, заложив руки за шею. – Это большая просьба, но мы надеялись, что ты сможешь оказать нам услугу, сынуля. Ты ведь знаешь, что мы планировали отправиться в путешествие осенью?

Я киваю.

– Неделя в Калифорнии, помню.

– Верно. Что ж, мы надеемся отсутствовать чуть дольше недели. И решили, что раз мы уже на западном побережье, то должны устроить из этого настоящий праздник. Добавить Гавайи в свой маршрут.

– Гавайи! – Мама взволнованно хлопает в ладоши.

Я встаю со стула и направляюсь к кулеру с водой, чтобы налить себе стаканчик.

– Так как долго вас не будет?

– Если ты согласен, то это займет месяц, – говорит папа. – Твой контракт с клубом истекает в сентябре, верно?

– Да.

Я не преподаю парусный спорт в межсезонье, работаю только с апреля по сентябрь. После этого перехожу на полный рабочий день в дилерском центре. Но я никогда раньше не управлял им в одиночку. Всегда только с отцом, так что обязанности распределялись довольно равномерно. Работа в одиночку в течение целого месяца означает гораздо больше часов.

С другой стороны, и зарплата будет больше. Я мог бы потратить все дополнительные деньги на покупку собственной парусной лодки.

– Думаю, я смогу с этим справиться, – медленно произношу я.

– Спасибо, милый. – Мама подходит и быстро обнимает меня, кладя подбородок мне на плечо. – Мы очень ценим это.

– Я же говорил тебе, что мы можем на него положиться, – говорит папа с довольной улыбкой. – Семья всегда заботится о семье, верно, сынуля?

– Ага.

* * *

После того как мама уходит, остаток рабочего дня пролетает незаметно. Примерно в час мы сталкиваемся с наплывом туристов, желающих узнать об аренде лодок, которую мы также предоставляем. Мы с папой так заняты, что у нас даже нет возможности попробовать бутерброды. Позже, по дороге домой, я съедаю свой в джипе.

Как всегда, я быстро проверяю дом Джексонов, когда вхожу, просто чтобы убедиться, что ничего плохого не случилось, пока я был на работе. Дикие животные не забрались внутрь, жадные до денег хулиганы ничего не вынесли. Ура. Все отлично, поэтому я поднимаюсь наверх, переодеться в домашнюю одежду.

Мой план на ночь – проваляться все время на диване, бессмысленно пялясь в телик, ведь завтрашний день обещает быть насыщенным. Работаю с папой до четырех, затем мчусь в яхт-клуб, чтобы провести пятичасовой урок безопасности для группы подростков, которые надеются получить сертификат, необходимый для участия в гонках на лодках в одиночку. Мне нравится, что клуб спонсирует юношеские программы для юных моряков: я находил их такими ценными, когда был в том же возрасте. Мне бы очень хотелось, чтобы мы предлагали клубные забеги для подготовки детей к национальным соревнованиям, но, по крайней мере, они могут соревноваться в нашем дочернем клубе в Чарльстоне.

Я как раз натягиваю на бедра пару серых спортивных штанов, когда замечаю какое-то движение в доме напротив. Опять эта странная синхронизация, происходящая у нас с Кэсси. Когда она проходит мимо своего окна, я прищуриваюсь, хмурюсь, затем хватаю телефон, чтобы отправить ей сообщение.

Я: Ты собираешься надеть розовое на свидание? Нет.

Кэсси: Почему нет??

Я: Потому что ты потеряешься в море сахарной ваты. Не будешь выделяться.

Кэсси: Но я мило выгляжу в розовом.

С этим не поспоришь. Так уж получилось, что Кэсси выглядит мило во всем, но я держу это наблюдение при себе. Ведь именно я настоял на том, что нам нужно остаться друзьями. Сказать ей, какая она горячая, означало бы послать противоречивые сигналы и сбить с толку нас обоих. И, честно говоря, я офигеть как наслаждаюсь этой дружбой. Тусоваться с Кэсси – чертовски естественно. Нам весело вместе, и мне не нужно постоянно быть на пределе своих возможностей. Я могу дурачиться и нести любую чушь, которая придет в голову, и, как хороший друг, Кэсси просто посмеется и не осудит.

