Опасный выбор

Глава 4

Скамейка

— О чём задумалась? — мягко поинтересовался Алик.

Кажется, я уже минут пять молчала. Или больше. Не помню. Диалог никак не клеился. Эти руки в татушках. Этот серый, серьёзный взгляд утром на мотике. Голова не соображала. Я уставилась на бегущие за окном деревья и тротуары.

— Да так… просто устала, наверное. Прости.

— Не извиняйся, ты что, — улыбнулся он.

— Слушай, Алик…

— А?

— Постой. Может не поедем…?

— Почему? — он озадаченно переглянулся со мной, продолжая рулить.

— Я не знаю… — я потёрла виски. — Что-то подышать хочется. Давай лучше на Верхнее озеро? Прогуляемся, а? Пожалуйста…

— Ну… давай…

Алик, кажется, остался обескуражен такой резкой переменой, но я действительно не хотела на диван. Не хотела его мамы и скрипучих половиц. Запаха духов и оставаться с Аликом наедине. Мне было душно. Я оттянула ворот. Скорей бы на воздух.

Мы оставили машину на обочине у парка и перебежали по брусчатке на набережную. Вечер был прекрасным. Чистым. Под ногами шуршали листья, по дороге шуршали колёса, и редкие прохожие бродили под фонарями. Я шла, опустив глаза, ничего не видя вокруг.

Ничего, кроме сухих листьев.

Алик смущённо поглядывал на меня и пытался заводить разные разговоры, а я всё ещё была там, в своём дворе. И пыталась понять, почему.

— … или какао?

— Что? — я подняла голову и обнаружила нас около ларька с горячими напитками. Тёплые гирлянды уютно покачивались на ветру, в деревянной витрине красовались румяные булочки. Молодая девочка-продавец ждала моего решения. Алик тоже ждал. Он терпеливо повторил:

— Что ты хочешь: кофе или какао?

— Эм-м… — я кивнула, мол, понимаю-понимаю, — кофе… нет, лучше какао. Спасибо.

Алик улыбнулся.

— Два какао пожалуйста. А булочку будешь? Нет? Ну, ладно. Думаю, что-то сладкое и горячее тебе не повредит, — повернулся он ко мне. — Что-то ты совсем бледная. Замёрзла? Дай-ка сюда руки, — он взял мои холодные пальцы в свои и заглянул в лицо. — Как ты? Не устала на каблуках?

— Нет, всё хорошо… — улыбнулась я, краснея.

От его тёплых ладоней мне действительно стало полегче.

— Ничего себе «хорошо», — он посмеялся. — Сейчас найдём свободную скамейку и посидим немного, ладно? Не представляю, как ты ещё на ногах держишься. Зачем эти геройства?

— Я же к тебе собиралась… и не планировала там ходить… — пролепетала я смущённо. Этот добрый «жест» не был похож на дружеский. Совсем не был! Его руки крепко держали мои в плену. Грели. Я не знала как вести себя, и снова замолчала, не найдя слов. Его глаза довольно блестели.

Кажется, он даже немного расстроился, когда девочка приготовила наши напитки. Вложил в мои потеплевшие руки стаканчик и попытался раздеться:

— Давай куртку дам, а? У тебя совсем тонкий плащ.

— Не-не-не, — замотала я головой испуганно, — Всё в порядке. Я согрелась, спасибо!

Я не врала. Вся эта ситуация с моим безумным соседом отошла за второй план, после Аликиных ладоней. Он сумел перехватить моё внимание. Ловкий ход.

Правда, от этого неожиданного прикосновения, мы оба ощущали неловкость. Алик прятал её за заботливой улыбкой, типа мы сто лет дружим и это было вполне естественно. Ага! А я подыгрывала ему и делала вид, что это правда и я ничуточку не удивлена.

Мы нашли скамеечку с живописным видом на воду и на голодных уток. Пили какао и смотрели, как люди кормят несчастных хлебом.

Я поморщилась:

— Вообще-то они от хлеба страдают.

— Как это? — не понял мой собеседник.

— Нельзя их хлебом кормить. Вредно. Умирают.

— Правда?

— Ага. Я читала.

