Кофе
Матвей поцеловал меня напоследок и нехотя поднялся с кровати. Нашёл штаны, щёлкнул настольную лампочку, и пошёл глянуть, кого к нам принесло. На входе тоже загорелся свет. Я быстренько поползла приводить себя в порядок. Бельё. Юбка. Кофта.
— Фура, ёпть! — поприветствовал из прихожки знакомый голос.
Щербатый!
— Куда!.. — Недовольно выдохнул Матвей, но гость уже прорвался в кухню, схватил стакан и заметил в спальне меня, поправляющую одежду. И колготки на полу. Деликатно отвернулся:
— Сорян, — плеснул себе водички и жадно выпил, — уже поздоровались? Ай! Чё?
Где-то за кадром ему прилетел глухой тычок от Матвея.
— Чё припёрся? — хозяин подал мне колготки и прикрыл спальню, чтобы я спокойно оделась.
— Да, чё, к тебе там приехали. Просили вызвать, — донеслось из щели пояснение. — С турников сюда пригнали. Трубку чё не берёшь?
Матвей выругался и зашёл ко мне за футболкой:
— Я на пять сек и вернусь, — предупредил он, хватая с пола одежду и снова исчезая.
Я смущённо закончила с колготками и пригладила растрёпанные волосы — нужно было прорваться в ванную, к воде и зеркалу. Юра всё ещё торчал в полутьме на кухне. Пялился в окно со стаканом в руках, и, завидев меня, разулыбался щербато, как старинный друг:
— Ну вот видишь, чё я говорил. Этот выкарабкается, вон, — кивнул на окно, — и работка уже подъехала.
Я подошла и тоже выглянула, невзирая на смущение. Ванная подождёт. Какая ещё «работка»? Юра подвинулся и «зрителей» у Матвея стало вдвое больше.
На парковке, напротив эмки, громоздился чёрный-причёрный крузак. Он курил выхлопной трубой, подсвечивая клубы пара красными огнями. Здоровенный, как дом на колёсах, и страшный, как смерть. И вот в него-то и полез наш Матвей. Добровольно. И захлопнулся там. Тонировка была такой глухой, что с трудом пропустила мелькнувший изнутри свет.
— Это кто? — шёпотом спросила я у соседа, как будто зловещая чёрная тачка могла услышать и наказать Матвея за моё любопытство.
Юра благодушно пояснил:
— Шеф заехал. С адреском. Обычно, Фура к нему сам гоняет, но он же ещё в отпуске, — последовала многозначительная пауза и бесстыжий взгляд, мол, судя по всему, отпуск у друга проходит по вышке, аж трубку не слышит, — поэтому шеф сам заглянул. Дела по телефону не обсуждает. Такой чел.
— А что за адресок? — уточнила я.
— «Куда» работать нужно и «кого», — хохотнул Юра, отхлебнув водичку, как чай. — Один или несколько адресов. Шифруется. Не хочет сам мараться, вот и раздаёт адрески так, вслух, без свидетелей. Мутный тип. Даже мне рожу не соизволил показать — водила за него всё порешал. Во люди живут, — он фыркнул и сполоснул за собой кружку. — Чё, да ты не смущайся, топай, — любезно махнул в сторону ванной, и я прошмыгнула, чувствуя себя под его взглядом самым пропащим человеком на Земле. Какой позор. Застукана «хорошая девочка» и кем застукана…
Но Щербатый хотя бы болтать не будет, — закрылась я на щеколду и с облегчением включила воду. — Он не сдаст нас, он, конечно тот ещё бандит и нахал, но «свой» нахал. Проверенный. Настоящий друг.
Я привела себя в порядок и вышла прямо в прокуренные объятия Матвея. Он улыбался, как «мафиози», а я вдыхала до боли знакомые запахи кожи, мороза и табака, возвращаясь на полсотни дней назад, когда мы в первый раз «перешли запретную черту». И целовались. Как сейчас.
Его губы по-прежнему были мягкие и манящие, но уже не горчили, а по-домашнему отдавали чесночком. Я засмеялась. Он понял. Тоже заржал.
— Чё? — показался в проёме Юра.
