Девочка на лето

Глава 28

Кэсси

– Вот оно. То, к чему мы готовились всю свою жизнь. И под целыми жизнями я подразумеваю последние два дня. А под готовились я подразумеваю, что мы рандомно решали, кто в каком мероприятии будет участвовать. То есть я не тренировался, а вы? – Зейл оглядывает собравшихся.

– Я проплыла несколько кругов в бассейне, – говорю я им. – Это считается?

– Вот это преданность команде, – поддразнивает Маккензи.

– «Маяк» в вечном долгу перед тобой, – торжественно произносит Женевьева.

Я хихикаю. В эти выходные мы с товарищами по команде очень даже повеселились, и мне грустно видеть, как все заканчивается. Увы, в двадцатых ежегодных Пляжных Играх Авалона осталось всего одно мероприятие – броски шариков с водой.

До сих пор для команды «Маяка» этот день был весьма разочаровывающим. Утром мы не заняли призовые места ни в одном из заходов на полосе препятствий. Команда Яхт-клуба выиграла оба, и Тейт расхаживал с важным видом, как самодовольный павлин. Мы также уступили третье место в эстафете с ведрами чертовым пожарным. Но компенсировали это, заняв третье место в «Гонке трех ног» благодаря Маккензи и Зейлу. К сожалению, «глупые близнецы, у которых одинаковый глупый размер ног», как поэтично выразилась Маккензи, выиграли ту гонку и принесли команде Хартли три очка.

В головах Мак и Джен их бойфренды опережают нас на одно ничтожное очко. Что касается непосредственно соревнований, кажется, наши команды борются за третье место в общем зачете. Но поскольку мои товарищи по команде больше озабочены своими второстепенными делами, они продолжают мучить мой мозг кучей бессмысленной математики.

– Ладно, – говорит Мак. – Они выше на одно очко, а это значит, что нам нужно занять третье место, чтобы выйти в ничью…

– Какая еще ничья? – вмешивается Зейл.

– Понятия не имею. Мы не ожидали ничьей. Нам придется что-нибудь придумать. Но если займем второе место, то возникнет спорная ситуация, и тогда мы наберем два очка и победим. Выйдем на первое место, если наберем три очка, и победа у нас. Но… мы выиграем только в том случае, если они не займут никакого призового места.

– Подождите-ка, а что, если они займут третье место, а мы – первое? – говорит Джен. Она прищуривается, производя какие-то подсчеты в уме. – Тогда они получат одно очко, что увеличит их преимущество на два. Но мы наберем три очка, и это поднимет нас на одно очко. Мы победим.

– Верно. Но… черт, если мы выиграем, а они займут второе место, снова будет ничья, так что…

– Прекратите, – воплю я, затыкая уши. – Я больше не могу это слушать.

– Вот-вот, – стонет Зейл, его лицо искажено от явной боли. – Это слишком сложно. Вы как мои братья, когда те бубнят о своем дурацком турнирном положении по фэнтезийному футболу, пытаясь выяснить, вышли ли они в плей-офф.

– Что ж, хорошо, дорогие друзья! – кричит Дебра Дули в свой микрофон. Клянусь, она притащила эту штуковину из дома. Ни у кого из других волонтеров нет микрофонов. – Мы вот-вот начнем!

Эван, стоящий в нескольких ярдах от нас, окликает свою невесту.

– Эй, Фред, какого размера костюм французской горничной для тебя заказать?

– Мечтай, – парирует Джен в ответ.

– Каждую ночь, – отвечает он.

Взгляд Маккензи перемещается на Купера, и она наклоняет голову в его сторону.

– Ну? Я жду. Где твой остроумный комментарий?

Купер ухмыляется.

– Я лежачих не бью.

– Выкуси, – парирует она, показывая ему неприличный жест.

Я сдерживаю смех. Забавно наблюдать, как эти ребята взаимодействуют. Джен и Эван – олицетворение химии, каждое слово, которым они обмениваются, буквально сочится сексом. Купер и Мак более враждебны, но, когда они смотрят друг на друга, их связь ни с чем не спутаешь.

Я смотрю на Тейта, вспоминая, как он держал меня за руку прошлой ночью у костра. То, как его пальцы переплетались с моими, – это так естественно, так по-настоящему, и я задаюсь вопросом, как, черт возьми, я собираюсь попрощаться с ним через две недели. Мой рейс в Бостон через три дня после возобновления работы «Маяка», и часть меня уже думает: «Что ж, у меня будет неделя отпуска во время промежуточных экзаменов в октябре». И выходной на День благодарения. И на Рождество. И на Новый год.

