Ненужная истинная дракона. Хозяйка Солнечного поместья

Глава 54. О настойчивости

Все движение в поместье замирает: крестьяне останавливаются из-за любопытства, а остальные — потому что знают о моих отношениях с “любимой” мачехой. Но сейчас обстоятельства несколько иные.

Она с трудом спускается на запыленный камень подъездной аллеи и поднимает взгляд на особняк, который снаружи все еще выглядит не очень презентабельно. Ну а что, она рассчитывала тут дворец сразу найти?

Хотя, наверное, ей все сгодится, только бы продать можно было.

Следом за мачехой, морщась, выходит Эренция. Ну да, как же без нее. Она, как обычно, поджимает и так тонкие губы, всем своим видом показывая, что не довольна тем, что видит.

Что им там нотариус наплел?

Августа бросает на меня взгляд, который мог бы убить, но, оценив обстановку и количество присутствующих глаз, расплывается в приторной улыбке.

— Адалия, милая моя! — она раскрывает руки, приглашая броситься к ней в объятия. — Как же я рада!

Конечно, никуда кидаться я не собираюсь, да и обниматься с ней в принципе мне не улыбается. Но я призываю все свои артистические навыки (прости, Станиславский, я сама себе не верю) и обхватываю ладонями лицо:

— Ох, матушка! Вы приехали! — хлопаю глазами, но выдавить слезу не выходит. — А я-то уж и не знала, как вам весточку-то отправить.

— Мы весь город обыскали, все окрестности, думали все… не найдем тебя! — продолжается спектакль. — Корила себя я, корила… А тут господин Эндор вдруг появился, о тебе рассказал. Так я ни минуты не ждала! Тут же заложили экипаж и поехали.

Ага, а разодетая Эренция — это просто она так с утра нарядилась. На сводной сестре Адалии надето лимонное бархатное платье с кружевными оборками, гарнитур из сережек, браслета и кулона с топазом, который сейчас лежит в… углублении, которое было искусственно создано путем добавления нескольких подкладок.

Для кого она, интересно, так оделась? Уж не Эндора ли соблазнять? А что… Нотариус, конечно, не барон, зато финансово иногда в более выигрышном положении.

— Господин Эндор же поделился моей радостью, матушка? — улыбаюсь, предвкушая реакцию мачехи. — Это все теперь официально мое! Представляете, папенька оказался прозорлив и так обо мне позаботился!

— Да как же, милая моя? — Августа аж краснеет и хватается за свой веер. — Как же ты смогла оформить-то все? Я же все…

Она осекается, глазками туда-сюда бегает, понимая, что чуть не сболтнула лишнего, раскрывает веер и нервно обмахивается.

Постепенно крестьяне теряют интерес, а вот все остальные подходят поближе, выстраиваясь рядом. Кажется, что-то похожее уже было тут. Только количество тех людей, которые готовы стоять за меня, возросло со временем.

И мне от этого тепло и радостно. Это чувство, которое действительно может перекрыть воспоминание от того, как я тихо угасала в больнице. В одиночестве.

— С бумагами господин Эндор и помог. А еще познакомься, это мои друзья. Наш… кучер, — я показываю на Варда, который прищуривается и перехватывает поудобнее топор, которым рубил сухие ветки на деревьях подъездной аллеи. — Рина, моя подруга, которая помогает мне с уборкой, — подмигиваю ей, чтобы она подыграла. — Тетушка Ли, которая приютила меня, — Лира с подозрением смотрит, сжимая трость. — И… Харрис. Тоже помощник.

Решаю, что мачехе незачем знать, что тут лекарь, который может вывести на чистую воду все ее манипуляции моим здоровьем. Уж на него-то я точно не жалуюсь: господин Харрис меня проверял на всякий случай разными способами. Диагноз: здорова, хоть сейчас рожай.

— Ох, как же мне жарко, — гнусаво стонет Эренция, жеманно прикладывая тыльную сторону кисти ко лбу. — Кажется, я сейчас упаду в обморок… Маменька…

Еще бы ей не было жарко. В бархатном-то многослойном платье. Наверняка еще и в самом плотном корсете.

Но мачеха только отмахивается от каприза дочери, чем вызывает растерянное выражение лица у сводной сестры Адалии. Но у Августы сейчас явно другие приоритеты. Ее глаза все больше скользят по окружающей нас обстановке и все ярче загораются алчностью.

Но невольные зрители мешают ей напрямую перейти к следующему шагу и заставляют придумывать поводы, чтобы попасть в дом. Мне даже интересно за этим наблюдать.

— Это все прекрасно, — охая, говорит Августа. — Но с твоим здоровьем… Ты же наверняка тут не принимала свои лекарства! Ах, бедная… Надо было тебе привезти… Ну ничего страшного, милая моя. Идем скорее, показывай, где можно жить. Теперь у тебя есть, на кого положиться, и кто поможет тебе в обустройстве тут.

Она явно не рассматривает серьезно никого из присутствующих: я же не назвала ни титулов, ни званий. А, значит, Августа считает всех ниже себя.

— Ну что вы, маменька, — даже не двигаюсь с места. — Я замечательно со всем справляюсь! А здоровье…

— Не переживай, я сейчас же пошлю кучера за лекарством. Веди меня скорее в дом! — эта фраза уже звучит резче и требовательнее, потому что терпение Августы заканчивается. — Эренция, милая, достань наши чемоданы.

— Но маменька, я не…

— Доставай, — сквозь зубы цедит Августа.

Эренция вздрагивает и лезет в экипаж.

— Идем скорее, — настаивает Августа, все с большим трудом удерживая свою улыбку, и пытается взять меня под руку.

Вард дергается, но я качаю головой, намекая, что все в порядке. Среди моих “соратников” вообще царит такое напряжение, что я его почти кожей чувствую.

— Не стоит беспокоиться, маменька. Как же там без вас трактир? А тут я справлюсь со всем и непременно приглашу на бал. Вы же любите балы? Эренция, ты же любишь балы?

Я широко распахнутыми глазами смотрю на сводную сестру, у которой аж рот от удивления раскрывается. Похоже, у нее не укладывается в голове взаимосвязь “Адалия” и “пригласит на бал”. Но, надо отдать ей должное, она кивает.

— Спасибо, что приехали, маменька, — улыбаюсь я. — Это так приятно, что вы обо мне заботитесь! Давайте, мы накроем в беседке чай, как раз кучер и кони отдохнут. А то потом вам же до темноты бы обратно добраться. Тут дороги опасные.

Если до этого Августа краснела, то теперь покрывается почти бордовыми пятнами. Я и выгоняю ее! А она сделать ничего не может, чтобы принудить меня и не потерять лицо. Свидетелей много.

Киваю Лире, и они с господином Харрисом уходят готовить чай. Рина и Вард переглядываются, но с места не сдвигаются.

— Разве я могу бросить в беде свою любимую дочурку? — уже цедит она, а веер в руке начинает жалобно похрустывать.

Если она правда думает, что сможет продавить меня, то зря. Она даже не представляет, сколько мне в суде при разводе с мужем отстаивать свое мнение приходилось.

— Нет, конечно, — улыбаюсь я. — Но я и не в беде.

Августа тяжело втягивает воздух через сцепленные зубы (может, у нее челюсть свело?) и все же хватает меня за руку.

— По-ка-зы-вай… доченька.

Рядом со мной внезапно возникает Тарден. Он что, опять использовал телепортацию?

— Что тут происходит? — мгновенно замечая пальцы Августы, сомкнутые на моем плече, спрашивает Арион.