Бережки я сознательно миновала, чтобы не вымучивать из себя сказочку: зачем вернулась и куда пропал «жених». Согласно карте, неподалёку находилось ещё одно селение, покрупнее, до которого я вполне успевала добраться к полуночи.
Несмотря на провал первоначального плана, я не отказалась от поездки в столицу. Да, теперь уже без ташида, зато с опытом тесного взаимодействия с представителем загадочной расы. В конце концов, я не меньше Киара переживала об угрозе военного конфликта между нашими государствами и собиралась внести посильную лепту в его предотвращение. Правда о чём-то глобальном я старалась пока не думать, намечая лишь своё ближайшее будущее: продать лошадь и лишние вещи. Намечая и не вспоминая, что оставила ЕГО там одного, без сил…
А может, он просто споткнулся?
Я всё равно ничем не могла ему помочь. Пока бы преодолела это огромное расстояние в десятки вёрст, он бы окоченел и его занесла пурга или забрали свои. Да, точно забрали! Ну не мог же он так глупо и бессмысленно погибнуть! Конечно нет. Он сделал это вполне осознано… Кстати, что там вообще произошло? Как у него получилось совершить такой огромный прыжок в пространстве? И как я умудрилась увидеть хоть что-то, находящееся настолько далеко? Никакой бы дар не помог. Может, мне показалось? Пригрезилось?
Меня в очередной раз тряхнуло в седле. Лишившись всадника, кобыла вдруг выказала дурной нрав, периодически натягивая поводья или забегая вперёд. Видимо Ласточке не нравилось плестись позади флегматичного Грачика, которого она явно считала недостойным возглавлять наш маленький отряд.
– Продам на колбасу, – пригрозила я привереде.
Негодница лишь пренебрежительно фыркнула в ответ.
– Брошу в лесу на съедение злыдням. Одного уже бросила.
Не знаю, что подействовало: широкий накатанный тракт, на который мы наконец-то вывернули с заснеженной просёлочной дороги, или реальный пример моего жестокосердия – но Ласточка перестала артачиться, красиво изогнула шею, будто пристяжная в тройке, и послушно порысила наравне с Грачиком.
Я смахнула набежавшие на глаза слёзы и всмотрелась вдаль, сверяясь с направлением.
Интересно, как скоро найдёт меня Алек? Пожалуй, я не только переночую в Торгашах, но и пробуду там весь следующий день. Приведу себя в порядок внешне и внутренне, чтобы были силы и настроение двигаться дальше.
Увы, мечте как следует выспаться, суждено было остаться несбыточной.
По причине очередной ярмарки, которые в Торгашах проводились регулярно, независимо от времени года и погоды, единственный постоялый двор оказался переполнен. Поэтому ночь я провела на конюшне на куче жёсткой соломы, кутаясь во все имеющиеся в наличии одеяла. Рядом посапывали ещё трое бедолаг, которым, как и мне, не досталось приличного места для ночлега. Неудивительно, что под утро от холода и голода пригрезился кошмар, поднявший на ноги быстрее и действеннее ушата ледяной воды.
Продрогшая, разбитая, нисколько не отдохнувшая я отправилась завтракать. Ранним утром в обеденном зале было пусто. На кухне ещё только-только разводили огонь и всё, что мне могли предложить, это остатки вчерашних холодных пирогов. Я попросила подогреть молока и устроилась возле камина, чтобы ещё немного подремать в относительной тишине, старательно прогоняя из головы любые воспоминания о прошлом и мысли о будущем.
Однако долго бездельничать не довелось, да и зал мало-помалу наполнялся оголодавшими за ночь постояльцами. Вскоре за моим столиком без спросу устроились трое болтливых гномов.
– Госпожа веда, – ко мне подошёл мальчишка лет двенадцати. – Пособите в богоугодном деле.
Как-то странно он изъясняется.
Заинтригованная, я расплатилась за завтрак и направилась к выходу следом за просителем. Одет он был самым что ни на есть обыкновенным образом: потрёпанный заячий тулупчик, мешковатые штаны, валенки и толстые обмотки до колена. На голове – овчинный треух.
– Что случилось-то?
– Ведро достать надо.
– Откуда?
– Из колодца.
– Утонуло?
– Разбилось…
Загадка разрешилась быстро и просто. В таком крупном селе не обошлось без молельни, весьма практично обустроенной, надо сказать. Помимо главного здания во дворе имелись: и банька, и беседка для отдыха в жаркую летнюю пору, и колодец – как выяснялось, неглубокий, лишь бы до водоносного слоя добраться, который залегал совсем близко к поверхности. Ничего удивительного, что недавние морозы прихватили воду крепкой ледяной коркой.
– Тока проверить хотел, а оно – тюк! – и рассыпалось. – Мальчишка не выглядел расстроенным, скорее предвкушающим некую потеху.
– Ты кого это привёл, негодник?!
