Умирать страшно, но ещё страшнее видеть, как на твоих глазах убивают. Тут при всём желании взгляда не отведёшь. И вроде бы хочется зажмуриться, а не можешь и только отчаянно кричишь, протестуя против чужой жестокости.
– Нет!
Кажется, даже Сарвару стало не по себе от вида того, с какой расчётливостью и холодной решимостью действует его сообщник.
– Ты можешь его спасти. – Ташид придержал за плечо своего хрипящего двойника, на губах которого пузырилась кровь.
«Близость Разлома», – догадалась я.
Вот почему пришлось нанести так много ран, чтобы энергия Разлома не успела восполнить причинённый урон, поддержать, не дать своему созданию погибнуть, пока идёт физическое восстановление. Ядом, что этому мешает, и противоядием, чтобы драгоценная игрушка окончательно не сломалась, видимо не запаслись. У злодеев тоже бывают неудачи и промахи. Впрочем, они и без того прекрасно справились – добились от Тени неосознанного желания выжить любой ценой, даже ценой чужой жизни.
Лицо обожгла хлёсткая пощёчина, заставив голову мотнуться и удариться о ствол дерева.
– Открой глаза!
Я застонала сквозь зубы, подчинилась и тут же была захвачена в плен жуткой тьмой чужого взгляда. Последней связной мыслью было: хорошо, если Яра никогда не увидит, какими страшными могут становиться глаза её будущего супруга. Дальше остались только бессвязные, то есть глупые и мало относящиеся к происходящему думы: «Эх, так и умру девственницей…», «Шерт, не быть мне международной свахой для одиноких соотечественниц и Теней», «Надеюсь, за время вдовства, а это без малого полгода, Ал придумает, как не позволить Леонту использовать его в государственных интересах», «И вообще, если равийский король признает внебрачного сына, после того как тот отличится на дипломатическом поприще, то может Ал согласится стать кронпринцем? Тем более что в военное время подобные перестановки на политической шахматной доске – обычное дело». В общем, так или иначе жизнь будет идти своим чередом, но уже без меня…
Кетановый ошейник ничуть не мешал вытягивать из одарённой пленницы силу. Когда закончился внутренний резерв и без того полупустой, не успевший до конца восстановиться после славной битвы с Дэйвисом, Тень задействовал мою связь с внешним энергетическим полем. Обидно, но сама я не могла пользоваться ею как насосом. Внешняя энергия всегда заполняла резерв постепенно, со скоростью, на которую невозможно было повлиять. К тому же ей требовалось время, чтобы преобразоваться во внутреннюю, пригодную для применения. Присосавшаяся ко мне «пиявка» ни в каких преобразованиях не нуждалась, употребив меня в качестве бумажной трубочки, через которую иные аристократы потягивают смешанные хмельные напитки, рисуясь на публику и растягивая удовольствие. Вот сейчас допьёт и сломает.
В глазах потемнело. Неужели это действительно конец? Я же в чувствах своих до сих пор не разобралась! Как ни странно, это сейчас казалось самым важным.
В ушах зазвенело, заглушая прочие звуки: шелест листьев, перекличку птах в кроне дерева и голоса, довольно громкие, но быстро утонувшие в шуме, что наполнил в последние мгновения мою голову. Прежде чем померкнуть, сознание сподобилось на очевидный бред – передо мной возникло лицо Ала, я даже услышала его голос, отчаянно зовущий меня по имени. Хм, может, это ответ на главный вопрос? Жаль, слишком поздно.
Я всё-таки нашла в себе силы последний раз улыбнуться, прежде чем… умереть.
Никогда не верила в потусторонний мир. Жизнь одна и прожить её надо так, чтобы на смертном одре ни о чём не жалеть, потому что жалеть будет некому и нечем. Вместе с биением сердца безвозвратно погаснет сознание, а значит, не будет чувств, мыслей и сожалений. Поэтому наличие всего вышеперечисленного после преждевременной кончины весьма позабавило. Неужели ошиблась? Загробная жизнь реальна, и сейчас меня будут судить за безверие?