— А мы всё детство подкармливали уток на Нижке хлебными корками.

— Ещё и чёрствыми, небось?! — хихикнула я возмущенно.

— Ещё и заплесневелыми! — он рассмеялся. — Копили с мамкой всю неделю, и в пакетик — чтобы на выхах сходить и «угостить вкусняшкой». Им что правда нельзя? Совсем-совсем нельзя?! — удивлялся он.

— Ага. Из-за дрожжей.

— И что, прям помирают?

— Угу.

— Ничего себе. Зачем ты это сказала?! Теперь моё счастливое детство запятнано утиной кровью…

Я прыснула в стаканчик.

— Блин, чуть не разлила из-за тебя! — хихикала я и не могла остановиться. — Утиная кровь!

Алик был счастлив.

— Ещё скажи «убийца»!

— Утиный убийца!

— Чё!? Да ладно! — он шутливо пихнул меня. — Все кормили! Только не говори, что ты в детстве не подкармливала их хлебом, ни за что не поверю!

— Подкармливала, конечно, — призналась я. — И тоже, между прочим, на Нижнем озере. Представляешь, если мы, сами того не зная, кормили их вместе?

— Значит, мы с тобой подельники! Не, как там… — он наморщил лоб.

— Соучастники, — подсказала я весело.

— Точно! Вот и встретились утиные убийцы, спустя много лет, на месте преступления. Возвращаются же убийцы на место преступления!

— Ага. Только мы чуть-чуть озером ошиблись.

— Зато утки те же, — Алик растянулся в довольной ухмылке.

— Действительно! А ну-ка… — я отставила стаканчик и полезла в телефон — проверить, сколько живут утки. — Прикинь, могут и десять, и даже пятнадцать лет прожить, если спасутся от хищников!

— Нифига себе.

— Ага! Но, если мы с тобой приложили руку, то вряд ли это те же утки, — покачала я головой, смеясь.

— Приложили хлеб! — поправил Алик и мы досмеялись до слёз. А потом переглядывались и улыбались, как заговорщики.

Какао закончилось.

Уходить со скамеечки не хотелось, и мы остались сидеть. Обсуждали завтрашний просмотр, фильмы, погоду, машины, в общем, всё подряд. Сидели, пока у меня коленки не замёрзли. Я потёрла их и вдруг испугалась, что Алик решит и их «погреть» ладонями. Смотрел он вполне решительно.

— Даш, — он развернулся ко мне.

— М-м? — я испуганно закопошились в сумочке в поисках… в поисках хоть чего-нибудь! Чтобы руки занять. Срочно! Что он хочет сказать? — волновалась я.

— Ты… не против, если… — Алик всё-таки накрыл мою ладонь своей. — Если мы с тобой увидимся завтра…? Можем не идти в кино, пофиг на билеты, пойдём куда ты хочешь, а? Давай?

Ох, ничего себе напористо, — подумала я в панике. А парень-то совсем разошёлся!

— Жалко билеты пропадут, лучше сходи с ребятами в кино, — услышала я свой трусливый голосок через барабанящее сердце.

— Я хочу с тобой.

Я почувствовала, как его пальцы скользят под мои, обнимая, и скромно опустила ресницы. Он продолжал:

— Давай на море сгоняем? В Зелик? А? Или в Светлогорск. Я давно там не был, а ты?

— И я…

— Где тебе больше нравится?

— Да везде, — я задыхалась.

Губы совсем пересохли от его взгляда.

— Извини, — я осторожно потянула руку, — мне нужно… найти тут… — Алик отпустил, и я продолжила рассеянно рыться в сумке. С трудом нащупала на дне гигиеничку. Повертела её. Нанесла, слегка отвернувшись, чувствуя на пылающей щеке его взгляд.

Чувствуя, как он хотел наклониться и… попробовать… вкус…

— А пойдём в галерею? — попросила я, предотвращая «покушение» на мои губы.

— Какую галерею? — забыл он.

— Ну, на выставку, колодцы, — напомнила я, мило улыбнувшись.

Так, я убила бы двух зайцев — мелькнула в уме расчётливая мысль и улыбка стёрлась. Фу, какая противная. Да что со мной?!

