Опасный выбор

Глава 5

Колодец

Но утром я Алика не увидела.

Он даже не пришёл на просмотр к Манукяну.

Я удивлённо помялась с Ленкой в коридоре, но писать ему не стала. Если что, сам напишет. Он и раньше просыпал первые пары.

Началось проектирование и стало не до Аликов. Защитилась неплохо, волновалась, но в рамках допустимого. Манукян остался мною доволен.

А Алик появился только в обед. Бледный и уставший.

— Привет, — поздоровалась я, наткнувшись на него после столовой. — Ты чего просмотр прогулял? Манукян список сбежавших составил. Обещал разобрать вас по косточкам.

— Привет, Даш, — он улыбнулся мне, но всё равно оставался мрачным. — Да, я объясню ему. Поймёт. Прикинь, мне ночью сосед колёса проткнул. Выхожу утром, как обычно, а машина на земле лежит. Четыре колеса, вот, — он открыл в телефоне галерею и показал мне, чтобы не быть голословным.

Но я и так поверила.

— Ничего себе! Псих! Зачем он это сделал?! — удивилась я, разглядывая «погром».

— Да у нас с ним старые тёрки по поводу места, — Алик потёр лицо и выдохнул. — Этот гад считает, что место его, но по договору оно закреплено за нашей квартирой. Машины у нас долго не было, и типа он там свою ставил, привык, а в этом году у меня вдруг тачка появилась, и я ему на это место права указал. И вот, он бесится полгода. Добесился. Всё утро я с ним бодался. Всё отрицает, гад. Ещё и полицию собирается подключить. Мол, я сам проткнул, а на него хочу вину спихнуть, ради страховки или чего-то… Я обошёл всю округу, свидетелей искал, нашёл пару камер, хочу проверить, видно ли с них. Устал разбираться. Блин, — он поглядел на меня и покачал головой. — Не хочу тебя грузить, но это что-то нереальное… ножом… как какой-то психопат…

— Ножом?! — округлила я глаза.

— Угу. Сегодня колёса ножом пыряет, а завтра — людей начнёт. Я уже думаю, может, ну его нафиг, ещё взбредёт что-нибудь в бошку. С виду, мужик-мужиком. Лысоватый, в очках, семьянин, гундит по поводу и без. И вдруг бац! От таких типов не ожидаешь подвоха.

— Жуть… — я поёжилась. — Ты осторожней пожалуйста…

— Не волнуйся, — Алик вдруг вспомнил вчерашнее и глаза у него повеселели. — Вряд ли он решится напасть на «маньяка».

Я заулыбалась и почувствовала его ладонь.

— Ладно, Маньяк, — смущённо вытянула я руку, — мне на живопись пора. Я побегу.

— Беги-беги, — усмехнулся он вдогонку. — От Маньяка не убежишь. Сегодня после пар идём, да?

— Да!

Лестница звонко застучала под каблуками. Живопись на первом этаже. Я пробежала несколько тёмных закутков, коридоров, обгоняя кучки студентов и кусая в волнении губы — «ножом»! — удивлялась я на бегу. — Ленка офигеет от новости! Ножом проткнул. Натуральный психопат. Бедный Алик. Видимо, не бывает у нас дворов без «уродов». Как в той пословице, «в семье не без урода», так и во дворе, один ненормальный обязательно да найдётся. Вот, и у меня во дворе тоже есть такой… ненормальный… и…

Мысль зависла где-то на середине пути.

Каблуки зацокали реже. Ещё реже. Что-то было не так. Живот крутило.

И у меня во дворе… есть… один…

Я нахмурилась.

