Чес смотрит на меня своими глазками-бусинками и так морг-морг, вроде как и ни при чем. Я поднимаю правую бровь и выжидательно гляжу в ответ. Надо же, прошла бы мимо этого серого мыша и никогда бы не заподозрила в нем такого… А кого, кстати?
— Ладно-ладно, — сдается Честер. — Что ты хочешь знать?
— У меня, я тебе хочу сказать, вопросов накопилось предостаточно. Даже не знаю, с чего начать… Например… Почему я? Ты же не орал всем направо и налево?
— Откуда ты знаешь? — хмыкает зверек.
— Наверное, я бы раньше тебя услышала. А так ты только и сказал вот это свое “Стоять!” — логично объясняю я. — Так почему?
— Ну не всем же я могу доверить быть своим хозяином? — Чес забавно садится на моей ладони, как будто он хомяк, а не мышь.
— Не объяснение.
Он вздыхает, кажется, закатывает глаза, но все же продолжает.
— Какая же ты дотошная, — недовольно фыркает он. — Увидел я… Что другая ты. Не такая, как местные.
— А я местная. Адалия Пэрис. Дочка трактирщика, — говорю я и присматриваюсь к нему.
— Ой, да не смеши, — он забавно отмахивается лапкой. — Не она ты. Все они ж какие?
— Какие?
— Серые! Скучные и неинтересные.
— А я, значит, клоун?
— Нет! Ты такая… Такая… Светлая, яркая, теплая…
Ну, хорошо, что теплая, а не труп. И говорит, ведь мелкий хулиган, своим шикарным лирическим баритоном с легким таким придыханием, что от этого я сама в себя готова была бы влюбиться.
— В общем, с тобой все ясно стало сразу, вот я и решился позвать. А то мне скучно…
Скучно ему. Зато мне ой-ой, как весело.
— Ладно. Но ведь по городу уйма мышей, крыс и прочей живности, почему я их не слышу?
И хорошо, что не слышу, а то если бы все одновременно болтали, то я бы с ума сошла.
— А тут… Я не знаю, — он делает кислую моську. — Я же как, раньше при храме жил. И вот однажды полез я, значит, на эту их подставку за едой. Они там вечно складывают всякое, чем можно поживиться. Никогда так не делал, но до того так голодно не было, а тут я не ел почти два дня, истощал, оголодал! Вот и решился.
— И что? — спрашиваю я, но уже начинаю примерно понимать, что мне дальше в рассказе ожидать.
— Ну и… Приложило меня: помню белый шар, а больше ничего не помню, — вздыхает Чес. — Очнулся уже таким. Вижу все иначе, со своими говорю, как будто они совсем дети… Сбежал из храма, а тут ты. Разве я мог тебя не остановить?
— Мог хотя бы не пугать, — вздыхаю я и опускаю мыша на колени.
Карета покачивается и периодически подпрыгивает на кочках. Через окна внутрь задувает запахи свежей травы, сирени и влажной земли.
Так… А ведь до меня только сейчас дошло… Меня ж сейчас везут в какой-то там монастырь!
— Чес, а откуда ты про карету знаешь? — уточняю я.
— Так, в храме слышал, что сегодня послушница поедет, — говорит он и чешет лапкой нос. — Как только понял, что дела плохи, сразу вспомнил об этом.
— Вовремя, — вздыхаю я. — Спасибо.
Достаю из кармана письмо отца Адалии. Мне нужно “участок земли к югу от Валерона на имя Лиры Бранкс”. Это настолько расплывчатое определение, как, например, в дубовой роще сказать, что закопал клад под дубом.
— Чес, а будет смотреться нормальным, если я сейчас попрошу высадить меня и отпустить? Сошлюсь, например, на то, что передумала в монастырь. Не все так плохо в моей жизни, — рассуждаю я.
— А тебе куда надо? Чем тебе монастырь не угодил? Есть, где жить и спать. Накормят… — теряется мышонок.
— Ну нет, Чес, у меня немного другие планы на жизнь. Мне нужно найти участок земли, но я понятия не имею, где это…
— А что о нем знаешь? Что там рядом? Кто хозяин? — заинтересованно перебирает лапками Чес. — А зерно там будет?