Возможно, у нас что-то сможет получиться. Не отношения или нечто подобное, ведь я по-прежнему делаю все возможное, чтобы мое сердце оставалось на замке. Но кто сказал, что мы не можем продолжать спать вместе? Встречаться, когда будет такая возможность? Мы еще не устали друг от друга, так, может, стоит продолжить наш роман, пока этого не случилось? Если Тейт вообще заинтересован в подобном.

Однако по какой-то причине у меня такое чувство, будто все же заинтересован.

– Мы проведем случайную жеребьевку, чтобы определить порядок участия, – говорит Деб, и к ней подбегает волонтер с бейсболкой, в которой лежат листочки бумаги с названиями наших команд. – Первыми станут… красавцы моряки из загородного клуба!

Остальные имена вытаскивают из бейсболки, и мы рады услышать, что будем последними. Это дает нам возможность понаблюдать за другими командами и научиться на их ошибках.

Когда Тейт и его команда выходят вперед, Деб быстро повторяет правила еще раз. Для подбрасывания водяного шарика требуется, чтобы все четыре участника встали в линию, начав примерно с двух футов друг от друга. Шарик передается по линии от одного человека к другому, и после каждого пройденного этапа члены команды должны сделать шаг назад. Расстояние между каждым участником становится все больше и больше, и команда, которая преодолеет самое дальнее расстояние, не лопнув при этом шарик, выигрывает заветные три очка.

– Готовы? – кричит Деб. – И-и-и… вперед!

Вот оно. Сделай или умри.

Команда яхт-клуба преодолевает расстояние в пятнадцать футов, прежде чем шарик попадает Люку в лицо и лопается, намочив его с ног до головы. Тейт бросает на меня косой взгляд, когда они возвращаются на место, как бы говоря: «Иногда выигрываешь, а иногда нет». Он ко всему относится спокойно. Мне это в нем нравится.

– Пятнадцать футов – расстояние, которое нужно преодолеть! – объявляет Деб.

Следующими идут пекари и механики, финишировавшие с впечатляющими двадцатью двумя футами у первых и унылыми двенадцатью у вторых. Пожарные заканчивают с двадцатью футами. «У Шарки» с девятью.

Затем идет команда «Мыловарни», которая работает сообща, словно хорошо смазанная машина. Каждый раз, когда Деб кричит: «Еще один шаг!», четыре женщины делают его, увеличивая дистанцию. Деб командует: «Еще один бросок!» – и шарик переходит из рук в руки.

Прошло три минуты, а они уже в двадцати футах друг от друга.

– Ого, – удивляется Зейл.

– Бросок снизу, – шепчет Мак нашей команде. – Нам тоже нужно так сделать.

Команда «Мыловарни» преодолевает впечатляющие двадцать девять футов, прежде чем Фелиция неправильно ловит шарик, и тот лопается в ее вытянутых руках. Тем не менее дамы знают, что надрали всем задницы, и, ухмыляясь от уха до уха, направляются к боковой линии. Они в добрых семи футах от лучшей команды – пекарей.

– «Хартли и Сыновья», вы следующие!

Купер ухмыляется своей девушке, проходя мимо.

– То есть все, что нам нужно сделать, это преодолеть двадцать футов, и мы гарантированно попадем на призовое место? О, нет! Как же тяжело!

Маккензи и Женевьева одновременно поднимают вверх средние пальцы, вызывая взрыв смеха у собравшейся толпы. Когда я бросаю взгляд в сторону зрителей, то с тревогой натыкаюсь на лицо своего отца. Он сидит с Нией и близняшками, и все они улыбаются и машут, когда замечают, что я смотрю на них. Дерьмо. Я не знала, что они придут еще и сегодня. Мама и бабушка тоже должны прийти. На церемонию награждения победителей.

Внутри меня вспыхивает паника, пока я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз мама и папа находились в одном пространстве.

Слава богу, мама и бабушка еще не приехали. Это значит, что у меня есть время предупредить папу до того, как они заявятся сюда. Но сначала нам нужно выиграть в соревновании с шариками.

На игровом поле команда Хартли движется со стремительной точностью. Вот пятифутовый бросок. Десятифутовый. Пятнадцати.

На девятнадцати футах происходит самая большая неудача в сегодняшних Пляжных играх.