— Колодцы? А-а… — он вспомнил наш вчерашний разговор и немного расстроился, поняв, что мы будем не одни. — Ладно. А потом на море? — не терял он хватки.

— Можно, — пожала я плечами, вставая. Пожалуй, будет честно, если я компенсирую его билеты морем, — решила я.

— Ну что, идём?

— Идём.

Мы неторопливо двинулись в сторону машины.

Пора было возвращаться. Завтра первой парой стояло проектирование. Нужно подучить текст презентации, — думала я, — чтобы не растеряться. Манукян набрал небольшую «комиссию», для важности, но не посторонних людей, а двух наших преподов, так что я тихонько радовалась — будет не так страшно, как перед чужими. Но подготовиться получше стоило, чтобы не подвести его.

Алик больше не хватал меня за руку. Мы благополучно добрались до дома, болтали, шутили и волновались, подходя к подъезду. Он снова «провожал» меня. И смешно и страшно. Каких-нибудь два шага из машины, но уже целое «событие».

Мы неловко замерли под фонарём, кое-как договорили, начатый в Ниссане, разговор про еду, и перешли к прощанию.

Листья живописно падали к нашим ногам. Губы улыбались. Интересно, страшно это — делать первый шаг? — думала я, взволнованно наблюдая за Аликом. — Если бы я была парнем, то, кажется, никогда бы не решилась поцеловать. Слишком много неизвестности. Слишком многое может пойти не так. Ох, как я не завидую парням! А что, если девушка не ответит? Или возмутится? Что, если она в последний момент отвернётся или сболтнёт что-нибудь и всё испортит? Что, если она…

Но «она» не отвернулась и не испортила.

«Она» почувствовала лёгкий поцелуй на щеке и пальцы, нежно коснувшиеся её руки.

— До завтра, — Алик растянулся в счастливой улыбке и отступил к машине.

— До завтра… — повторила я, как попугай, всё ещё под впечатлением от его прощальной выходки.

Взялась за подъездную дверь, но не зашла, проводила Ниссан долгим задумчивым взглядом. Потом оглядела им же тёмный пустой двор и зажгла экран телефона.

Почти девять.

Домой подниматься не хотелось. Не так сразу. Хотелось переварить поцелуй, переварить нашу уютную прогулку и Алика. Решила сходить в магазин на повороте. Возьму что-нибудь к чаю, — размышляла я, спускаясь со ступенек.

«Мам,» — набрала по пути сообщение, — «я в магаз заскочу. Надо что-то купить?»

Мама ответила сразу — видно, как раз в телефоне зависала.

«Молока и масла возьми, Дашунь. Лиза кашку хочет на утро. Ты уже рядом?»

«Ага. Я в наш забегу и домой.»

«Хорошо. Ждём.»

Лизка опять со своими закидонами, — раздражённо возвращаю телефон в сумку. Кашку! Дылда пятнадцатилетняя, а крутит родителями, как маленькая принцесса! Не Лиза, а Лиса натуральная. Настоящая хвостатая бестия. Каши захотелось. И я теперь ей молоко тащи! А самой сходить, не вариант? Ноги отвалятся?

Каблуки недовольно цокают ещё пять минут. А я недовольно цокаю языком: «когда она уже повзрослеет?».

«Магазином» мы называли тесный серый ларёк на выходе из двора. Можно было бы, конечно, и до Спара прогуляться — до нормального супермаркета в десяти минутах от нас, но не хотелось потом обратно тащиться на каблуках и с молоком.

Нарядилась, ага!

Ну чего я злюсь?! Сама же предложила купить продуктов! Просто раздражало, что сестра сидела дома весь день, страдала фигнёй, а я должна тащиться за её молоком после шести пар в универе и свидания. Свидания.

Улыбка невольно возвращается ко мне.

Да, это было настоящее свидание. Всё по канону: парк, скамейка, руки, и скромный прощальный поцелуй в щёчку.

Довольно мило.