— Знаю только, что к югу от Валерона и кто хозяин, — киваю на письмо. — Никакой конкретики!
— Ну почему же, — мышонок прямо оживляется. — К югу от Валерона не так много поместий… И они расположены близко к городу, потому что дальше, за этими поместьями — граница.
— Значит, в ближайшей таверне, которая служит перевалочным пунктом, должны всех ближайших владельцев знать! — заканчиваю рассуждение, пользуясь памятью Адалии.
Фух! Это уже хорошо. Остается понять, как попасть в таверну и не попасть в монастырь.
Внезапно карета тормозит, а кучер открывает дверцу.
— Ну все, вроде уехали достаточно далеко от города, вряд ли будут здесь искать, — с тем же равнодушным лицом говорит он. — Дальше не смогу отвезти — леди все же надо будет забрать.
Я слушаю его и понимаю, что ничего не понимаю.
— Так вы… знали, что я не она?
— Конечно, я сразу все понял, — он срывает длинную травинку и берет в рот. — Но я так ненавижу этих охранников, что решил помочь. Но извиняй, дальше никак. Тебе теперь по дороге прямо, там где-то минут через сорок будет таверна. Не пропустишь. Там дождешься другого экипажа.
Ну ничего себе! А если бы я действительно была преступницей?
— А у вас теперь проблем не будет? Вернетесь, потом опять поедете…
— У меня есть писулька от мэра, — отмахивается кучер. — Им останется только утереться.
— Спасибо! — достаю из кармана один из серебряных, отложенных специально, чтобы в мешочек не лазить и не светить добро.
— Удачи тебе, — кивает кучер. — А она понадобится.
Вот что-что, а удача точно нужна.
Я провожаю взглядом удаляющуюся карету, а потом, как и сказали, иду вдоль дороги, пока действительно не показывается таверна — небольшое двухэтажное здание из серого камня, крытое потемневшей и замшелой черепицей. Снаружи, у одноэтажной пристройки “припаркованы” две телеги и одна карета, а под навесом рядом на бочках и ящиках сидят мужики.
Повсюду видны следы копыт и колес — сама таверна оказывается расположена на перепутье. Воздух наполнен звуками разговоров, ржания лошадей и цоканья подков.
Поднимаюсь по широкой каменной лестнице к дубовой двери и захожу в просторное помещение, внутри которого царит оживление. За грубо сколоченными столами сидят посетители, в основном мужчины.
В углу справа горит очаг, над которым висят котелки с чем-то булькающим. Пахнет тушеной картошкой и жарящимся на вертеле мясом. А еще свежеиспеченным хлебом, как в детстве, у бабушки. Это сразу подкупает и создает атмосферу уюта.
Прохожу сразу к длинной барной стойке, за которой расставлены бочонки и бутылки. Крепко сбитая высокая женщина вытирает ее и убирает деревянную кружку за каким-то посетителем.
Глянув на меня, она расплывается в улыбке:
— Чем могу помочь? Освежающий напиток?
— Подскажите, а вы ведь знаете всех местных землевладельцев? — начинаю я, пытаясь вложить в голос максимум дружелюбия и уверенности, а сама нервно перебираю пальцы.
Только скажи “да”, только скажи “да”...
— Абсолютно точно! Всех от восточной до западной границы! — женщина поправляет тыльной стороной запястья чепец и сдувает упавший на лоб локон. — А вы, небось герцога Алброу ищете?
Понятия не имею, что за герцог. Но если его часто ищут девушки, это так себе признак.
— Нет. Не подскажете, где я могу найти Лиру Бранкс? У нее…
Радушное выражение лица женщины тут же меняется. Она сжимает челюсти, ее брови сходятся на переносице, образуя глубокие вертикальные складки между ними. Взгляд, ранее доброжелательный, становится более цепким и пронизывающим.
Женщина бросает короткий взгляд куда-то за мою спину, а потом жестко отвечает:
— Не знаю такой. И никто не знает. Езжайте дальше.