Я обернулась на окрик и увидела бегущего к нам мужчину в долгополой рясе и накинутой поверх шубейке, почему-то женской.
Местный божий служитель был невысоким, тщедушным с длинной, но жидкой, наполовину седой бородой. Тёмные глаза его сверкали праведным гневом.
Не сказать, чтобы между ведунами и клириками велась война, скорее соперничество за первое место в сердцах общей паствы. Хотя лично меня и второе всегда устраивало. Бывало, клиент сначала свечку в молельне поставит, а потом бежит к ведуну с просьбой избавить дом от моровки – нечисти, наводящей порчу на малых детей. Таковой вообще-то не существовало, как и целого ряда прочих тварей, выдуманных из страха перед неведомым, однако разубеждать в этом простой сельский люд было делом неблагодарным, как и рассказывать о необходимости соблюдения карантина при возникновении детских заразных хворей. Поэтому я с чистой совестью брала положенную мзду и пресекала распространение болезни, воздействуя силой дара на энергетическое поле больных, при этом читая забавный стишок, чтобы развлечь детишек и успокоить родителей, которые думали, будто это складное заклинание для изгнания проклятущей нечисти.
– Зачем ты здесь, приспешник тьмы?!
Ого… как всё серьёзно.
– Вообще-то приспешница, – я кокетливо перекинула со спины на грудь туго заплетённую до самого кончика косу и широко улыбнулась.
Моё женское обаяние возымело противоположный ожидаемому эффект: богомолец осерчал ещё пуще:
– У-у-у! Ведьма! Изыди!
Я уж было собиралась последовать суровому требованию, когда мальчонка принялся жалобно уговаривать:
– Отец Кален, пущай для начала ведро достанет и воду разморозит.
– А что с ведром? – Клирик кинулся проверять и обнаружил, что на конце верёвки болтается лишь одинокая дужка.
Возникла заминка. Божьему служителю явно претило моё богомерзкое присутствие на его территории. Миколке же – как звали мальчишку – просто-напросто надоело таскать воду из общего колодца, глубокого, но уж больно далёкого. Сдаётся мне, он скоро так все вёдра в хозяйстве переведёт.
– Ах ты шельмец, – проворчал в бороду отец Кален и, не глядя в мою сторону, буркнул: – Только быстро и без шума.
Микол просиял, а я вдруг сообразила, что это будет моё первое осознанное обращение к дару с момента его вынужденного бездействия. Я даже ночью для согрева им не пользовалась, дурочка.
Ну что ж, приступим…
Левитировать предметы, которые воочию видишь или хорошо представляешь, легче лёгкого. Благодаря усиленному даром зрению я прекрасно рассмотрела обломки ведра, рассыпанные на дне колодца, и с неменьшем восторгом, чем Миколка, радовалась каждому из них, поднятому на поверхность.
Отец Кален наблюдал за святотатством, стоя чуть поодаль и бормоча себе под нос то ли молитвы, то ли проклятия.
Когда возле моих ног собралась кучка из дерева и металла, я, рисуясь, дунула вниз, несколько переборщив с силой воздействия. Разморозилась не только вода, но и частично стаял снег вокруг колодезного домика, обледенив близлежащую территорию. Мы с Миколой равновесие удержали, а вот Кален зачем-то решил проверить умеет ли он ходить по воде в твёрдом её состоянии аки по хорошей дороге. Увы, чуда не произошло, клирик поскользнулся и обидно шлёпнулся на землю под заливистый смех своего служки. Впрочем, парнишка недолго веселился. Он быстро приуныл, когда я сказала, что чинить ведро и колоть лёд ему придётся без моей помощи.
Окрылённая полным возвращением контроля над даром я решила сходить на ярмарку посмотреть, чем торгуют и как развлекаются местные жители и приезжие купцы.
Для зимы установилась относительно теплая погода. Ярко светило солнышко, изредка кокетливо кутаясь в перистые облака, будто в кружевную пуховую шаль.
По пути на площадь я успела исцелить не ко времени выскочивший на лице местной красавицы прыщ, поймать сбежавшую от нерасторопной хозяйки козу за единственный рог и сговориться с вероятным покупателем Ласточки. По сему, придя на торжище, я купила жареных орехов в меду и отправилась смотреть на скоморохов, выступающих в установленном в центре площади балагане.
– Тай! – позвал вдруг знакомый голос.
Ко мне сквозь толпу пробирался Алек. Выражение радости на его лице по мере приближения быстро сменилось негодованием.
Внутри словно лопнула до предела натянутая струна. Оказывается, до сих пор я стойко держалась исключительно благодаря одиночеству, но как только появился тот, на кого можно было переложить часть своих душевных терзаний, сразу сдалась.
Всучив кулёк с орехами стоящей рядом девчонке, которая жадно на него облизывалась, я поспешила навстречу другу.
