Потом я долго лежала на траве, прохладной и густой, теребила пальцами жёсткие стебельки и глядела в зеленоватое вечернее небо, распахнутое над горами. Лиловые вершины в сахарной пудре снегов уходили к горизонту, теряясь в спроватой дымке.
Перед глазами всё ещё роились огненные мошки, в висках бухала кровь, а лёгкие никак не могли насытиться воздухом. Колючим и свежим, как первый снег. Я дышала медленно и глубоко, стараясь не вспоминать, как несколько минут назад огонь разрывал грудь и голова грозила лопнуть, будто спелый кокос…
Фалько сидел чуть в стороне, согнув ноги в коленях, и глядел вдаль, прямой и спокойный. Ветер трепал его волосы, заставляя рубашку то облеплять широкие плечи, то вздуваться пузырём. Казалось, Фалько создан для этого места, он сам часть этого простора, этой суровой, ясной, безлюдной красоты. Не принц сумерек, а принц гор и ветра.
— Полегчало? Встать сможешь? Жаль, воздух здесь разреженный, — он протянул руку, помогая мне подняться.
Мышцы дрожали от слабости, голова кружилась.
— Больше на такое не соглашусь ни за что на свете. Лучше сразу умереть.
Он скупо улыбнулся:
— Я этого не допущу, ты же знаешь.
Вокруг плескалось травяное море. Или всего лишь озеро? Берегами ему служили обрывы, помеченные обнажениями скальной породы. От мысли, что там, за этой границей, отвесные стены и пропасть глубиной, может быть, в километры, потемнело в глазах.
— Ты позволяешь своим страхам быть сильнее себя, — сказал Фалько. — Это плохо.
Его поучительный тон всколыхнул в душе остатки гордости.
— Я не позволяю. Две недели назад я летела на "кондоре". Потом чуть с ума не сошла.
— Потом можно, — отозвался он. — Потом — это не беда.
Зелёная волна катила под уклон. Спускаться было легко, но колени то и дело подламывались, и я мешком висла на руке Фалько, а он даже не сбавлял шага, направляясь к нагромождению скальных глыб под стражей пары кустиков, непонятно как уцепившихся за голые камни. Трава там сходила на нет, уступая место серому базальту. Слишком близко к краю, к пустоте, отделяющей нашу вершину от других.
В тени щербатых выступов пряталась дверца, заметная лишь тому, кто подойдёт вплотную. Старое дерево приобрело серебристый оттенок и почти сливалось с цветом окружающей горной породы. Но настоящим сюрпризом стала солнечная панель, распластанная на макушке этого странного сооружения. Фалько помог мне взобраться наверх и показал бак с дождевой водой, обложенный валунами и обломками камня почти до самых краёв.
Вокруг простиралась горная страна, пьянящая и пугающая своей беспредельностью и равнодушной первобытной свободой. Островерхие хребты походили на драконов, уснувших вековечным сном, пики у горизонта пронзали облака, окрашенные вечерним светом в синие и лиловые тона. Только орлы парили над этим диким привольем. Фалько следил за ними, не отрывая взгляда, а я вцепилась в его руку, как кошка в обломок дерева, подхваченный потоком, вышедшим из берегов.
— Что это за место?
— Восточные Отиры, — ответил он, не поворачивая головы.
Всего-то. Недалеко же мы улетели за полдня. Но меня интересовало другое.
— Я имею в виду всё это, — указала на бак и солнечную батарею. — Здесь кто-то живёт?
— В данный момент — мы с тобой. Надеюсь, нам никто не помешает. Подняться на эти утёсы сможет только опытный альпинист. Если повезёт. Сюда даже горные козы редко забираются. Хорошее было убежище. Жаль, придётся его разрушить.
— Почему?
— Смотри, — Фалько взял меня за плечи и развернул в противоположную сторону. — Вон там, справа.
Над верхушками гор густели синеватые сумерки, скрадывая детали рельефа. Фалько указал направление, и я наконец различила на одной из вершин что-то странное... неправильное... Гигантские силуэты, похожие на спящих цапель или причальные мачты для дирижаблей, какие-то кургузые тени поменьше — природа не могла создать такие формы.
— Это строят "Ночное зеркало". Скоро доберутся и сюда.
Я вгляделась изо всех сил, но гора находилась слишком далеко, а тьма опускалась слишком быстро. Очертания возведённых конструкций и строительной техники размывались, как акварельный рисунок, залитый водой. Месяц назад я с ума сошла бы от нетерпения и досады: видеть стройку века собственными глазами и не иметь возможности приблизиться, рассмотреть подробности! Но сейчас испытала лишь лёгкое сожаление.
— Ты дрожишь, — сказал Фалько. — Идём вниз.
Меня и правда знобило — от страха, усталости и холодного ветра, который прорывался даже сквозь толстую ткань пальто.
Мы сошли вниз, к основанию каменной груды — или правильнее называть её домом? Фалько отворил дверцу, вынул у меня из кармана фонарик, щёлкнул кнопкой.
— Осторожней, здесь крутой спуск.
Жёлтый луч высветил каменную лестницу, уходящую в темноту. Неглубоко, всего на семь ступеней. Мы оказались в низком помещении размером с комнату в дешёвой гостинице. Грубо сколоченный стол, табуретки, лежак у стены, в углу то ли ларь, то ли сундук. В оконца под потолком пробивался тусклый вечерний свет.