Я распахнула глаза и уставилась в белый потолок. Или это всё-таки небеса такие плоские? Тело своего я действительно не чувствовала. Наверное потому, что у души нет тела, лишь эфемерная оболочка. Вот только почему эта самая оболочка лежит навзничь, а не парит в воздухе?
Рядом раздался тихий всхлип.
Это ещё кто?
О, чудо! Я смогла повернуть свою эфемерную голову.
Перед глазами рыжела Ринкина макушка.
– Рин, – позвала я, едва ворочая языком.
Подруга вздрогнула, подняла лицо и зелёные глаза затопило безмерной радостью.
– Очнулась! – взвизгнула она, подрываясь с места.
– Куда… – прошептала я в безуспешной попытке её остановить.
Постепенно ко мне начали возвращаться ощущения. Тело было непослушным и вялым. Голова казалась отлитой из чугуна. Она так и осталась лежать повёрнутой в левую сторону. Зато теперь я могла видеть дверь и тех, кто вскоре в неё вошёл: очень серьёзный Киар, непривычно взволнованный Эллар, счастливая Ринка и… больше никого.
«А на что ты надеялась, если ОН всего лишь привиделся?»
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо склонился надо мной Элларитэй.
– Мне страшно, – честно ему призналась. – Страшно видеть тебя таким милым.
– Это ты нас всех напугала, – возразила сквозь слёзы Ярина. Теперь она ревела от облегчения и счастья, – когда внезапно пропала вместе Сарваром, а Дарк сказал, что прямого приказа привести тебя не отдавал, просто громко негодовал по поводу нашего чересчур вольного поведения. Тогда Сарвар вызвался найти тебя и сопроводить для строгого внушения, и Дарк не стал возражать.
– Что с Сарваром? И тем ташидом, что был с ним? Их поймали?
– Заговорщиков поймали, – ответил Киар. – Ведётся допрос. Всё оказалось сложнее, чем мы думали. Но сейчас тебе лучше отдохнуть, чем говорить об этом.
– А Тень? Он выжил? – задала я, пожалуй, самый главный для себя вопрос.
– Нет.
Значит, я теперь пустышка... Что ж, большинство людей так живут и не жалуются.
Глаза Ринки по новой наполнились слезами.
– Киар, убери её от сюда, – тихо и проникновенно попросила я. – Оставьте меня одну.
Они послушались. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я повернула голову и уставилась в потолок. В груди разлилась сосущая пустота безнадёги.
Да ладно! У мамы тоже нет дара, тем не менее она нашла своё предназначение в целительстве, где даже многим ведунам до её уровня далеко. Ринка вон тоже не больно-то рвётся заниматься ведовством. Разве что иллюзиями балуется для развлечения дочери. Подруга, правда, не смогла пройти практику и диплом до сих пор не получила…
Из уголков глаз к вискам скользнули непрошенные слезинки.
Если лисе отрубить хвост и посадить на цепь, она не превратится в собаку, а её скрипучее повизгивание не сойдёт за лай. Так и останется навсегда калекой. И на волю такую уже не выпустишь – без хвоста быстро сгинет.
Однако то лиса, они все хвостатыми рождаются, а одарённых среди людей от силы один процент. Проблема в том, что свой дар я ощущала не чем-то внешним, а частью самой себя, без которой никогда не смогу быть полноценной.
Или это во мне говорит обыкновенное тщеславие? Мне просто нравилось быть сильнее других, входить в тот самый пресловутый процент?
Дверь медленно приоткрылась, в комнату проскользнула Шита и замерла, любопытно принюхиваясь. Густая тёмно-серая с серебристым отливом шерсть походила на плюш, и на ощупь, наверное, была такая же шелковистая и мягкая.
– Кис-кис-кис, – позвала я и похлопала по месту рядом с собой.
Эйра недоверчиво сощурила голубые глаза, настороженно повела маленькими круглыми ушками.
– Как знаешь. – Я отвернулась. С Муркой была та же история: чем меньше внимания обращаешь, тем больше ластится.