В ларьке громко работают холодильники с пивом, надрывается эстрадный певец из крохотного радио — пытается перекричать их. Подмигивает с потолка лампа. И тоже жужжит. Научилась у мух, которые погибли в ней смертью храбрых. Или смертью глупых. И я тоже глупо улыбаюсь продавщице. Улыбка отскакивает от неё, как от стенки. Женщина устало и безразлично пробивает литровый пакет молока, пачку масла и хрустящую упаковку с кексами. Терпеть не могу эту химозу, но сегодня почему-то хочется.

Папа их любит.

Где там мои три шоколадки? — хихикаю про себя, пускаясь в обратный путь. — Или они будут в жидком виде? В виде какао? Как сегодня. Что тоже неплохо.

Дома все уже разлеглись по комнатам: отдыхать. Я покопошилась на кухне, закинула в себя поздний ужин, чай с мерзкими химическими кексами и заперлась намываться в ванной.

— Куда ходили? — спросила сестра, когда я расстелила свой диван.

Нам приходилось делить с Лизкой одну комнату. Ни она, ни я, не были от этого в восторге, но изо всех сил сохраняли нейтралитет и терпели друг друга. Делать нечего — у родителей была типичная двухкомнатная квартира, и переезда во что-то «попросторнее» не планировалось. Денег не было. Планировалось скорее дочек «замуж выпихнуть», и освободить жилплощадь. — смеялась я про себя. — Но нас с Лизкой так просто не выпихнешь. Рановато нам о замужествах думать. Хотя у Лизки вроде началась какая-то активная фаза с мальчиками. Я не раз становилась случайной свидетельницей её жужжаний по телефону о всяких Кириллах, Ванях и прочих одноклассниках. А у меня ещё целый универ впереди. Так что, тесниться нам с ней ещё долго. Но ничего, мы всё равно видимся только утром и перед сном. Терпимо.

— Ну Да-а-аш! — заныла сестра. — Куда ходили, а?

Я глянула на её половинку через стеллаж:

— На верхнее озеро.

— Чего там делали?

— Гуляли.

— А скейт-парк открыт ещё? — доставала она, не отрываясь от телефона. Терпеть не могу, когда она разговаривает со мной через экран.

— Откуда я знаю? Я же не каталась.

Ох, — с удовольствием вытягиваюсь под прохладным одеялом. — Как хорошо!

Щёлкаю выключателем настольной лампы.

Сестра никак не угомонится:

— У меня туда одноклассники ходят, тренироваться, прикинь, я вот думаю, может мне тоже попробовать? Это же как на веле, по сути, равновесие держать и всё такое… наверное, не сложно, да?

— Угу. Попробуй.

— Дашка, слыш…

— М-м?

— Сходи со мной на выходных, а? Там наши тусят по вечерам. Папа не разрешает, говорит далеко и поздно. А Верка сто раз была! Но он всё равно запрещает, даже так, прикинь!

— Просто с Веркой отпускать не хочет, — фыркаю я, представляя папин ужас, когда он воображает себе, что эти две кулёмы могут начудить. — Верка твоя вообще границ не чувствует.

— Сама ты не чувствуешь, чего вы к ней прицепились? Зато с ней весело, не то что с вами. Вы ничего не понимаете. И не знаете её, а уже…

— Не, не хочу везти тебя, у меня свои планы, — отрезаю я жёстко.

Сестра такой человек, что если жёстко не отрезать, будет ещё час-два своего добиваться, и обязательно добъётся, если почувствует слабину, если уловит в воздухе хотя бы малейшее колебание. Малейшую возможность. Я ж говорю, лиса.

Лизка замолкает.

Кажется, обиделась, — зеваю я в темноте. — Ну и пусть.

Интересно, а какие планы у меня на эти выходные? Что придумает Алик?

Не о том думаешь! — одёргиваю я себя, поворачиваясь к стеночке. — Завтра просмотр! А ты расслабилась, дорогуша! Ещё проект не защитила, а уже размечталась о выходных. Алик-Алик… странно, почему он ничего не написал. Хотя, что тут писать… «Спокойной ночи, милая?» или «скорей бы завтра…». Фу-у. Как банально. Наверное, это даже хорошо, что не написал. Я бы расстроилась. Не люблю все эти «сопли». Успокойся, дурочка. Утром его увидишь.

А пока — спать!