— Ничё, — отпихнул его Матвей, проходя и усаживая меня за стол, — кофе пить будем, а ты вали давай.
— Я тож хочу.
— Не заслужил.
— Чё?! — Щербатый плюхнулся на второй стул и умиротворённо вытянул ноги. — Как это не заслужил? Я те вон работку подогнал…
— Угу, работку, — Матвей пнул ноги и прошёл к верхним шкафам, включил подсветку. — Чё не мог сказать, что нет меня?
— Кому?! Этому то?! — возмутился Юра. — Сам бы сказал?!
— Да он бы не догнал. Свет не горел, чё те объясняю, — хозяин вытащил блестящий кофейник. — Повезло, что чуть раньше не заглянул, убил бы на пороге.
— Слыш, Даш, — ощерился Юра весело, — ты чего с ним натворила? Друзей ему не жалко!
Я скромно потупилась.
— О-о-о! О-у-у! — затянул «друг» довольно.
— Иди-иди, не до тебя, — оглянулся Матвей от плиты.
— Гоу на турники? Вы ж закончили?
— Я ща тебя закончу. Вали уже, — в гостя полетела тряпка. — Времени мало.
Щербатый лениво потянулся, зевнул:
— Лан, шучу я. А чё вы, куда?
— Да на работу ехать.
— Уже? У тебя же отпуск, — подключилась я к разговору и подскочила, глянув на время: — ой, мне тоже пора! Пять часов!
— Погоди, — поймал меня хозяин в дверях, — без кофейка не отпущу, — и снова усадил. — Десять минут ничего не решат, побудь ещё.
— Хоть бы один разочек МНЕ так сказал, — укорил Юра, посмеиваясь.
— Ты ещё тут?
— Во-во.
— Вали, дай людям посидеть.
— А я знач не человек?
— Нет, — отрезал Матвей, берясь за ручную кофемолку. Она тут же затрещала у него в руках, кончая разговоры. Я улыбнулась — Матвей и с кофе мудрит. Мы дома привыкли к растворимому. Залил и готово. И побежал на учёбу. Хороший кофе я пила только в кафешках.
Юра наконец сдался. Поугорал минутку-другую и всё-таки оставил нас наедине. Матвей зажёг под кофеваркой голубой огонёк и потянул меня к себе обниматься.
— Не хочу отпускать тебя, — признался он тихо, снова становясь «моим» Матвеем. Только моим.
— Я тоже не хочу. А это не опасно, куда ты поедешь?.. — Глупый вопрос. Конечно опасно! — ругалась я на себя. На сердце стало тоскливо. Проклятый ломбард, проклятый шеф на проклятой машине, — прижималась я к обожаемой груди. — Я не переживу ещё раз, Матвей… когда ты уже перестанешь рисковать собой?
— Всё будет хорошо, Даш, я обещаю, — поцеловал он меня в макушку. Но спокойней не стало — откуда ему знать, что всё будет хорошо? Все так говорят в кино, а потом… а потом начинается всякая дичь.
— А что будет после выплаты долга? — задала я волнующий вопрос.
— Ты о чём? — не понял он.
— Когда выплатишь долг, ты найдешь что-то нормальное?
— Нормальное? — Матвей помолчал. Подумал. — А это не нормальное?
— Это?.. — Теперь помолчала я. Подобрала подходящие слова. — Это, нет, это не очень нормальное, Матвей, ну пожалуйста… я буду бояться. Та машина, в которую ты садился, даже она пугает. Он опасный человек, этот твой «шеф», это видно. И он крутится в опасных кругах, ты же сам говорил. Ты же понимаешь…
Матвей отодвинулся, чтобы заглянуть мне в глаза:
— Даш, я просто наличку развожу, — уверил он. — Когда выплачу долги за отца, и начну уже зарабатывать, это будут приличные деньги, на первое время нам хватит. Тебе не обязательно будет работать, спокойно закончишь учёбу и найдёшь себе место в… как ты говорила… в архитектурной студии, или станешь дома хозяйничать. Как захочешь. И не будешь ни в чем нуждаться, кайф же? — он прижал меня крепче и запустил свободную руку «погулять» по мне. Земля поплыла. Пришлось отвлечься на поцелуи. Снова. Увлеклись так, что с трудом услышали закипевшее кофе на плите.