Данная тактика сработала и на этот раз: на кровать бесшумно вспрыгнуло довольно увесистое тело. Я не спешила приставать к Шите с ласками, равнодушно глядя в потолок. Раздалось вопросительное мурканье, и расслабленно лежащую на постели левую руку требовательно боднула кошачья голова. Я легонько её погладила. Довольная выпрошенной лаской эйра растянулась рядом и убаюкивающе замурлыкала. Может, действительно поспать? Утро вечера мудренее, а судя по освещению в комнате, сейчас как раз-таки вечер.
Задремала я настолько незаметно, что поначалу даже не поняла, почему вдруг стало темно. Стеклянный фонарь с заключённым внутри элементалем мягко подсвечивал прикроватную тумбочку и макушку сидящей на полу подруги.
Что с ней? Почему рядом не легла?
Я присмотрелась и сообразила, что это вовсе не Ринка.
– Ал? – спросила тихо и недоверчиво. Лишь бы мне сейчас не снился кошмар, и обернувшийся друг не оказался каким-нибудь кровожадным монстром.
Парень вздрогнул, явно очнувшись от сна.
– Тай, – с облегчением выдохнул он, будто тоже чего-то боялся или сильно переживал.
– Почему ты здесь сидишь? – глупо спросила я.
– Могу лечь, – не менее умно ответил муж, поднимаясь.
Он был полностью одет в отличие от абсолютно голой меня. Последнее я осознала только сейчас. Силы вернулись, а вместе с ними чувствительность обнажённого тела, накрытого лишь тонким шёлковым покрывалом, которое провокационно сползло до середины груди. Я поспешно натянула его повыше. Надо отдать Алу должное – всё это время он смотрел мне в лицо.
– В смысле, как ты попал в Хаттан?
– Верхом на драконе.
– Не шути так, – возмутилась я, садясь и не забывая придерживать одной рукой покрывало.
– Я не шучу.
С удивлением обнаружила, что после сна действительно чувствую себя прекрасно. Ал устроился на краю кровати. Я чуть помедлила и порывисто его обняла. Муж крепко прижал в ответ и ласково провёл рукой по спине. Какое-то время мы просто молчали.
– Ты знаешь, что случилось? – спросила я, не спеша отстраняться.
– Да.
– У меня больше нет дара.
– Ты уверена?
– Угу. Ничего не чувствую. Пустота.
– Прошло слишком мало времени. Не спеши отчаиваться.
Ал так убеждённо это произнёс, что мне захотелось увидеть его лицо.
Я отодвинулась и принялась внимательно разглядывать друга-супруга. В нём что-то неуловимо изменилось или было всегда, а сейчас выдвинулось на передний план. Вот только я никак не могла понять и объяснить себе, что именно.
– Поцелуй меня.
Он замешкался лишь на мгновение – чересчур внезапной была просьба, а потом стремительно, пока просительница не передумала или не объявила, что пошутила, наклонился и накрыл мои губы своими. Сначала легко и бережно, давая время одуматься и пойти на попятный, но, когда я потянулась навстречу, перестал «церемониться». Одна рука оплела мою талию, вторая обхватила затылок, пальцы запутались в волосах, перебирая растрепавшиеся пряди, ласково провели по шее. Тысячи мурашек затанцевали по коже, а внутри разлилось вязкое щекочущее тепло. Поцелуй становился всё требовательнее и глубже, сливая нас воедино, смешивая и деля на двоих головокружительные ощущения.
Неужели это действительно происходит со мной и Алом? Почему тело так остро и страстно реагирует на прикосновения мужчины, которого я привыкла считать другом? Мы и раньше обнимались, и, как недавно выяснилось, не единожды целовались, но вот так я плавилась в объятиях Ала впервые.
Губы мужа скользнули вдоль шеи, обожгли дыханием ключицы. Из моей груди вырвался протяжный стон, а тело бесстыдно выгнулось навстречу. Покрывало на нём удерживалось исключительно благодаря нашим тесным объятиям. Да что со мной происходит?!