Спенсер, их наемный рабочий, бросает шарик Эвану. Его рука скользит, отпуская шарик, совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы изменить траекторию. Шар виляет вправо от Эвана, заставляя его сделать резкий шаг, и его тело оказывается не совсем в нужном положении, когда он пытается поймать эту штуковину.

Шлеп.

Вода выплескивается на руку Эвана.

– Минус один! – кричит Деб в микрофон, и пожарные громко аплодируют, поскольку сохраняют свое третье место с результатом в двадцать футов.

– О, сладкий, ты чего весь мокрый? – воркует Женевьева, когда Эван топает назад. Она притворяется смущенной. – Что случилось? Я не смотрела. Он лопнул?

– Давай, говори этим миленьким голоском, – он прищуривает глаза, – и лучше бы сегодня вечером. В постели.

Мак подмигивает Куперу, проходя мимо.

– Я почти уверена, что это не двадцать футов…

Он фыркает.

– Вы еще не участвовали, принцесса. И пока мы по-прежнему опережаем вас на одно очко.

Наконец-то настает наша очередь. Невероятно, как сильно это действует на нервы. Как вообще пляжные соревнования в маленьком городке заставляют меня так сильно потеть?

– Мы справимся, – говорит Зейл.

– Справимся, – вторит ему Джен.

– И-и-и… бросаем! – кричит Деб, как только мы занимаем позиции.

Команда «Маяка» работает быстро. Пять футов. Десять. Пятнадцать. Это самое простое. Дальше идут небольшие расстояние между пятнадцатью и двадцатью. Однако, если мы наберем только двадцать очков, то сыграем в ничью с Хартли, а этого мы допустить не можем. Нужна победа. Это означает, что нам нужно обойти не только пожарных, но и пекарей, чтобы подняться на второе место.

На восемнадцати футах ладони становятся такими липкими, что приходится наклоняться и вытирать их о песок.

На девятнадцати я больше не чувствую ног.

Давление колоссальное. Близится двадцатка. Если у нас получится, мы сравняемся с пожарными.

Все срабатывает.

– И-и-и… шаг!

Мы делаем еще один шаг. Если нам удастся выполнить следующую последовательность действий, мы выведем пожарных из игры.

– И-и-и… бросок!

Зейл бросает. Я ловлю первой. Смотрю на Женевьеву.

– Готова?

Она вытирает руки о свои джинсовые шорты.

– Готова.

Я очень методично, легонько бросаю шарик по идеальной прямой линии. Тот, словно невесомое перышко, опускается в ее ждущие ладони. Джен ловит, и коллективный вздох облегчения проносится по толпе. Затем она поворачивается к Мак, черты лица которой искажены глубокой сосредоточенностью. И бросает. Маккензи ловит шарик.

– Двадцать один фут! – заявляет Деб.

– Срань господня! – кричит Зейл. – Мы сделали это! Сделали! – Он начинает прыгать вокруг, вскидывая обе руки и колотя ими по воздуху.

Я давлюсь смехом.

– Мы не закончили! – напоминаю я ему. – Игра еще продолжается.

– О, точно.

– У нас есть реальный шанс занять второе место, – удивляется Джен.

И мы делаем это. Выжимаем двадцать три фута, прежде чем шарик, брошенный мною, лопается у ног Джен. Впрочем, это не имеет значения. Мы успешно обошли пекарей и заняли второе место в этом финальном турнире.

Мы обыграли Хартли на Пляжных играх. На одно очко.

Поражение было чертовски близко.

– Какого размера стринги предпочитаете, мальчики? – спрашивает у близнецов ухмыляющаяся Женевьева, когда командное празднование наконец затихает. Ее взгляд перемещается на пах Эвана. – Даже не знаю, делают ли их такими крошечными, милый.

– Ты имеешь в виду гигантскими? – рычит он, поднимая Джен на ноги, будто собирается бросить ее на песок, но вместо этого прижимает к себе. Она обхватывает его тело ногами, и они начинают страстно целоваться.

Я закатываю глаза и подхожу к отцу, который стоит на набережной в полном одиночестве.

– Отличная работа! – восклицает он, приобнимая меня.

– Спасибо. А где девочки? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

– Им наскучило смотреть, как ты бросаешь шарики, поэтому Ния повела их за мороженым.

Я киваю.

– Эй, наверное, мне следует предупредить тебя – мама и бабушка будут здесь с минуты на минуту. Они придут на церемонию награждения победителей.

– Серьезно? Твоя мать? – Он приподнимает бровь.