— М-м, м-м! — Матвей потянулся рукой, не отрываясь, и потянул меня с собой. Я засмеялась.
— Сложновато будет так пить…
— Ща-ща, — он прижал меня к столешке, — ещё немного… м-м… — подсадил и наконец отстранился. Оставил меня сидеть сверху, пока разливал кофе по кружкам. Я поправила юбку и вздохнула.
— Не хочу завтра на пары…
— Угу. Тоже никуда не хочу. Неделю бы не вылезал с тобой из постели… м-м-м… м-м! А это идея! Что скажешь? Устроим марафон? — усмехнулся он «по-мафиозьи», а я чуть не задохнулась от неожиданности и смущения, это он так шутит или всерьёз хочет целую неделю?!.
Матвей засмеялся. Шутит! — я цокнула и чуть не хлопнула его по руке.
— Ну у тебя и взгляд был, — угорал он.
— Ну у тебя и шуточки! — возмущалась я, тоже рассмеявшись.
— Кто сказал, что я шучу? — снова посерьёзнел он, приближаясь.
— Матвей! — я упёрлась в него руками, хохоча и уворачиваясь от жадных поцелуев. — Мне домой пора! Что я скажу им?!
— Скажи к марафону готовилась…
— Матвей! Разольём же!
— Плевать, ещё сделаю…
— Кружку уронишь, стой!
— М-м… а вот кружку жалко, — остановился он, — тебе с сахаром? Ты как пьёшь? Молока добавить?
— Эм-м, — я вконец засмущалась. — Тебе лучше не знать, как я пью. А то ещё уважать перестанешь, — хихикнула я.
— Не так? В турке варишь?
— В кружке. Да я вообще его делать не умею. Просто заливаю растворимый, если очень хочется.
— Фу-у, — Матвей снял меня и перенёс на стул, — больше ни слова! Усаживайся поудобнее. Будем из тебя белого человека делать, дикарка. Смотри, вот это, — он показал на плиту, — гейзерная кофеварка. Седьмое чудо света.
Я рассмеялась
— Постой! Их же и так семь. Значит, восьмое!
— Ладно-ладно, поумничай ещё, — Матвей подлил мне взбитого молока. — Вот, так будет мягче. Раз ты у нас ещё неопытная. Держи.
Он поставил передо мной милую кружку с гусём и я обняла её ладонями. Отхлебнула. Гуси доброжелательно замахали хвостиками. На них были матросские костюмчики и шапочки…
— М-м, не помнишь, как называются эти шапочки? — спросила я у «белого человека», поставившего на стол плетёнку со сладостями и усевшегося напротив. Матвей глянул на своих гусей:
— Бескозырки что ли?
— Точно! Красивый наборчик, сам выбирал?
— Мама купила, — улыбнулся Матвей в кружку. — Я так любил их в детстве. Чуть с ума не сошёл, когда разбил одну. Еле успокоили. Мечтал стать моряком.
— Ого, да ты романтик.
— Ты только заметила? Бери вкусняшки, не стесняйся, — он пододвинул ближе. Если нужен сахар, вот.
— Спасибо, всё хорошо. Вкусно. Так что, ты и теперь хочешь?
— Хочу, конечно… давай… Погоди, о чём ты? — мы посмеялись. — Шучу, понял, да нет, конечно. Это же так, детская мечта, — он выдохнул, мол, «это было так давно».
— А сейчас что? Взрослая? — улыбалась я. Матвей поддакнул:
— Оч взрослая… восемнадцать плюс…
— Ну серьёзно, Матвей, какая?
— Да, как-то ещё не думал… — пожал плечами тот. Отхлебнул кофе. Помолчал.
— Ты не думал чем хочешь заниматься по жизни? — удивилась я. — А твоя учеба? Ты собираешься получать высшее?
— Не знаю. Нужно ли.
— Ну не развозить же деньги до конца своих дней… — Зачем развозить? Стану управляющим.
— Там же?
— Почему нет?
— А как же учёба? Без высшего далеко не уйдёшь. Особенно, если метишь на управляющую должность, — врубила я училку.
— Я не думал пока про универ, — Матвей пошуршал в корзинке с конфетами.