Ал отстранился первым.
– Прости. Я, кажется, увлёкся.
Зато я окончательно поверила, что это не сон. Пододвинулась, уступая больше места.
– Ложись и рассказывай, как ты здесь оказался, – потребовала, старясь незаметно выравнять дыхание.
Когда Ал выполнил просьбу, я ткнулась лбом ему в плечо и притихла, обратившись в слух. Однако надолго моего спокойствия не хватило, уж слишком поразительным оказался рассказ.
Подаренное мне мужем колечко было настолько сильным артефактом, что, когда Эллар случайно меня ранил, Ал смог это почувствовать и тут же кинулся на выручку. Телепортом из Иллироса можно было попасть только в столицу Равии. Переноситься туда, затем к внешней границе Хаттана, чтобы дальше скакать верхом было бы слишком долго и бессмысленно. О внутренних границах-Заломах Ал не ведал, зато знал о высокой горной цепи, которая заранее сводила на нет все усилия. И тут помогла моя мама, успевшая к тому времени повидаться с папой. Потерявший человеческую память Риан признал её не как жену, а как хозяйку. Повелеть ему доставить Ала в Хаттан большого труда не составило. Зверем дракон был очень умным. В какой-то момент парочку попытались задержать стражи. Вернее, они впервые увидели летящего верхом на драконе человека и проявили похвальное любопытство. Ал сумел убедить их связаться с Владыкой, в результате чего получил разрешение сократить путь через Заломы.
– Вот только я всё равно опоздал, – тихо произнёс он, ласково перебирая мои волосы. – Ты уже умерла…
– В смысле?! – вскинулась вполне живая я.
– Твоё тело, – поправил сам себя Ал. – Оно уже остывало, а разум едва теплился.
– И что? – от волнения сердце пропустило удар.
– Пришлось Разлому создать новое.
Я села, беззастенчиво скинула покрывало и принялась исследовать себя глазами и руками.
– Что ты творишь? – голос Ала подозрительно охрип.
– Оно такое же! – уверенно заявила я. – Или мне надо больше света.
– Не надо, – возразил супруг.
– Раны на плече нет, – обнаружила я первый отличительный признак, с изумлением проведя по гладкой без малейшего изъяна коже. А вот родинка у основания шеи осталась на положенном месте. Чудно…
– Тай, прикройся.
– Вот ещё! – возмутилась я, перекинула ногу через мужские бёдра и уверенно их оседлала. – Я жива. Жива! Даже несмотря на то, что умерла. Это настоящее чудо! То, что ты находишься здесь, рядом со мной – чудо вдвойне!
Глаза Ала полыхнули огнём, а в голосе послышалось рычание:
– Тайрин, если ты сейчас же не прекратишь, я за себя не ручаюсь.
Вместо того чтобы прекратить, я наклонилась и припечатала ладонями подушку с обеих сторон от мужниной головы.
– Если ты сейчас же не начнёшь…
Угрожать я тоже умела.
Дальнейшее гораздо больше напоминало яростную схватку, чем первую брачную ночь, иначе почему по итогу одежда Ала оказалась варварки разорвана в нескольких местах? Ни в действиях, ни в выражениях мы оба не стеснялись. Я даже укусила мужа, а он отшлёпал зловредную меня в наказание. Какой бы широкой не была кровать, мы с неё всё-таки сверзились, причём в нужный момент я оказалась сверху.
– Ты накинул полог тишины? – запоздало спохватилась и тут же исступлённо всхлипнула, настолько тесно наши обнажённые тела прижались друг к другу из-за падения.
– Да, – глухо ответил Ал, горячими ладонями обхватывая меня за талию, приподнимая над собой, чтобы смогла согнуть ноги в коленях, и снова медленно опуская. Наши тела соединились по-настоящему. Короткая вспышка вполне терпимой боли, осторожное движение где-то глубоко внутри и его умоляющее: «Прости. Больше не могу».
Наш первый раз случился на полу…