Остановилась, не дойдя до аудитории десяти шагов. Какая-то страшная догадка подкрадывалась сзади. Догоняла меня. Я завернула от неё к высокому окну в старой раме, бросила сумку, и опустилась на подоконник, совершенно сбитая с толку. Просидела так целую минуту взволнованно ковыряя чехол. Что-то не клеилось в рассказе Алика. Зачем этому типичному мужику так рисковать? Спускаться ночью на парковку, дырявить Алику колёса. Так открыто. Его же все соседи знают, могли заметить, выдать… и камеры…

Проще было бы подложить какой-нибудь гвоздь или что-то острое, чтобы Алик как будто бы «сам» наехал. Хватило бы и одного проткнутого колеса, чтобы машина встала. А тут… открытый конфликт. Опасный, как провода под напряжением.

И…

Ножом…

Все колёса.

Все до единого. Нарочно.

Чтобы Алик опасался…

Сталью блеснули серые глаза в шлеме.

Ножом!

Я представила, с каким упоением ОН мог втыкать лезвие в ненавистные колёса ненавистной машины Алика, и в горле пересохло. Нет, не может быть. Не следил же он за ним до дома? Я вроде видела его после озера… Или когда возвращалась с магазина? — попыталась я вспомнить. — Нет, не видела… он ушёл с турников, пока мы ездили гулять. Ушёл домой. Или нет?

Раздался звонок.

Я залетела в аудиторию белее мела.

— Дашка, ты чего?! — удивилась шёпотом Ленка, когда я стала раскладывать гуашь дрожащими руками. У меня всё валилось и ватман никак не хотел цепляться к подрамнику.

— Ай, ф-ф, — я сунула проткнутый палец в рот. — Дурацкие кнопки. Дай малярку плиз, — попросила я, ошарашенную подругу. — Спасибо. Да ничего, встретила сейчас Алика наверху.

— И-и? — поторопила та круглыми глазищами.

— Ему кто-то колёса проткнул, поэтому он опоздал, — объяснила я как можно спокойней. Но в горле всё ещё першило. Комом встало предположение про моего дерзкого соседа.

— Обалдеть!

— Угу.

— И никто не видел кто это сделал?

Серые глаза нагло усмехнулись.

— Нет, — я поправила работу. — Алик искал свидетелей, но никто не видел. Ещё камеры проверит, вдруг на них записалось.

Ленка с упоением затараторила про похожий случай из новостей, а я замешивала на палитре краски и думала: говорить ли Алику про НЕГО? Было бы правильно, рассказать всё-всё, что я знаю. А что я знаю, — остановила я себя. — Я ничего не знаю. Только догадываюсь. А вдруг я ошибаюсь? Вдруг я напридумывала себе всякого? Нет, если бы я могла убедиться, то, конечно, я рассказала бы. Но, если я ошибаюсь, я не хочу наговаривать зря. Даже на такого бандита. Это значило бы опустится до его уровня, а я не хочу. Я буду разумнее, буду осторожнее.

Как бы убедиться?

Дождаться, пока Алик проверит камеры? Да. Я посмотрю с ним записи, и если узнаю моего соседа — а я узнаю его из тысячи! — я выложу Алику все мои подозрения. Решено.

После пар, мы собрались у входа довольно большой компашкой. Кроме Алика, к нам присоединились ещё несколько девчат из его группы и Илюхин друг. Получалось весело. Даже Алик повеселел. Я шла рядом и всеми силами отвлекала его от пережитого несчастья с машиной: смеялась над всеми его шутками, даже над несмешными, стреляла глазками, кокетливо поправляла непослушные волосы и даже позволила придержать за руку, когда мы «сокращали путь» и лезли вниз по тропинке, через всевозможные кусты и буераки.

А ещё я зыркала на счастливую Ленку, которую «придерживал» её Славик, и искренне радовалась за них. Я так напереживалась после новости о машине, что больше не хотелось. До тошноты напереживалась! Сил не осталось переживать! Поэтому, я решила на время «забыть» о ножах и колёсах, и просто насладиться вечером. И этими, как их там, колодцами.

Что бы это ни значило.

— Жаль, море отменилось, — вздохнул Алик тихо, когда мы наконец добрались до музея.

— Ничего, — утешила я, — в следующий раз обязательно съездим.

