Праздник
Утром, я собралась на экзамен и проверить — стоит ли та машина. За эту бессонную ночь я уже чего только не напридумывала себе, и что квартиру продали, и что Матвея тут уже не ждут, и что у Фуриных остановился родственник, чтобы за отцом и хозяйством приглядеть. Перемена на парковке пугала. Что всё это означало?
Я и так сходила с ума от неизвестности, и машина свалилась на голову совсем некстати.
Хорошо, что сегодня сдача по истории искусств. Это отвлекало. Я волновалась, потому что плохо запомнила даты. Старалась зубрить, но помогали только ассоциации. Цифры были для меня как из другого мира, и их нужно было приклеить к чему-то понятному, чтобы не терялись.
Я глянула на время и молча закрыла за собой. Дома никого нет, прощаться не с кем — все уже разбежались по работам и в школу, а я покидала наш муравейник последней. На экзамен пришлось одеться официальней, «поприличней», чем просто джинсы и растянутая кофта. Поэтому по лестнице стучали сапожки, а колени прикрывала приличная миди с довольно приличным разрезом. Я глядела под ноги, чтобы не навернуться с непривычки. Как тупо носить каблуки зимой. И как я раньше умудрялась в них бегать? Надо осторожнее на крыльце, с утра уже подмораживает — скользко, — вяло и скучно текут мысли, пока краешек глаза не цепляется за что-то красное на ступеньке.
Кровь?
А нет, — приглядываюсь. — Лепесток. У кого-то праздник, свидания, букеты… счастливчики… вон, на площадке ещё лежат. Усмехаюсь злорадно: лепестков многовато, как будто кого-то по морде отхлестали. Так ему и надо. За просто так букетами по лицам не бьют. Красные пятнышки спускаются ниже — на первый этаж. Тут жертва истекала лепестками. Кап-кап, — вышла я на крыльцо, помня про предосторожность. Тонкая корочка инея покрывала бетон, как плесень. Я схватилась за перила и снова заметила лепестки. Тут тоже прошла букетная жертва. Сползла, похрамывая, по ступенькам и прочь со двора. Я пустилась по лепестковому следу, как папуас пускается по следу подбитой косули.
Всё равно по пути.
Чуть не забыла проверить машину. Но лепестки напомнили — завернули в её сторону. Что? Я насторожилась. Не может быть — красные капли лепестков тянулись неровной дорожкой до знакомого подъезда. Я притормозила и нахмурилась. Проверила время. Нельзя останавливаться, — думала я, волнуясь, — и что за сюр с этими лепестками? Почему…
Почему сердце заколотилось, как больное…
Я уже не понимала, от чего я волнуюсь больше, от предстоящего экзамена или от этих лепестков, зовущих в ЕГО подъезд. Что за шутки…
Тук-тук-тук… — застучали сапоги самоходы — сами свернули с пути и пошли по лепесткам. Ну ладно, — сдалась я, бледнея. — Ладно… я только подойду немножко… проверю… Всё равно дверь закрыта.
Как глупо.
Не успела я поставить ногу на первую ступеньку — раздался писк. Теперь он не показался мне мерзким, как раньше, он зазвучал в моём одуревшем воображении настоящими рождественскими колокольчиками. Праздничными бубенцами. И дверь распахнулась, как по волшебству, вселяя в меня надежду, веру в чудеса, как в детстве. И я стала подниматься по лепесткам, как по праздничному конфетти. Шаг. Два. Три. Четыре…
И вложила свою белую дрожащую ладонь в большую и теплую. И разукрашенная чернилами рука затянула меня в свой волшебный мир, в зелёный, как райский сад, подъезд. И тёмная Балтика утопила меня в своих морских глубинах, а я задыхалась, не веря, захлёбывалась без кислорода, приближаясь к заветным губам.
Мы не произнесли ни слова.