Стоя у окна, Кэсси теребит край своей косы, явно обдумывая что-то. Затем набирает еще одно сообщение.

Кэсси: Ладно. Стой на месте.

Занавески задергиваются. Хотя не думаю, что она понимает – они прозрачные, особенно когда в спальне горит свет. Белый тюль почти не скрывает силуэта девушки из дома по соседству.

Не смотри.

Слишком поздно.

В моей крови бурлит жар, оседая прямо в яйцах, стягивая их туже некуда. О, черт. Никогда не думал, что силуэт может так сильно возбудить. У меня в горле суше, чем в пустыне. Я наблюдаю, как восхитительная фигура Кэсси перемещается по комнате. Затем она на мгновение исчезает. Думаю, в гардеробной. Потом возвращается, и мой член чуть ли не плачет от радости. Я наполовину тверд и не могу удержаться, чтобы не пялиться. Сейчас она в профиль. Ее руки поднимаются, когда она натягивает одежду через голову. От этого движения ее грудь выпячивается, открывая идеальный вид сбоку.

Боже милостивый. Она невероятна.

Быстро сглотнув, я отвожу от нее свой извращенный взгляд и делаю мысленную заметку в следующий раз подрочить перед тем, как даже думать о том, чтобы переступить порог спальни. Похоже, мне придется обуздать все искушения, прежде чем предаваться им в будущем.

Шторы раздвигаются, и Кэсси появляется снова, одетая в белый сарафан. Вместо лифчика на ней топ от бикини, или, по крайней мере, я думаю, что именно к нему относятся эти тонкие бретельки. Розовые завязки выглядывают из-за лифа, поднимаются вверх по ключицам и обвиваются вокруг шеи. Само платье длиной до колен, юбка развевается, когда девушка пару раз кружится, после чего отправляет мне сообщение.

Кэсси: А теперь выслушай меня. Да, я добавила немного розового с этим топом от бикини. Вот почему: я считаю, что разумно сочетать этот цвет с оттенком сахарной ваты. Мы будем дополнять друг друга.

Я: Допускаю.

Кэсси: Тебе нравится?

Она делает еще один поворот, и я притворяюсь, будто вид ее обнаженного бедра не творит с моим телом немыслимые вещи.

Я показываю ей большой палец, затем печатаю:

«Иди и возьми его, тигрица».

* * *

Около полуночи я, наконец, сдаюсь и признаю – уснуть не получается. Но это определенно не имеет никакого отношения к тому факту, что я до сих пор не слышал шума мотора машины, остановившейся у дома по соседству, и не видел, как в ее спальне зажигается свет. Очевидно, Кэсси все еще с этим чуваком Аароном. Я рад за нее. Она заслуживает веселья. Моя неспособность погрузиться в сон вовсе не связана с Кэсси. Совсем.

Я спускаюсь к причалу и сажусь на самый край, свесив босые ноги вниз. И все же предположим, что именно Кэсси – причина, по которой я по-прежнему не сплю. Очевидно, это просто означает, что я хороший друг. Друг, который беспокоится о благополучии другого. То есть мне ведь ничего не известно об этом парне Аароне. Но я уверен в одном: карнавал закрывается в одиннадцать. Так что, вообще-то, она уже должна быть дома.

Если только она не поехала к нему домой.

Мои плечи напрягаются. Его брат сказал, что они остановились в съемной квартире в северной части города, прямо у воды. Это напоминание заставляет меня нахмуриться. Я надеюсь, он не убедит ее устроить ночные плавания. Вода там более беспокойная. Туда мы обычно ходим заниматься серфингом. Клянусь богом, если гребаный Аарон допустит, чтобы Кэсси затянуло в море жутким полуночным приливом…

Мне вдруг ужасно хочется закурить. Я курю только тогда, когда пью, и то такое случалось, может, максимум раз или два, но в эту секунду мне не помешала бы небольшая помощь, чтобы унять нервозное ощущение внутри. Однако мои сигареты остались дома, поэтому я подумываю о том, чтобы вместо этого пойти поплавать. Позволяю пальцам одной ноги скользить по воде и обнаруживаю, что она намного теплее, чем ожидалось. Я уже собираюсь снять рубашку и нырнуть в воду, когда экран моего телефона вспыхивает.

Кэсси: Ты не спишь?