— Может на электричке?

— Ну-у, — отозвалась я с сомнением, — в выходные будем как селёдки в ней стоять…

— А селёдки разве стоят? — хохотнул он.

— Ну да, — я тоже засмеялась, представив, — в банке стоят. Вот так, вытянув ручки, — я показала селёдку с руками, и на наш смех обернулись другие.

— Чего вы?! — хихикала Ленка.

— Обсуждаем стоячую селёдку, — отмахнулась я, всё больше входя в раж. Алик помог мне снять плащ в гардеробе. Какая галантность! Я почувствовала себя настоящей интеллигентной дамочкой — пришла в картинную галерею с кавалером, обсудить искусство фотографии, где моё шампанское?

И да — колодцами оказались Питерские дворы! Действительно атмосферные. Мы с Аликом отбились от ребят и, не сговариваясь, зависли у одной работы. Грязно-жёлтые стены с провалами окон тянулись на ней не вверх, в небо, как на других фотографиях, а вниз — в чёрную бесформенную бездну.

У меня мурашки побежали. Жуткое зрелище. Колодец. Настоящий. Не романтичный Питерский колодец к звёздам или в облака, какие видят влюблённые и поэты. А колодец настоящего. Жуткой была даже не сама фотография — жутко было понимать её.

Я сегодня полдня переживала подобную «бездну» внутри. Пыталась разглядеть что-то на дне своего «колодца». Наверное, Алик почувствовал перемену. Потому что стоял рядом и не нарушал молчания.

И мы молчали, наверное, минуты три.

Стояли плечом к плечу, как партизаны на расстреле.

В какой-то момент, мне даже захотелось взять Алика за руку — так сильно разогналось моё уставшее сердце, казалось, ещё секунда, и врежется в рёбра насмерть.

А почему я переживаю? — спрашивала я себя снова и снова. Трясла себя за плечо. Почему я понимаю этот колодец? В какую такую бездну я пытаюсь заглянуть? Что я хочу увидеть там?

Ответ.

Но ответа не было.

После галереи мы с ребятами сделали несколько кругов по острову Канта, обсуждая увиденное, напились кофе, наелись булок и полазали на новой детской площадке, как первоклашки. Ноги я стёрла в кровь. Видимо, пятки ещё не отошли после вчерашних похождений по озеру, а я снова пустилась во все тяжкие. И поплатилась за это. Алик умолял больше не мучиться, и носить кроссовки, а я оправдывалась, что одевалась «на пары». Совсем забыла про вечер и музей.

Домой я отправилась на такси. «Кавалеру» или «маньяку», я не разобралась пока, не удалось поцеловать меня на прощанье — мне не хотелось после колодцев. Настроение не подходило, и я ловко сбежала. Как настоящая Золушка. Только туфельку оставила при себе — чтобы принц точно не нашёл.

Мне нужно было побыть одной. И подумать.

О чём?! — снова спросила я себя. И снова не поняла. Мимо окон неслись чьи-то тёплые кухни, с вечерними посиделками, с разговорами за чаем, с ссорами, с криками, с пирогами и грязной посудой.

Сколько же людей живут прямо сейчас, — поражалась я. — Они пьют, едят, думают, слушают, или делают вид, или мечтают, или безразлично пялятся в стенку. Муравейники для людей. И мы — жалкие мурашки, бегающие одними и теми же дорожками изо дня в день. Утром кухня — вечером кухня. Утром кровать — вечером кровать. Сегодня вставать — завтра вставать. Изо дня в день. Изо дня в день. Одно и то же. По кругу. Вокруг собственных муравейников. А как солнце садится — все набиваются обратно.

И я обратно.

Чувствую, как в уголках глаз начинает щипать.

Это меня отпускает. Так всегда бывает, если переволнуюсь. Как на качелях: вверх-вниз. Сейчас стадия «вниз». Тихонько промакиваю рукавом, чтобы таксист не увидел в зеркало. Ещё полезет с разговорами. А я не люблю разговаривать в такси. Вообще не люблю разговаривать. Особенно с незнакомцами. И особенно в такси.

