Девочка на лето

Глава 29

Тейт

– Сегодня было жестко, – стонет Кэсси мне в плечо, ее дыхание щекочет мою кожу. Мы лежим вместе на причале. Делим один шезлонг, а это значит, что мы практически друг на друге. Не то чтобы я жаловался. Я приветствую любую возможность прижать к себе ее восхитительное тело.

– Ты все еще думаешь об этом? – мягко спрашиваю я.

– А как же нет? Я даже знать не хочу, что бы случилось, если бы я не смогла утащить маму оттуда. Они выглядели так, словно собирались поубивать друг друга.

– Да уж, жесть.

– Ну, для них это в порядке вещей.

Мне трудно относиться к этому с пониманием. Мои родители редко серьезно ссорятся. Иногда, конечно, бывают легкие размолвки. Они прошли через парочку тяжелых периодов, но я никогда не видел, чтобы они относились друг к другу так, как это делали родители Кэсси, судя по ее рассказу. Их склока очень подействовала на нее сегодня, и последовавший за этим обед не слишком-то улучшил положение. Тори явно была не в настроении, и я был просто счастлив, когда принесли счет.

Остаток дня я провел, пытаясь отвлечь Кэсси от ссоры ее родителей. Вторую половину дня мы тусовались на причале, плавали, готовили барбекю. На закате снова катались на «Молнии», отчего я, в свою очередь, так перевозбудился, что не мог дождаться, когда мы вернемся в дом и найдем кровать. Мы занимались сексом на пристани, что, не стану отрицать, было немного рискованно. Но Тори и Лидия ушли ужинать, и мы старались вести себя тихо, помня о других соседях. Не уверен, что нам это удалось. Я могу быть громким, когда кончаю.

Мы по-прежнему в купальниках, уютно устроились в шезлонге, пока ночной бриз вольно прогуливается вдоль залива. Я рассеянно глажу мягкие волосы Кэсси. Она прижимается ближе, и меня захлестывает чувство чистого удовлетворения. Даже сейчас, спустя целый час после секса, я все еще прихожу в себя. Клянусь, с этой девушкой все становится только лучше. Внутри нее я забываю обо всем. Мир исчезает, и остаемся лишь мы вдвоем. Ее тепло. Ее киска. Ее улыбка. Абсолютное совершенство. И чем больше я об этом думаю, тем больше не хочу, чтобы все заканчивалось. Я уже думаю о каникулах, о возможности полететь в Бостон, лишь бы увидеть ее.

Или, что еще лучше, принять предложение Гила Джексона и попросить Кэсси присоединиться ко мне на «Безупречности». На выходные. На неделю, месяц. На такой долгий срок, на который она захочет. В сознании внезапно проносится орда образов. Мы с Кэсси в открытом океане. Ее волосы развеваются на ветру, пока она помогает мне управлять лодкой. Мы занимаемся сексом на палубе. Засыпаем вместе в каюте. Готовим на камбузе…

Господи. Что, черт возьми, творится?

Ничего из этого никогда не случится, и не в последнюю очередь потому, что я уже решил не плыть. Я обещал отцу, что не сделаю этого.

– Ты собираешься поговорить с отцом о ссоре? – спрашиваю я, пока взгляд фокусируется на темнеющем небе.

– Боже, нет.

– Почему?

– Потому что, очевидно, это больная тема для него.

– Ну, так и должно быть. У нее случился выкидыш. Она боролась за единоличную опеку над тобой вместо того, чтобы согласиться на совместную опеку, как он хотел. – Я легонько поглаживаю Кэсси по руке. – Разве ты не хочешь узнать об этом побольше? Его точку зрения на выкидыш и все, что за этим последовало? – Теперь я ловлю себя на том, что хмурюсь. – Разве не хочешь поговорить с ним о реальных вещах?

– Мы говорим, – протестует она. – Иногда. Время от времени. – Кэсси вздыхает. – Ладно, прекрасно. Мы не говорим ни о чем глубоком. Я многое скрываю, но…

– Но где-то тут есть лучик надежды? – догадываюсь я, выдавливая сухой смешок. – Хорошо, выкладывай.

– Папа есть в моей жизни, – просто говорит она.

Я морщу лоб.

– И думаешь, он ушел бы, если бы ты поделилась своими чувствами?

– Он мог бы. Я… – Ее голос срывается. – Я не хочу быть для него обузой. У него и так дел по горло, он растит двоих маленьких детей. Ему не нужно, чтобы его взрослая дочь ныла о своих чувствах и требовала объяснить, почему он никогда не боролся за опекунство. Не нужно, чтобы я рассказывала, как мне больно из-за того, что он отдал им мою детскую спальню, как ужасно чувствовать, что меня просто заменили. Как я, черт возьми, завидую его новой семье.

Я делаю вдох, крепче обнимая ее.

– Господи. Я и не подозревал о том, что ты все это чувствуешь.

– Да. Чувствую. – Ее рука подрагивает на моем животе. – Сразу после рождения близняшек, когда у папы внезапно стало еще меньше времени на меня, я все время слушала одну песню. Она называлась «Зависть», и я лежала в своей спальне в Бостоне и слушала ее на повторе, потому что в ней отражалось все, что я чувствовала. Как я завидовала тому, что у папы была эта новая жизнь, частью которой я больше не являлась.

Черт. Я помню слова этой песни, и они душераздирающие. Крошащие душу в щепки. Мысль о том, что Кэсси чувствует подобное, вызывает горячий прилив эмоций в моей груди.

