Ненужная истинная дракона. Хозяйка Солнечного поместья

Глава 20. О храбрых мышах и красивых мерзавцах

Лира смотрит на меня, хмурится, но не спорит. Надо бы поподробнее ее расспросить о ее договоренностях: что-то слабо верится, что Лира спокойно раздавала землю аж телегами на протяжении нескольких лет.

В глазах старосты мелькает раздражение, взгляд становится колючим, как у человека, который не доверяет никому, потому как сам привык обманывать. Значит, моя чуйка меня не подводит.

— Хозяйка? — серьезно спрашивает он. — Неужто тетушка Ли все-таки решилась продать свое драгоценное поместье?

Глазки бегают, ищут что-то, цепляются за драконово дерево (и в этот момент я радуюсь, что оно ещё не отличается от обычных ростков), сужаются, снова оценивают меня.

— Это уже не ваше дело, — говорю я. — Что насчет сделки?

Конечно, мы рискуем на какое-то время остаться без яиц и молока, но раздавать землю сомнительным личностям — ещё больший риск.

— Тетушка Лира, — в голосе старосты появляются нотки злости, — подтвердите этой вашей новой… хозяйке, что с момента прошлого обмена на землю Элина приносила тебе ещё два кувшина молока, крынку сметаны и корзинку яиц.

Хм… Пытается набить цену, хотя даже мяса не было? Негусто что-то, негусто.

Перевожу взгляд на Лиру, та кивает.

— Учту все, — поднимаю бровь. — Мы же тут не для того, чтобы друг друга обмануть?

Лицо старосты аж передергивает.

— Не думаю, что жителям понравится ваше решение, — пытается надавить на меня староста. — Земля для крестьян не то же самое, что монеты.

— Ждите здесь, — говорю я.

Да, наверное, от тщедушной девчонки такое не ожидаешь, но староста, хоть и жаден, достаточно предусмотрителен, чтобы сначала присмотреться.

Возвращаюсь в дом, чтобы взять монет.

— Не нравится он мне, — говорит Чес, шебарша рядом.

— Мне тоже, — говорю я, отсчитывая серебрушек. — Сдается мне, он тот ещё крендель.

— Страшно тебя тут одну оставлять, — деловито заявляет мышонок, — но я залезу в телегу да посмотрю за ним.

— Какой самоотверженный Честер! — улыбаюсь я и подставляю руку, чтобы он на нее забрался. — Но ты правда очень поможешь. Только будь осторожен, а то как я без тебя.

Он довольно поднимает мордочку и залезает на ладонь, слегка царапая ее коготочками.

Поросячьи глазки старосты алчно следят за монетами, которые я пересчитываю прямо перед ним, озвучивая вслух цены. Даже интересно, сколько из этого дойдет до крестьян? Впрочем, для того чтобы узнать это, Чес только что шмыгнул в телегу и затаился.

— Что ж… Я не уверен, что ещё кто-то согласится передавать вам продукты, — напоследок говорит староста после того, как своими пальцами с заусенцами прячет монеты в кошель за пазухой.

Я провожаю взглядом поскрипывающую телегу с мыслью, что нужно подумать о воротах, а лучше — магической охране.

— Проблем принесет же, — говорит Лира.

— Не он первый, не он последний, тетушка Ли, — отвечаю я и подхватываю нехитрую провизию, что привез староста. — Возможно, я и хотела бы тихо тут отсидеться, да только не судьба. Не готова я ради этого прогибаться ни под мачеху, ни под Рудвера, ни под этого жадного старосту.

И тем более думать о каких-то там драконах. Даже с шикарной… спиной. Даже если они мне в видениях приходят.

Лира смотрит на меня с теплой улыбкой.

— Ты похожа на свою мать, — говорит она. — Жаль, что ей отмерено в этом мире было мало. Красивая, пробивная была. Я рада, что Августа не смогла в тебе этого погасить.

Я отвожу взгляд и закусываю щеку. Адалию — погасила. Сломала. Но я не она, хотя даже Лире об этом ни за что не скажу.

— Как давно ты отдаешь землю в таких количествах? — спрашиваю я.

Мне важно понимать, насколько давно обнаглел староста.

— Да ты знаешь, сначала я рассчитывалась напрямую с крестьянами. Они приходили, приносили. Но много ли они на себе унести могли? Даже очередь себе устроили: в этот месяц этот двор, в следующий — другой. Люди тут добрые, друг за друга горой.

Ага, и как в любом стаде есть паршивая овца. Впрочем, тем проще будет просто сдать этого старосту им с потрохами. Крестьяне сами придумают, как им поступить с обманщиком.

— А потом староста сказал, мол, чего вам мучиться, давайте я сам буду возить. Два года приезжал раз в три месяца, набирал земли, да уезжал. Но в последний год стал чуть ли не раз в месяц прикатывать, — Лира вздыхает. — Так-то крестьян я понимаю, но…

— Значит, точно пора менять правила игры, — усмехаюсь я. — Не переживай. Вот увидишь, в выигрыше еще останемся не только мы.

Тетушка Ли, как и накануне, выпивает настойку вербены и уходит к себе, а я еще какое-то время остаюсь на улице, у крыльца флигеля. Прислушиваюсь к веселому треску кузнечиков и цикад, к отдаленному шелесту волн, который приносит заблудившийся среди ветвей ветер, к поскрипыванию старых деревьев, к едва слышному лаю собак в деревне.

Среди всего этого я различаю выбивающийся из всего звук, похожий на хлюпанье весел по воде: плавное бульканье и всплески. Сначала мне кажется, что это действительно лодка, я даже жду, предполагая, что услышу нарастание или отдаление звука. Но он остается одинаковым. А значит, это что-то на острове… но что? Утром обязательно разберусь. Если, конечно, чего-то нового не приключится.

Постепенно меня начинает клонить в сон, и я ухожу к себе в надежде, что в эту ночь все сараи останутся целыми, а гостей неожиданных не будет.

Я стою в темном кабинете, где из всего освещения только лампа, похожая на древнюю масляную из моего мира, только внутри не огонь, а световой шарик. Она бросает ровный тусклый свет на стол, заваленный бумагами и фигуру мужчины в кресле.

На спинке кресла наброшен камзол с эполетами и какими-то нашивками. А сам мужчина сидит, откинувшись на спинку и глядя на меня исподлобья.

Игра света и тени четко очерчивает скулы, прямой аристократический нос и упрямый подбородок. Чувственные губы напряженно сжаты, а серьезные, задумчивые черные глаза пристально рассматривают меня.

Арион Тарден. Ну красив же… Такого раз увидишь — больше не забудешь. Только вот мерзавец, какого тоже не забудешь. Вот даже во сне мне снится.

— И что в тебе нашел Ринг? — задумчиво говорит он. — Да, глаза хороши. Да, магия оказалась вкусной. Но не на что больше взглянуть! Таких же сотни… В любом городе!

Что?! Он меня еще и в моем собственном сне оскорбляет?!

— Ты на себя посмотри! — справедливо возмущаюсь я.

Дракон выпрямляется, сжимает ладонями ручки кресла и прищуривается:

— Ты что, меня слышишь?