Вверх-вниз.

Наконец-то мой двор!

Вежливо благодарю таксиста. Он не виноват, что я себе надумала чёрт знает чего и волнуюсь. Он просто сделал свою работу. И сделал её хорошо — молча.

Я морщилась от боли, предвкушая, как опущу ступни в ледяную воду, а потом засыплю ранки Банеоцином и вытянусь на своём диванчике. Придётся отложить туфли на недельку, пока не залечусь. Набрала код на подъезде, и услышала знакомый звук — музыку на турниках!

Не знаю, что на меня нашло.

Ледяная вода и диванчик слетели со своего пьедестала приоритетов, и я со злостью развернулась на каблуках. Снова они вдвоём. Как вчера. Ладно!

Я направилась прямо в «картинку»: развеяла дурацкую мотивационную надпись на первом плане, прошла под тёмными клёнами, и поцокала по асфальту в трещинках, всё ближе и ближе различая жёлтые «скульптурные» тела парней. Мой дерзкий сосед услышал каблуки. Спрыгнул с перекладины и неожиданно пошёл навстречу.

Я слегка струхнула, но хода не сбавила.

Цок-цок-цок, — отбивали каблучки через адскую боль.

В глазах щипало. Это даже хорошо, что больно. Это придавало решимости.

Мы остановились в метре друга от друга.

Он не улыбался. Смотрел внимательно. Изучал. От разгорячённого тела, от рисунков, шёл пар. Изо рта тоже. Он шумно дышал после продолжительной тренировки и молча ждал, что я скажу.

Он знал, что я обязательно скажу.

И я сказала.

— Зачем ты проткнул колёса? — спросила прямо, надеясь сбить его с толку и увидеть в глазах ответ. Он это сделал или не он?

Горячее дыхание замедлилось. Он брал контроль над ним. Серые, как Балтийское небо, глаза ничего не сказали мне. Они смотрели с прежним спокойствием, даже с любопытством. Я подумала, вдруг он не расслышал?

И повторила вопрос ещё требовательней:

— Зачем проткнул?

— Захотел.

Он ответил так просто, что я растерялась.

Я ожидала, что он будет игнорировать мои обвинения, или отрицать, но он сразу согласился. Ещё и причину назвал самую честную.

— Я же рассказать могу… — заметила я, дрожа.

— Можешь, — подтвердил он тихо и хрипло.

— И он мне поверит, — добавила я.

— Не сомневаюсь.

— Там камеры были, — предупредила я, надеясь, что хоть это его образумит. — Тебя могли записать. Искать начнут. Зачем тебе эти проблемы?

— Ты же знаешь, кто проткнул, — напомнил он. — Зачем им искать?

— Я не собираюсь рассказывать.

— Почему?

— Не хочу, — ответила я в тон ему. И отвернулась уходить. Наш странный, необычайно короткий разговор окончился.

Но это оказался ещё не конец.

Одно лёгкое движение, один его шаг, и горячая рука, не позволили мне так просто убежать. Рука решила за хозяина, не дав ему как следует обдумать поступок. Она вдруг догнала мою: поймала пальцы в полёте, и я удивлённо оглянулась.

Хозяин руки тоже выглядел обескуражено.

Всего секунду, мои пальцы скользили в его ладони, но эта секунда показалась мне вечностью. По коже рвануло магнитными волнами, поднимая волоски, выворачивая, оголяя меня, перехватывая дыхание.

Я не ожидала. Я не была готова.

Но я уже летела вниз, в чёрную бездну своего «колодца». Я на собственной шкуре испытаю, есть ли у него дно. Мне придётся испытать. Придётся узнать ответ. Хочу я этого или нет. Готова я или нет.

Ответ не заставил себя ждать:

— Матвей, — представился ОН.