— Почему? — не отставала я.
— Не было времени… решал проблемы отца. Теперь, кажется, поздновато.
— Ты что! Теперь в самый раз, можно запросто на вечернее поступить, хотя, это не избавит тебя от службы… — я задумалась, — постой, а ты уже служил?
— В армии? Не.
— А как так? Ты скрываешься?
— Не-а, я сердечник, — Матвей похлопал по груди. — Не берут. Сказали, им такие больные романтики нафиг не сдались…
— Погоди… — я напряглась. — Сердечник?! С такими нагрузками на турниках?! Ты с ума сошёл?!
— А чё им нельзя? — теперь насторожился Матвей. — Ладно-ладно, шучу, Даш, не пугайся так, — рассмеялся он, хватая меня за руку. — Здоров, как бык. Просто откупился. Шеф откупил, — поправился он. — Это не так дорого, как кажется. Я ему тут был нужен, вот и всё.
— Ну вот, — я выдохнула. — Значит, тебе можно даже на вечернее поступить. Ты обязательно подумай, а я помогу тебе, как решишься, — я глянула на часы и допила последний глоточек. — Ой, пора! Спасибо за кофе!
Матвей тоже встал, схватил меня в охапку:
— Ещё пять минут…
— Не могу, Матвей, засмеялась я, не в силах вырваться из его крепких объятий. — Ну пусти, пожалуйста! Дома убьют! И к парам ещё готовиться!
— Когда я тебя увижу? Забеги завтра на кофеек перед универом, м-м? А я тебя потом подкину, чтобы успела.
— Завтра… — я задумалась, — только кофе?
— Можно и не только, — завёлся хозяин, перехватывая меня поудобнее и принимаясь за шею.
— Матвей!
— Ладно-ладно, просто кофейком напою…
Чудом, я вырвалась из его волшебного мира на холодную улицу. Вернулась домой, как-то объяснилась родителям, кое-как повторила материал, собрала сумку не глядя, что-то поужинала и сладко уснула, насладившись долгой и не очень приличной перепиской с Матвеем.
А утром нагло сошла с обыденного маршрута, чтобы выпить с ним кофейка. И нам это почти удалось. Кофе в кружках остыл, но мы и без него прекрасно взбодрились. На кухне, потом в ванной, пытаясь успокоиться и привестись в порядок, и всё равно закончили на простынях. Заколдованная квартира.
Я забегала в неё каждый день, чтобы увидеть мои любимые глаза, цвета зимнего тумана, и несколько раз чуть не попалась соседям. А Матвей везде возил меня, чтобы я всё успевала «успевать». Я так расслабилась, или, скорее, так оборзела, что стала выскакивать из его легендарной эмки всё ближе ко входу в универ, чтобы не бегать по всей стоянке на каблуках, и один раз даже на глазах у однокурсников. И гордо прошагала по утреннему инею мимо них: привет, привет. А Матвей обнаглел так, что, высадив меня, поддавал по газам, на прощанье. И машина покидала двор, рыча спортивным мотором, и привлекая пристальное внимание ребят.
Доигрались. Попались Ленке.
Я всё тянула с объяснением про Матвея. Что она о нём скажет? И тянула со своей просьбой. Боялась её реакции — обидится она или нет, если я не поеду на вечеринку? С одной стороны, мы так давно с ней мечтали потусить всю ночь напролёт, а с другой — у неё же теперь есть Славик. И Ленке точно не будет скучно, если я сольюсь… — предполагала я с надеждой. Но существовал лишь один способ узнать её настоящее мнение — спросить. И в пятницу мне пришлось это сделать.
Я попалась, как ребёнок попадается родителям с запретными сладостями. Мои «сладости» покинули машину, чтобы передать мне забытую на заднем сидении папку, и надолго попали ко мне в рот, прощаясь во второй раз. Мы расслабились: студентов на крыльце не было — я снова опаздывала, но и Ленка, оказывается, ещё бежала. И добежала в самый «подходящий» момент, когда я вкушала запретную сладость Матвеевых губ, а он лапал меня своими хозяйственными ладонями ниже пояса.
Подруга даже не сразу узнала меня:
— Э-эм… Привет… Даш?!