Я тихо смеюсь. План искупаться мгновенно отбрасывается, я тянусь за телефоном.

Я: Это зов плоти или разбор полетов?

Кэсси: Разбор полетов. Мне нужен мой второй пилот как можно скорее.

Я: Я на пристани.

Кэсси: Буду там через две минуты.

Тяжесть в груди исчезает, будто кто-то щелкнул выключателем. Я стараюсь не слишком сильно задумываться об этом. Для нашей дружбы крайне важно, чтобы я этого не делал.

У подножия склона шелестит высокая трава, что заставляет меня обернуться и заметить Кэсси, выходящую из тени. Ее волосы больше не заплетены в косу, а ниспадают на плечи. В своем белом платье, с босыми ногами и распущенными медными волосами она выглядит почти неземной. Практически плывет ко мне по причалу.

Она плюхается рядом, свесив ноги с края, и издает жалобный стон.

– Привет.

Я ухмыляюсь.

– Настолько плохо?

– Нет. Совсем не плохо. Мы засиделись за полночь, так что, очевидно, в графе «плюсы» много галочек.

И все же она явно расстроена.

– Ладно, выкладывай. Рассказывай мне все, шаг за шагом.

– Он очень забавный. Умный. Не перехватывал разговор. Задавал мне много вопросов, но это не было похоже на допрос. Просто хорошая беседа. Все протекало довольно легко.

– Пока только плюсы.

– Он взял меня за руку и не спросил заранее, можно ли ему это сделать. Я подумала, что подобную уверенность ты расценишь как плюс.

Я усмехаюсь.

– О, безусловно. Что еще?

– Он боится высоты, но все равно прокатился на колесе обозрения после того, как я сказала, как сильно мне нравится смотреть на город сверху. Это был еще один плюс.

– Согласен.

– Карнавальные площадки закрываются в одиннадцать, так что мы ушли, а потом купили коктейли. Мы сидели на парковке и разговаривали, и… – Она делает паузу, и я замечаю, как на ее щеках появляется румянец. – Мы определенно чувствовали друг друга.

– Пока все хорошо, – замечаю я, игнорируя странное стеснение в груди. – Как ему удалось все это испортить? В чем были минусы?

– Только один минус, на самом деле. – Она поворачивается ко мне с выражением поражения на лице. – Это поцелуй. Боже мой, Тейт.

– О черт. Наш малыш Аарон ничего не смог? В чем была проблема? Слюна? Потому что, возможно, это не его вина. Мой друг Чейз однажды встречался кое с кем с неким повышенным слюноотделением…

– Не слюна, – вставляет она. – Это был язык.

– Слишком много языка?

– Слишком много – это еще мягко сказано. И прямо с самого начала. То есть еще до того, как наши губы соприкоснулись. Он закрыл глаза и вытащил язык, сразу же. Хочешь, продемонстрирую?

– Нет, думаю, я понимаю…

Кэсси игнорирует мое возражение и все равно демонстрирует.

– Это было вот так. – Она зажмуривает глаза, высовывает язык и несется прямо к моему лицу.

Это так выбивает из колеи, что я инстинктивно отступаю назад.

– Срань господня. Только не это.

– Ага, так и было. Ужас.

Я пытаюсь сдержать смех, клокочущий у меня в горле, но это трудно.

– Ладно, – осторожно говорю я. – Это звучит… неприятно. Но как только губы соприкоснулись, стало лучше?

– Нет, – стонет она. – Все было просто «слишком», знаешь. Я думаю, он очень старался быть страстным, но у него это нисколько не выходило. Когда все наконец закончилось, я почувствовала себя так, словно пробежала марафон. Или еще хуже. Как будто… как будто сменила пододеяльник.

– Ты просила его притормозить?

– Нет.

Я закатываю глаза.

– Почему, черт возьми, нет?

– Не знаю. – Она смущенно пожимает плечами, пальцами теребя подол платья. – Я не такая.

– Какая? Та, что просит чувака не засовывать свой язык в глотку и не притворяться, будто вы сражаетесь на мечах во время поцелуя?

– Я не та, что говорит кому-то, что он плохо целуется, – поправляет Кэсси.

– Просьба двигаться помедленнее не значит, что он плохо целуется, – спорю я. – Ты просто озвучиваешь свои потребности.