– И не пойми меня неправильно – я люблю своих сестер, правда. И мне нравится Ния. Но ты представить не можешь, сколько раз я лежала там и плакала из-за этого. Иногда я фантазировала, что папа случайно появится в Бостоне, чтобы забрать меня. Что он отпихнет мою мать в сторону и объявит, что забирает меня домой, ведь ему было плохо без меня. Как в песне. – Кэсси прерывисто выдыхает, издавая слабый смешок. – Это глупо, я знаю. Но мне было пятнадцать. Тоска была моим вторым именем.

Зрение немного затуманивается, и я с удивлением осознаю, что к ресницам прилипла влага. Я быстро смаргиваю ее, но это оказывается ошибкой. Одна слезинка скатывается и шлепается на щеку, которую Кэсси прижимает к моему плечу.

– О боже, Тейт. Ты плачешь?

Кто-нибудь, убейте меня, черт возьми.

Я с трудом сглатываю. У меня так сдавило горло, что аж больно.

– Так и есть, – изумленно произносит она, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на меня. – Мне жаль. Я не хотела тебя расстраивать.

Я подношу кулак к лицу и провожу им по глазам.

– Прости. Просто это чертовски грустно, Кэсси. – Я прижимаю ее к себе, она такая мягкая и теплая, и внезапно меня поражает видение десятилетней Кэсси, которую заставляют покинуть Авалон-Бэй, ее отца и увозят жить к ее дерьмовой матери.

Глаза снова обжигает, и я проглатываю комок, застрявший в горле.

Проклятье.

– Это самое милое, что я видела в своей жизни, – шепчет она, уткнувшись лицом мне в шею. – Никто никогда раньше не плакал из-за меня.

Проклятье, да я никогда раньше и не плакал из-за кого-то. Но это Кэсси. Она самая добрая душа, которую я когда-либо встречал. Самая забавная, самая сексуальная, самая неотразимая девушка, с которой я когда-либо был, и я чувствую…

Я делаю резкий вдох, когда меня осеняет понимание. Я чувствую это.

Неуловимое это.

Нечто, заставлявшее моих родителей так смотреть друг на друга. То чувство, которого я ждал, но так и не смог обрести ни с одной из девушек, которые встречались мне на пути за эти годы.

Я чувствую его сейчас.

Ирония не ускользает от меня. Я почти не связывался с Кэсси, поскольку боялся, что она станет испытывать чувства. Тем временем мои чувства к ней возникли ни с того ни с сего и ударили меня по моей тупой заднице.

Но что это означает для нас? Она живет в Бостоне, а я пока не могу уехать из Авалон-Бэй. Отношения на расстоянии поддерживать трудно, но, возможно, мы смогли бы с этим справиться. В любом случае она заканчивает колледж в этом году. Может, она подумает о том, чтобы вернуться сюда. Она здесь родилась. Тут живет ее отец. И совершенно очевидно, что она очень любит его.

– Ты должна поговорить с ним, – произношу я. – С отцом. Да и с матерью тоже. Она должна знать, как сильно ее слова ранили тебя. Разве ты не хочешь родителей, с которыми можно было бы быть честной, вместо того чтобы постоянно прятать свои эмоции? Просто будь честна, Кэсс. С ними обоими.

– Типа как ты честен со своим отцом о том, как сильно хочешь отправиться в Новую Зеландию?

– Ну я ведь рассказал ему об этом. Просто поехать не получится.

– Конечно получится. Твой контракт скоро заканчивается. У тебя впереди вся осень и зима.

– Я уже пообещал папе, что буду работать полный день в «Пристанях Бартлетта».

– Дилерский центр будет ждать тебя, когда ты вернешься, – мягко говорит Кэсси. Она садится, наблюдая за мной, ее глаза ободряюще сияют. – Это всего лишь на несколько месяцев. «Пристани Бартлетта» не развалятся, если тебя не будет три месяца.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки.

– Знаю. Я просто… не хочу его подводить.

Это вызывает у нее нежную улыбку.

– Видишь?

– Что?

– Мы оба это делаем. Сдерживаем собственные чувства, потому что не хотим разочаровывать наших родителей или поднимать шумиху.

Она права.

Она права во всем.

Если я поеду, «Пристани Бартлетта» все еще будут на месте, когда я вернусь. А если не поеду, то упущу возможность, которая выпадает раз в жизни. Возможно, у меня никогда больше не будет шанса проплыть на чертовой «Халлберг-Расси» через полмира. Черт, мне двадцать три года. Да у меня вся жизнь еще есть, чтобы сидеть на одном месте и работать с девяти до пяти. Три месяца пролетят в мгновение ока. Отец переживет это.

– Знаешь что? Ты права. Думаю, мне стоит воспользоваться собственным советом. Я хочу заключить с тобой сделку, – объявляю я, и улыбка щекочет мои губы. – Как насчет этого? Ты поговоришь со своим отцом и расскажешь ему все, что только что рассказала мне. А потом скажешь матери, какую боль она тебе причинила. Ну а я поговорю со своим отцом и скажу ему, что поплыву в Новую Зеландию. Договорились?

Кэсси поджимает губы, обдумывая мое предложение.

– Только если это произойдет после повторного открытия «Маяка».

– Ты тянешь время, – поддразниваю я.

– Нет, просто проявляю практичность. Любой разговор с моей матерью может привести к настоящей катастрофе, и после этого мне придется жить с ней еще целую неделю.

– Справедливо. Значит, планируем наши беседы на следующий день после возобновления работы отеля. – Я приподнимаю бровь. – Договорились?

Она пожимает мне руку.

– Договорились.

В груди становится удивительно легко при мысли о том, что я собираюсь сказать отцу, что приму предложение Гила. Или, может быть, это чувство легкости больше связано с другим признанием, которое я планирую сделать.

Ведь после того, как я расскажу папе о поездке, я собираюсь сказать Кэсси, что влюблен в нее.