Фалько усадил меня на лежак, застеленный шерстяным одеялом. Было зябко, и я плотнее укуталась в просторное полупальто, чувствуя, что сроднилась с ним, как улитка со своей раковиной.
Хозяин раковины, казалось, не чувствовал холода. Прошёлся по комнате, отставил в сторону табуретки, со скрежетом отволок от стены тяжёлый стол. И всё это не говоря ни слова. Задавать вопросы не хотелось, и я молча следила за представлением, будто зритель в театре.
Фалько наклонился, ковырнул в полу, зацепил за край каменную плиту и потянул её вверх, словно это крышка люка.
Так и есть — крышка. Замаскированная под плоский камень.
Интересно. Если посторонним сюда не забраться, зачем прятать люк?
Фалько обернулся ко мне, сказал "Подожди немного" и исчез в подземелье. Только свет от фонарика веером вырывался наружу.
Я привалилась спиной к стене и прикрыла глаза. Казалось, на секунду. Но за эту секунду Фалько успел выбраться из лаза, вытащить какие-то коробки и закрыть люк. Снаружи было уже совсем темно. Фалько задвинул ставенки на окнах, погасил фонарик. Миг абсолютной черноты — и под потолком затрепетал электрический свет. Стало видно, что за ларём есть проём, и Фалько скрылся в этом проёме, прихватив с собой одну из коробок. Крикнул:
— Сейчас подогрею консервы, заварю чай и перекусим!
Возможно, он ждал помощи. Но сил подняться не было, даже есть расхотелось.
А потом запахло тушёным мясом. Рот наполнился слюной, и я пошла на этот запах — будто под гипнозом.
Для дикого приюта в горах кухонный закуток был обставлен очень недурно. Винтовая соковыжималка, тостер, миксер. Даже паровая кофеварка имелась. Затапливать чугунную печь Фалько не стал, включил электрическую плитку быстрого нагрева. На одной конфорке — чайник, на другой — большая жестяная банка консервов, из которой умопомрачительно пахло кашей с мясом. Куда там повару Карассисов с его омарами!
— А энергии хватит? — спросила я.
Не верилось, что в этой глуши и правда доступны все блага цивилизации.
— Аккумуляторы заряжены полностью, — отозвался Фалько, доставая из шкафчика никелированные миски, кружки, ложки.
Через четверть часа мы сидели за столом, уплетая перловую кашу, на которую прежде я и глядеть бы не стала. Вкус тушёной говядины возбуждал аппетит, я съела всё, что мне положили, и отказалась от добавки только потому, что не хотела показаться обжорой. К чаю были хрупкие сухарики, твёрдые галеты и остатки ломаной шоколадной плитки из кармана.
Сытный обед и горячий чай согрели меня изнутри, мощные обогреватели наполнили теплом каменную каморку. Впервые за день захотелось снять пальто, но плечи и спина, оголённые смелым летним декольте, тут же покрылись гусиной кожей. От прохлады в воздухе или от взгляда Фалько, которой следил за моими движениями без видимого интереса, но не отводя глаз?
В легкомысленном платье из бело-жёлтого поплина я казалась себе тропической птицей, залетевшей по ошибке в суровый край скал и снегов. А в небесах кружил ястреб, выжидая момента, чтобы ринуться с высоты и разбросать вокруг яркие перья...
Глупости! Фалько доказал, что не воспользуется моим зависимым положением. Или, как ястреб в вышине, просто ждал случая?
Вместе мы отнесли посуду на кухню, сложили в медный таз, и я честно вызвалась всё перемыть. Пять лет не пачкала рук, но старая жизнь кончилась, саквояж с деньгами остался в лапах жандарма, и надо было учиться обслуживать себя, а возможно и других.
Фалько отстранил меня, сунул в руки тряпичный свёрток, подвёл к дверце, которую я принимала за вход в кладовую.
— Вода уже нагрелась. Женской одежды у меня нет, но эта должна подойти. Свою постирай, на ночь вывесишь снаружи, к утру высохнет.
За дверцей скрывался маленький бассейн. Вода лилась в неглубокую каменную чашу из медного крана, сток закрывала каучуковая пробка. На краю дожидались мыло "Кокетка" с запахом фиалки, свежая мочалка, розовый шампунь для волос, расчёска и махровое полотенце. Должно быть, Фалько приготовил всё это, пока я дремала на лежаке. Как мило. Я подозревала его в дурных намерениях, а он заботился обо мне.
Интересно, сколько сейчас времени?
Выходя утром из дома семьи Виникайо, я забыла надеть часы. Изящная золотая вещица фирмы "Рич Бланн" достались жандармам вместе со всем багажом. О потере я почти не жалела. Добрые жители Тамоны, летний зной, жандармский мобиль, всё это осталось в другой реальности, из которой меня, как принцессу Фредерику, унёс сказочный Сокол.
Как хорошо было окунуться в тёплую, словно парное молоко, воду, расслабить мышцы, растереть по телу душистую пену, смыть с себя пот и грязь долгого трудного дня. Если бы так же легко удалось смыть страх перед будущим…