Мы растворились друг в друге на бесконечное количество лет, веков, тысячелетий. Мы разорвали понятие времени, вышли за его рамки. Сколько прошло? Не важно! Сверху щёлкнула дверь, но мне было всё равно. Я прижималась к горячей груди, обвивала шею нежно, и ласточку, и розы, и запускала кончики пальцев в русое поле волос. Я дышала, я наконец-то ожила, я пережила этот страшный сон, я перелетела к нему через чёрную пропасть времени. Через одиночество. И он поймал. Я с трудом верила, что ОН настоящий. Я уже не доверяла своим пальцам, своим губам и глазам. Но Матвей обнимал крепко. Очень крепко. Он живой! Он тут! — ликовала я, чуть не плача.
Он поднял меня на руки, и я заскользила по воздуху:
— Куда…? — только и выдохнула между поцелуями.
— Ко мне, — ответил, перенося через порог.
Дверь прикрылась и заглушила топот соседских ног. Мы оказались в безопасности. Запахло свежесваренным кофе и корицей. Заиграла тихая музыка. Так по-новогоднему. Мой праздник продолжался. Матвей осторожно спустил меня и я, наконец, очнулась. Огляделась кругом, пока он стягивал с меня пальто, сумку, но не успела ничего сказать — снова оказалась на руках. Он целовал, а я плыла дальше — из крохотной коричневой прихожки в светлую проходную кухню с высоким окном и уютной мелкой плиточкой на стенах, и ещё дальше — в спальню, на белые простыни. Я погрузилась в них и взволнованно наблюдала, как Матвей стягивает с меня сапоги и отбрасывает их на пол, как заслоняет потолок своим силуэтом. Мы были одни.
Он задрал приличную юбку, подтянул меня к себе и приблизился так, что я почувствовала его горячую грудь через толстую вязаную кофту. Стало жарко, как у камина… и его дыхание зашептало в шею, поднимая волоски на коже:
— Тысяча двадцать два…
— … а? — не соображала я, ощущая его внизу. Его вес, его напор.
— Тысяча двадцать два поцелуя, Даш… я чуть не свихнулся без тебя…
— Я тоже… — умирала я от жажды.
— Пятьдесят один день… — поднимался он к губам, — и тысяча двадцать два поцелуя… и это без процентов… с процентами до конца жизни не расплатишься…
— Это угроза? — прыснула я счастливо.
— Это предложение, — Матвей слегка отодвинулся, чтобы видеть мои глаза. Он тоже улыбался.
— Сложно не согласиться, когда ты сверху, — подколола я. Ему понравилось. Очень. Мне тоже.
— И бита у тебя с собой, да?.. — подлила я масла в огонь пошляцким шёпотом.
В глазах Матвея полыхнуло:
— Хочешь убедиться?..
— Хочу… вдруг, я не буду слушаться… — Я не знала, что несла, не контролировала слова. Как будто и не было этой страшной разлуки. Как будто мы расстались только вчера.
Он хищно облизнулся:
— Ты? Не слушаться? Да не может быть… — улыбались серые глаза. — Непослушная… и моя… м-м… ты не поверишь, как давно я мечтал тебя завалить… — признался он, ни с того ни с сего, — схватить, прямо с улицы, такую холодненькую, затащить к себе… в постель… и отогреть как следует… — дышал он вперемешку с поцелуями. Какой пошляк! — горела я под ним. Воображение охотно нарисовало мне эти фантазии. Матвей решил не останавливаться и показать, что не шутит, — перехватил мои запястья в одну руку и растянул на кровати, как охотник растягивает добычу, а второй рукой вдоволь насладился моей беззащитностью. — Какая ты вкусная… как я скучал… — шептал он между делом, а я уже не соображала — с губ слетали самые неприличные вздохи, но он глушил их поцелуями. Добыча была готова.
— Съесть бы тебя, Даш… не дразни, сорвусь… не представляешь, как сложно терпеть…
Это я как раз представляла, я не представляла, как бы мы отлипли друг от друга, если бы из прихожей не зазвонил мой телефон.
— Чёрт! — я вспомнила, что куда-то шла, — экзамен!
— Экзамен?! — удивился Матвей, выпуская.
— Ага, сколько сейчас? — поискала я на стенах часы.
Хозяин дотянулся до своего:
— Тебе к половине?