Я печально улыбаюсь.

– Ага. Но… я ничего тебе об этом не говорила, в основном потому, что сначала не поверила, но мама реально прилагает усилия с тех пор, как приехала в город.

– Неужели? – Я не совсем понимаю его тон.

– Да. На самом деле, было даже весело.

Папа застигнут врасплох. Винить его трудно. Я никогда не употребляла слово «весело» по отношению к своей матери.

– Оу. Что ж. Это здорово, Кэсс. Я рад слышать, что ты наслаждаешься жизнью и что она прилагает усилия.

На этот раз я легко улавливаю скептицизм в его голосе.

– Как я уже сказала, я сначала не верила. Но в последнее время она вела себя хорошо. Была внимательной. Забавной. Общительной… – Я колеблюсь мгновение. Вероятно, сейчас не самое подходящее время для более серьезных разговоров, но мне также кажется, что у нас, скорее всего, не будет другой возможности обсудить мою мать, и поэтому слова просто срываются с языка. – Она рассказала мне о выкидыше.

Папа отшатывается, будто я его ударила.

– Правда?

– Да. – Мои ладони снова вспотели. Мы с папой редко обсуждаем что-то настолько щепетильное, поэтому я не уверена, как к этому относиться. – Я рада, что она это сделала. Это помогло мне лучше понять ее, знаешь? Почему она так упорно боролась с тобой за опекунство. Я думала, она пыталась держать тебя подальше от меня, но кажется, мама пыталась удержать меня рядом после своей потери. Так что… да. Я благодарна ей за то, что она рассказала мне.

– М-да. Что ж. – Выражение его лица меняется, но не раньше, чем я замечаю вспышку гнева.

– Кэсси!

Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как мои сестры несутся ко мне. Ния плетется за ними, одетая в коричневые сандалии и свободное платье без рукавов.

– Хочешь знать, что сделал сегодня Пьер? – восклицает Рокси. – Он пукнул!

Девочки начинают сгибаться пополам от пронзительного смеха, в то время как их мать корчит гримасы.

– Это было очень неприятно, – натянуто произносит Ния.

Я бросаю взгляд на папу.

– Ты не предупредил их о вонючести?

– Клейтон? – рычит его жена.

– Спасибо, Кэсс. Большое спасибо.

Я усмехаюсь.

– Эй, ты и сам знал, совершая эту покупку, что, если девочки будут обращаться с ним слишком грубо, он начнет вонять.

– Вонючая атака! – взвизгивает Мо, и девочки начинают скакать вокруг, выкрикивая эти два слова снова и снова. Смирившаяся Ния виновато улыбается всем людям, которые поворачиваются, чтобы посмотреть на нас.

– Прошу внимания, Авалон-Бэй! – внезапно раздается голос из громкоговорителя на набережной.

Это Деб, конечно же. За последние два дня я столько раз слышала, как Дебра Дули кричит в микрофон, что теперь могу выделить ее голос из толпы.

– Вот-вот будут объявлены победители двадцатых ежегодных Авалонских Пляжных игр. Пожалуйста, подходите к Туристическому центру.

– Ты победила? – спрашивает меня Мо, широко раскрыв глаза.

– Скорее всего, нет. Но если расчеты моего товарища по команде верны, то мы, возможно, заняли третье место. Увидимся позже, ребята, хорошо? Мне нужно найти свою команду.

– Мы уже уходим, – вставляет папа, и это говорит мне о том, что он воспринял мое предупреждение насчет мамы всерьез. – Но я позвоню тебе позже. Хорошая работа сегодня.

– Спасибо, пап.

Когда я подхожу к туристическому центру, там уже собралась большая толпа. Я вглядываюсь в море лиц, пока не замечаю знакомое афро Зейла.

– Кэсс! – кричит он. – Сюда!

Я присоединяюсь к своей команде, и мы с нетерпением ждем, пока Деб произнесет очередную речь о том, как сильно она любит этот город. Она стоит на низенькой сцене, которая едва вмещает двух человек, не говоря уже о команде из четырех. Команды-победители выбирают одного участника, который поднимется наверх и примет трофей.

Пожарные занимают первое место, а яхт-клуб – второе. И, ознаменовывая долгожданное возвращение «Маяка» в мир Пляжных игр, наша команда берет третье место.