– Ты почему ничего не рассказала?! Кто такой этот Кир? Что он с тобой сделал? И куда подевался? – с ходу накинулся на меня Алек.
Вместо ответа я шагнула к нему вплотную, обняла и с прорвавшимся сквозь сжатые зубы судорожным всхлипом уткнулась лицом в грудь, чем явно напугала ещё сильнее.
– Ринни, что случилось?
Моё и без того своеобразное имя любили сокращать и так и сяк все кому не лень. Иногда получались забавные варианты, иногда откровенно раздражающие. Однако, когда растерявшийся Алек ласково назвал меня «Ринни», я почувствовала себя маленькой девочкой в надёжных объятиях старшего брата, которого у меня никогда не было. Странное ощущение, особенно в отношении легкомысленного, непредсказуемого Ала, каким я его знала прежде.
Похоже, откровенного разговора было не избежать. У друга накопилось слишком много вопросов и подозрений. Например, почему мой резерв был пуст во время стычки с разбойниками, хотя перед этим не было никакой энергозатратной практики?..
Мы покинули многолюдную ярморочную площадь и медленно двинулись по пустынной улице. Я собиралась с мыслями, Алек терпеливо ждал, когда соберусь.
Мне хотелось выговориться, однако я осознавала: если начну, придётся идти до конца. Доверие может быть только полным, либо это уже не оно. Поэтому, собравшись с духом, я рассказала всё как есть.
Друг слушал внимательно, не перебивая, не возмущаясь по поводу затянувшегося обмана и, в отличие от меня, с каждым словом всё яснее осознающей свою преступную легкомысленность, не ужасаясь. Хорошо, что Киар оказался приличным ташидом и к тому же ослабленным раной. Но ведь я не знала, насколько он беспомощен. Что если бы в дороге он лишил Алека силы дара, захватил нас в плен и утащил в Хаттан? Ведь куда-то же пропали три столичных ведуна? И тот из Тепляков?
– Глупости, никого ты не предала и не бросила, – убеждённо произнёс Ал, без лишних слов понимая, о чём сильнее всего страдаю. – Это его выбор. Он прекрасно сознавал последствия. Да и сомневаюсь, чтобы такому везунчику что-то сделалось. Угораздило же оказаться именно на твоём пороге.
Я улыбнулась сквозь набежавшие теперь уже от облегчения слёзы:
– Как ты меня нашёл? И где оставил Аниту с Устиной?
– В первой же попавшейся по пути деревне, до которой мы еле доползли из-за треснувшей оси. Пришлось идти пешком, ибо выпрягать коней и садиться верхом эти дуры наотрез отказались. То ли имущества им было жалко, то ли свои пятые точки. Не удивлюсь, если они до сих пор чинят колымагу.
– Так, может, проводим их до Отрама?
– Я думал, ты торопишься?
– Не настолько, чтобы бросить бедных женщин в беде. Они такие неопытные путешественницы. Вдруг снова нарвутся на какого-нибудь мошенника?
– Тай… – простонал Алек, характерно закатывая глаза. – Опять начинаешь? Хоть раз о себе подумай.
– Я думаю. О карете. У меня тоже есть пятая точка, и мне её жалко.
Друг скосил глаза на обсуждаемую часть тела.
– По-моему, её не жалеть надо, а… воспитывать.
Он вроде бы пошутил, но то ли из-за сменившегося к концу фразы тона голоса, то ли из-за почудившейся мне двусмысленности, между нами возникла мимолётная неловкость, которую я спугнула дружеским тычком в плечо.
На ночлег нас пустила владелица однорогой козы. Она же оказалась матерью Миколы.
Овдовев, Лукьяна, не слишком расторопная и удачливая в делах, бедствовала, а потому пристроила сына в услужение местному богомольцу, чтобы прокормить да заодно вразумить сорванца-затейника.
Мы долго втроём вечеряли. Лукьяна любила и умела рассказывать истории – одно удовольствие слушать, особенно за компанию с Алеком, острым и метким на язык. Его шутливые замечания были словно приправа к основному блюду. Я повеселилась от души. А утром, когда мы покидали Торгаши, уже Ал покатывался со смеху, слушая занимательный рассказ про ведро и лисью шубу, виденную мной аж целых два раза: сначала на отце Калене, а позднее на бойкой заезжей торговке.
– Наверное, исповедоваться заходила, – невинно заключила я.
– И до рассвета каялась?
– Может, приспичило, да и свободных спальных мест на постоялом дворе не было…
Отдохнувшие сытые кони бодро рысили по широкому – две телеги без труда разъедутся – торговому тракту. Мы с Алеком перекидывались ленивыми шуточками. Солнце светило ярко и весело, поневоле поднимая настроение. Лишь глубоко в душе неприятно саднило от тревожных мыслей о Киаритэе. Надеяться, что всё обошлось, не получалось. Мне хотелось снова его увидеть.