— Ага, — я тоже заглянула в экран, — блин, как не хочу… может «заболеть»? Всё равно не успею добежать… — трусливо рассудила я, кусая губы. Но Матвей уже поднимал с пола сапоги.
— Шутишь? Я подкину, идём скорей, — он глубоко вдохнул и долго-долго с шумом выдыхал, успокаивая пыл. Пошёл на кухню: — водичку будешь? Держи, — подал мне холодный стакан. Выпил и сам. Я утолила жажду и поглядела на него с восхищением — сколько контроля в этом теле! В этой голове!
Матвей заметил:
— М-м? Чего ты так смотришь? Экзамен же, какой «болеть»? — усмехнулся он. — Ты всё-таки хорошая девочка, не забывай об этом.
— Иногда так и хочется забыть, — призналась я, обуваясь. Матвей подал пальто и сумку:
— Я помогу забыть, — пообещал он, приближаясь, — так помогу, что ты будешь помнить только моё имя, Даш, даю слово… — проговорил он тихо, поднимая во мне новую бурю наслаждения. — Но сейчас нужно в универ. Это важнее.
— Что-о?! И это говорит мне «бандит»? — засмеялась я, — такое ощущение, что мы с тобой махнулись местами. Не хочу расставаться…
— Я тоже. Украду тебя после пар, а пока идём, халявщица, — Матвей накинул куртку и выпихнул меня на лестницу. Я проверила телефон — да, это Ленка искала меня. Отписалась ей, что бегу, и вспомнила про мотоцикл:
— Погоди, а на чём ты хочешь меня подкинуть?
Подъезд запищал.
— На этом, — открыл Матвей ту самую «соседскую» тачку, стоявшую на его месте. — Запрыгивай, — распахнул он красный салон.
Я испуганно повиновалась.
— Ого, какой развратный, — отшутилась я, когда Матвей уселся за руль.
— Я? — улыбнулся он довольно. — Спасибо, стараюсь…
— Салон! — засмеялась я. — Откуда у тебя эта машинка?
— Машинка, — он цокнул, выворачивая с парковки, — это же легендарная «эмка» е46, ещё и купе, ещё и рест, а ты… машинка… шеф подогнал. В качестве компенсации за мот и… всё случившееся…
И я вдруг вспомнила «всё случившееся» и по спине побежали мурашки. Я только сейчас как следует пригляделась к Матвею — он схуднул, кожа побледнела от долгого торчания в четырёх стенах, а на лице появился новый шрам. Я провела по нему пальцами, ощущая, как к горлу подступает мой стандартный комок жалости:
— Матвей…
— М-м?
— Почему ты не разрешил мне хотя бы писать тебе? Не поверю, что ты не мог раздобыть новый телефон и номер, — спросила я в лоб, боясь разреветься.
— Я не тебе не разрешил, Даш, — Матвей нашёл мою ладонь и сжал её, пока мы стояли на светофоре. — Я СЕБЕ запретил. Так нужно было. Хирург боевой попался. Предложил два исхода: либо я вписываюсь на полную посттравматическую терапию и выхожу здоровым, либо продолжаю требовать выписки и остаюсь калекой на всю жизнь. Ребром поставил. Когда я выбрал — запретил мне телефон передавать. Сказал, чтобы я поставил себе срок и задачу, и не отвлекался, и встал с койки для тебя. И я встал. Если бы мог слышать твой голос — сбежал бы оттуда в первую неделю, после операции. Дополз бы к тебе, Даш, и подох бы у тебя на пороге. Веришь?
— Верю.
Я всё-таки заплакала.
— Это я виновата, — сказала я, пока слёзы окончательно не задушили, — прости, Матвей…
— С ума сошла? — он завернул во двор университета и осторожно поехал по брусчатке ко входу. — Ты тут вообще не причём, чтобы я больше не слышал, поняла? Это только моя проблема. Я сам полез на того урода. Сам себе приговор вынес. Урок получен. И горький опыт получен. Но есть и плюсы, — Матвей ободрил меня улыбкой, — шеф решил, что это меня благодарные клиенты отметелили и вписался. Возместил ущерб, оплатил реацентр.
— И долг списал? — с надеждой уточнила я.