Мы взрываемся радостными возгласами, Джен запрыгивает на сцену, чтобы принять наш трофей за третье место из рук сияющей Деб Дули. Он около десяти дюймов в высоту, с медной отделкой и золотыми вставками вокруг фигурки пляжного мяча. На коричневом деревянном основании просто выгравирована надпись: «ТРЕТЬЕ МЕСТО».

Джен одаривает Хартли улыбкой, проходя мимо них с нашим трофеем в руках.

– Ой, они не выдают статуэтки за четвертое место? – сладко воркует Джен. – Гляньте какой симпатичный.

– Трофей за третье место, Женевьева? – парирует Купер. – Повзрослей, черт возьми. Это ни фига не победа.

Мак быстро кивает.

– А он не ошибается.

– Вы, два психа, созданы друг для друга, – бормочет Эван.

– Эй, Кэсси, – говорит Мак, поворачиваясь и улыбаясь мне. – Большое спасибо за то, что присоединилась к нашей команде, – это было так здорово. Вернешься в следующем году?

– Серьезно? Даже несмотря на то, что я не работаю в отеле?

– Да ты чего? «Маяк» принадлежал семье Таннер в течение пятидесяти лет. Тебе здесь всегда будут рады.

Я так тронута, что у меня начинает щипать в глазах. Даже не ожидала, что этим летом у меня установятся настоящие связи, но я безумно рада, что это случилось. Бабуля была права. Приятно быть частью группы.

Кстати о бабуле. Я внезапно замечаю ее в толпе, и губы изгибаются в печальной гримасе, когда я понимаю, что она одна. Извиняюсь перед девочками и направляюсь к ней. Она приветствует меня улыбкой, но та совсем не радостная.

– Привет, – говорю я, ведя ее к менее оживленному участку набережной. – Где мама?

– Ну… – Бабушка поджимает губы.

– Что не так?

– Все в порядке. Но… возможно, произошла небольшая заминка. Мы только что столкнулись с твоим отцом и его семьей на парковке. – Бабушка замолкает. – Виктория остановилась поговорить с Клейтоном.

Дерьмо.

– Проклятье, – бормочу я. Затем заставляю себя улыбнуться, чтобы бабушка не волновалась. – Ты не против подождать здесь минутку? Хочу пойти и убедиться, что никто никого не убил.

Я мчусь в направлении небольшой гравийной площадки за туристическим центром. С этой ситуацией нужно разобраться как можно скорее. Последнее, что мне нужно, – это чтобы Злая Матушка снова выбралась на свободу, когда у нас в запасе еще целая неделя в Авалоне. А это значит, что мне нужно обезвредить все бомбы, которые могут разнести остаток моего лета вдребезги.

Я сразу же замечаю их, радуясь, что здесь только они вдвоем. Ния и девочки, должно быть, уже в машине. Вот и лучик надежды.

Пока спешу к ним, ухитряюсь уловить конец папиного разгневанного обвинения.

– Используешь выкидыш, чтобы настроить нашего ребенка против меня? Пытаешься выставить себя мученицей, что ли? Это низко, Вик, даже для тебя. Ты боролась за опекунство, потому что ты эгоистичная… – Он резко замолкает. – Кэсси, привет. Привет, милая.

Мама резко оборачивается. Ее карие глаза пылают гневом. Правда, направлен он не на меня. Она по-прежнему полностью сосредоточена на моем отце.

– Мам, пап, – умоляю я. – Пожалуйста. Я не хочу, чтобы вы ссорились.

– Как и я, Кассандра. Но ведь это не я затеяла ссору, не так ли, Клейтон? – холодно произносит мама.

Папа хмурится.

– Виктория… – Я не знаю, предупреждение это или призыв.

– Нет уж, думаю, этот разговор окончен. Разве тебе не пора? Твоя медсестричка и ее дети ждут в машине.

– Мои дети, – рычит он.

Я тянусь к маминой руке.

– Пошли, – настаиваю я. – Тейт приглашает нас на ланч. Они с бабушкой ждут.

Грозное выражение ее лица не меняется, но она и не возражает, когда я начинаю уводить ее. Я оглядываюсь через плечо на папу, он весь красный как рак, двигается резко, поправляя очки на переносице.

– Увидимся в эти выходные, – говорю я ему. – Ужин ведь еще в силе, правда?

– Да, конечно. Увидимся, милая.

А потом папа уходит, а мама все еще злится, и я чувствую себя так, словно только что отбилась от стаи бешеных собак. Вот почему конфронтаций следует избегать любой ценой. Они никогда не приводят ни к чему, кроме страданий.