– Озвучиваю потребности? Ты что, гуру самопомощи?

– Очевидно, тебе это нужно, – обвиняюще говорю я, сверкая улыбкой, чтобы она поняла, что я наполовину шучу.

– Почему? Потому что я слишком вежлива, чтобы сказать парню, что он все делает неправильно?

– Ты бы предпочла быть вежливой или получить удовольствие от поцелуя? И в любом случае не нужно подходить к этому вопросу так, словно это он делает что-то неправильно. Нужно все свести к себе. Ты отстраняешься и говоришь что-то вроде… – Я размышляю. – Мне нравится делать это медленно. И постарайся говорить с придыханием, даже извиняющимся тоном, словно это твоя проблема. Понимаешь, что я имею в виду?

На ее лице мелькает настороженность.

– Или ты могла бы отстраниться и прошептать что-то вроде: «Мне нравится, когда меня дразнят». Затем взмахни ресницами, одари его взглядом горячей девчонки и прикажи ему немного подразнить тебя.

Теперь она выглядит заинтригованной.

– Ладно, у тебя неплохо получается.

– Я в курсе, – самодовольно говорю я.

– Знаешь, все это легче сказать, чем сделать. Довольно просто представить, как я говорю и делаю все это постфактум. Однако в нужный момент я впаду в ступор. Люди так уязвимы, когда целуются. Это типа суперопасное состояние. Когда он целует меня, его самооценка висит на волоске. Одно негативное слово с моей стороны, и это позор, который он будет носить с собой вечно. – Она тяжело вздыхает. – К тому же я не люблю конфликтов.

– Во-первых, если ты веришь, что твоя критика будет преследовать этого чувака вечно, значит, ты придаешь слишком большое значение собственному присутствию в его жизни. Либо так, либо ты цепляешься за всякое постыдное дерьмо гораздо дольше, чем большинство людей, а это уже совсем другой разговор. И во-вторых, я почти уверен, что практически все люди на земле не любят конфликты. Ведь это просто гребаный отстой. – Я наклоняю голову набок. – Хочешь попрактиковаться на мне?

– Практиковаться в чем? – Она морщит лоб.

– В напористости. – Я поворачиваюсь так, чтобы оказаться с ней лицом к лицу. Кэсси снова краснеет, глубоким, заметным румянцем. – Да ладно, я думаю, тебе это пойдет на пользу. Я проделаю эту штуку с языком, и давай посмотрим, как ты с этим справишься.

Кэсси выплевывает недвусмысленное «Нет!».

– Слушай, это отличная идея. Это будет упражнение на самоутверждение и смягчение последствий конфликтов. – Я верчу шеей, разминаясь. Когда Кэсси вздыхает, глядя на меня, я приподнимаю бровь. – Что? Для этого мне нужно быть гибким. Готова?

– Нет.

– Отлично. Я начинаю!

Я бросаюсь вперед с закрытыми глазами, скользя языком по воздуху.

Кэсси вскрикивает и толкает меня в грудь, чуть не сбивая с причала. Затем сгибается пополам от смеха, что заставляет меня хохотнуть, пока я пытаюсь восстановить равновесие. У нее поднимается настроение, так что это уже хорошо.

– Ох, господи. Ты уверен, что тебе двадцать три и ты не ребенок-переросток?

– Мама сообщила мне, что все мужчины – дети-переростки до тридцати лет. – Я фыркаю. – Или, как в случае с моим отцом, даже в сорок пять.

– Так вот откуда у тебя это.

– Моя потрясающая внешность? Да.

– Я имела в виду твои выходки.

– Выходки? Я пытаюсь помочь тебе, рыжик. Тебе нужно научиться высказываться. Озвучивать свои потребности. Только не говори мне, что ты не сидишь тут и не мечтаешь о том, что вечер мог бы пройти совсем иначе. – Я встречаюсь с ее внезапно встревоженным взглядом. – Ты жалеешь, что ничего не сказала, не так ли?

– Да, – признается она. – Жалею.

– Окей. Тогда я серьезно – потренируйся на мне. Давай попробуем еще раз.

Она подозрительно смотрит на меня.

– Ты собираешься снова наброситься на меня со своим языком?

– Не-а. – Я подмигиваю. – Но приготовься к худшему поцелую в своей жизни.