— Не-а, — рассмеялся водитель, — это было бы жирно, даже для такого «бесценного» пугала, как я. Всё, беги, — он потянулся поцеловать, — не хнычь, всё же хорошо. Думай об экзамене, потом поговорим. Заберу тебя после.
— А как узнаешь, когда? — заволновалась я, покидая развратную красную кожу.
— Напишу. Беги-беги.
Он улыбался. И я послушно побежала. На ходу привела в порядок глаза. Сколько всего хотелось спросить у него! Столько вопросов вертелось в голове. И почему у нас всегда так мало времени? — возмущалась я, подбегая к аудитории. У двери собралась толпа ожидающих, я поискала Ленку.
— Даша, блин! — заругалась она вместо приветствия. — Уже списки составили, еле-еле уговорила тебя не отмечать! Ты где гуляешь?! Мы скоро заходим!
— Привет, Лен! — улыбнулась я, как последняя лоботряска.
Подруга присмотрелась внимательнее:
— Ты что ревела?
— Ай, нервы, — отмахнулась я.
— А чего такая довольная?
— Да так, — я покопалась в сумке, достала конспект.
— Да-а-аша, — Лена заозиралась по-шпионски, — вы опять вместе?
— Угу, — продолжала я лыбиться в чернильные даты, — ой нет, — спохватилась, сложив смысл, — нет, Лен, ты что?!
— А что такого? Мало ли… бывает, что люди ссорятся, потом мирятся… — удивилась она.
— Нет, Лен, мы не поссорились, мы расстались. Всё хорошо. Дай повторить. Какие мы по списку? И где твой Славик?
— Уже там, сдаётся.
— А ты чего не пошла с ним?
— Тебя жду, дурёха, — подруга пихнула меня в бок и мы обе заулыбались. — Нет, что-то ты слишком довольная, — продолжала она приставать время от времени. И мне пришлось намекнуть на «парня».
Ленка чуть с ума не сошла. Какая там история искусства! Я тоже не могла сосредоточиться. Смотрела на цифры, на свой корявый почерк и представляла, как Матвей вырывает у меня тетрадку и «крадёт» прямо отсюда, из коридора, в свою тёпленькую постельку…
И больше никогда не покидает меня.
Телефон прожужжал в сумке, пока я корпела над билетом. Я не могла ответить, пока не отвечу комиссии. Так боялась, что даже запинаться стала. Повезло, что я была у исторички на хорошем счету, и она закрыла глаза на моё волнение, на то, что я слегка перепутала даты. Она знала, что я из «скромных» и пугливых. Осторожненько вывела меня из тупика и, в общем, спасла от позора и от четвёрки.
Я выдохнула: как же хорошо быть хорошей девочкой, сколько плюсов: и уважение преподов, и их поддержка, и помощь, и… и внимание плохих мальчиков… полезла за телефоном, пока жду Ленку.
«Ну как?» — спрашивал Матвей с нового номера.
«Сдалась)))»
«А мне сдашься?)»
«Смотря какой у тебя предмет) потяну ли)»
«Потянешь)»
«А ты точно не будешь меня заваливать?)»
«Буду. Ещё как. Но пятёрочку поставлю, будь уверена.»
Я покраснела и покосилась по сторонам — как будто кто-то мог подслушать нашу переписку.
«Готова?»
«Почти)) Подругу дождусь и выйду. Ты уже тут?»
«Тут. Жду сколько нужно. Не спеши. Я ещё в отпуске)»
«Надолго?»
«До завтра. Но нам с тобой хватит. Или…?)»
«Матвей)))»
«Что?)) уже и помечтать нельзя?»
«Ты меня сейчас соблазнишь, я забью на сессию, скачусь, и перестану быть хорошей девочкой, и перестану тебе нравиться) замкнутый круг)»
«Так ты мне и так не нравишься, Даш»
Я удивлённо перечитала. Матвей добавил:
«Ещё не поняла?»
«Я просто сдохну без тебя, тут вопрос посерьёзней. Вопрос жизни и смерти. Так что можешь сколько угодно забивать на учёбу и скатываться, и скатишься ко мне… на дно)) и будем вместе его пробивать. Ммм) Звучит неплохо. Но лучше не забивай. Я тут и один справлюсь. Поплавай пока)»
«Как поэтично))» — я улыбнулась. Это так мило и необычно, что Матвей печется о моей учёбе, как папочка. — «Ладно. Уже и помечтать нельзя)» — добавила ему в тон.
«Хорошая девочка)» — похвалил он. — «Мечтай на здоровье, а я буду исполнять.»
«Я уже запуталась, ты бандит или джинн?)))»
«Я хуже))»
«⁇»
«Я твой пёс, приказывай, госпожа.»
«Ого) это уже какие-то ролевые игры начались))» — хихикнула я, закусив губу, и поглядывая по сторонам, как шпион. Вокруг шатались сонные однокурсники. Кто сдал — медленно покидал коридор, где-то на заднем фоне выплыл Алик с компашкой. Славик подошёл, поздоровался и стоял в телефоне рядом. А наша Ленка никак не выходила.
«Афф)) ты скоро? Проголодалась? Я тебя домашней пищей богов накормлю…» — напомнил о себе Матвей через полчаса.
«Сам приготовил?»
«Ага»
«Только не говори, что ты готовить умеешь))»
«Не поверишь?)»
«Поверю) Я сегодня во всё верю. У меня праздник.»
Ой.
«А папа?» — вспомнила я наконец и заволновалась пуще прежнего — вдруг Матвей собирается нас знакомить. Домашние обеды и ужины ведь для этого и созданы.
«А что папа?»
«Он будет?»
«Не волнуйся. Будем только мы.»
«О! Ленка вышла!» — отписалась я и улыбнулась ошалевшей подружке:
— Ну что?!
— Пя-я-ять! — она прыгнула в объятия Славика и мы весело потащились на выход. Какая милая парочка, — умилялась я с них, слушая Ленкины экзаменационные приключения. Наконец-то свобода! Наконец-то кушать! Я так зверски проголодалась — не могла вспомнить, что было на завтрак. Казалось, что завтракала в прошлой жизни. А, ведь, так оно и было!
«Тут немного людно, ничего?» — написал Матвей, пока я спускалась.
«Норм, тебя же не знают. Проскочу быстренько)»
«Ок. Машинку найдёшь)»
Найду… — подумала я, выходя на двор и притормаживая от увиденного. — Найду?! Он серьёзно?! Что за?!.
Университская парковка бомбила, как неблагополучный квартал Детройта: вокруг чёрной «эмки» Матвея собралась толпа пацанов и несколько девчонок. Мальчики заглядывали под капот, который Матвей так любезно открыл для них, мотор рычал, а девочки пялились на красный салон через открытую водительскую дверь и смущённо хихикали. Из развратного красного царства играл уличный рэпчик. Девочки фоткали, стреляли глазками в дерзкого незнакомца, и у меня появилось стойкое ощущение, что я тут лишняя. Автомобильная тусовка шла полным ходом.
«Немного людно?!» — вспомнила я сообщение. — Да тут собралась вся моя группа! И Алик! — неприятно знобило меня. Алик стоял с высокомерной, но тоже заинтересованной миной — он вспомнил «бугая», который заставил его отогнать Ниссан от моего подъезда, но не смог пройти мимо этой машины. Так и застрял со своими пацанами, невзирая на гордость, пока те допрашивали Матвея по ходовой части. И вслушивался.
Хозяин легендарной — теперь я убедилась — тачки, заметил мой выход. Он ответил на последний вопрос и закрыл лавочку, то есть капот.
— Ух ты, чего тут, — хохотнула Ленка сбоку. — Что за тусич средь бела дня?
— Ага. Прикольно. Ну, я побегу, Лен, — запаниковала я, сжимая сумку, — до завтра! Пока, Слав.
— Пока… — подружка удивлённо проводила меня с крыльца, мол, куда это я так рванула.
А я действительно рванула.
Я помчалась через «тусич», мимо обсуждающих голосов, сквозь «чёрную» музычку, и мимо Матвея. Он понял. А я стыдливо прятала от него глаза — я не могла.
Я не могла сесть в его «машинку» при всех!