Опасный выбор

Глава 9

Крыльцо

— Куришь? — ответила я ему в тон, а у самой всё подскочило внутри. Матвей. Живой Матвей стоял на своём крыльце, на привычном месте.

— Угу, — он пустил в сторону облачко и усмехнулся. — Смотри не утони. Я плавать не умею, не спасу.

— Постараюсь, — растянулась я в глупой улыбке, но через секунду спохватилась, отвернулась, и пошла дальше, стараясь дышать ровнее.

— Что, правда не умеешь? — услышала я вдруг свой удивлённый голос. Ноги сами собой затормозили, предатели! Они не слушались меня! Матвей затянулся и пожал плечами:

— Правда. Если бы хотел солгать, сказал бы, что умею.

— По тебе не скажешь, что ты не умеешь… — сделала я несколько шагов из лужи, чтобы «не утонуть». Крыльцо с Матвеем немного приблизилось.

— Почему это? На рыбу похож? — хохотнул он, всё больше веселея. Я впервые видела его таким расслабленным и засмущалась.

— Да нет…

Он, наверное, вышел из дома, потому что стоял в одной майке, а куртки и шлема поблизости я не заметила.

— Иди под козырёк, — пригласил он. — Накрапывает. Не мёрзни. Ты в магаз?

Я поглядела в сторону магазина и сделала ещё парочку неуверенных шагов к крыльцу — что я творю?! Что за вежливые беседы между соседями?

— Да. К чаю ничего не осталось, — объяснила я свой вечерний выход и поморщилась от дыма. Он заметил. Воткнул окурок в жестяную баночку на перилах.

— Извини. Подойди сюда, — он махнул, чтобы я не стояла под открытым небом.

— Зачем ты куришь? Это же вредно, — удивилась я, как наивная дурочка, подходя на ступеньки. Он снова усмехнулся. Он был так близко. В нескольких шагах.

— Всё вредно.

— Не всё, — зачем-то заспорила я, краснея.

— А что не вредно? — в серых глазах появился азарт.

— Спорт не вреден.

— Вреден, если перегнуть.

— Поэтому ты бросил?

— Спорт? — Матвей вопросительно кивнул на турники.

— Ага.

— Не, не бросил. Занят был.

— М-м, ясно, — я уже хотела распрощаться и топать дальше, но не удержалась от занудливого замечания:

— И всё-таки курение не сочетается с твоими занятиями на турниках.

— Хм-м, да? — он долго и внимательно поглядел на меня, как будто в первый раз задумался об этом. — Действительно. Ты права, — хмыкнул. — Но зато сочетается с другими.

— С какими такими занятиями может сочетаться курение?! — удивилась я, и по спине побежали мурашки: разговор становился чересчур «личным».

Матвей, наверное, подумал о том же. Он ответил не сразу. Отвернулся на несколько секунд. Поглядел снова:

— Например, с нервотрёпкой.

— Нервотрёпкой? Это занятие по-твоему? — я чуть не прыснула от неожиданности. Матвей довольно усмехнулся.

— А разве нет?

— Нет.

— Докажи.

Теперь задумалась я. Я слишком волновалась, и не могла с ходу придумать остроумный ответ, а выдавать очередную тупость не хотелось.

— Надо подумать, — призналась я, пряча глаза в лужу. — Я сейчас не соображаю… прости…

— Почему?

— Просто. Неделька была…

— М-м, и у тебя, значит.

Мы всё-таки переглянулись.

— Матвей, — начала я неловко, вспомнив о чём хотела попросить, и услышала вдали железный хлопок. Кто-то вышел из моего дома. Я машинально глянула туда и чуть не упала. Спряталась за широкого собеседника. Матвей тоже оглянулся:

— Кто там?

— Сестра, — шепнула я, вжимаясь в стенку, — попёрлась за мной, дурочка.

Волосы зашевелились. Я представила, что Лизка подумает, увидев нас с «мафиози» на крылечке. Начнёт разбалтывать направо-налево!

«Мафиози» понял ситуацию.

Молча набрал код и распахнул передо мной дверь. Не стал дожидаться, пока я решусь — «помог» руками. Затащил меня, как манекена в витрину, прихватив за талию, и мы отказались в тесном подъезде, похожем на мой, только зелёного цвета. Дверь защёлкнулась. А мы всё ещё стояли и пялились друг на друга. Руки Матвея медленно отпустили меня. Слишком медленно. Или просто время сломалось и законы физики полетели ко всем чертям.

Он нашёлся первым:

— Что… кхм… следит за тобой? — шепнул он хрипло.

Я с трудом поняла, о чём он. Перестала разглядывать его губы, перестала думать об их горьком табачном вкусе, и по щекам плеснуло обжигающим кипятком. Что это я?! Я испуганно отступила, но взгляд не хотел отступать, он медленно, как под гипнозом, спускался по разукрашенной рисунками коже: по шее, груди, рукам, пальцам… они держали меня несколько секунд назад. Я всё ещё ощущала их следы под плащом.

Надо что-то ответить! — паникует мозг где-то фоном.

— Не-не, — я похлопала для достоверности по карманам. — Телефон забыла. Наверное, нужно что-то купить домой. Сестра не дозвонилась и попёрлась, — предположила я тихо.

— А ты точно забыла его?

— Точно.

— Может с моего звякнем, м-м? — Матвей достал свой. Тёмные глаза улыбнулись, — проверим? Вдруг в каком-нибудь кармане завалялся? — он открыл набор номера и протянул мне.

А у меня в животе закрутило от его дерзости.

— Хорошая попытка… снова… — выдохнула я, ошеломлённо уставясь на цифры.

— Давай, — подбодрил Матвей, вставляя светящийся прямоугольник мне в ладони. — Это всего лишь номер.

— И что ты будешь с ним делать? — глуповато спросила я, проваливаясь от смущения и его близости.

— Набирать.

— Ты даже имени моего не знаешь.

— Знаю. Даша. Я и номер твой могу узнать, но так не интересно, — возразил Матвей спокойно.

Я даже осмелилась поглядеть: шутит? «Нет, не шучу» — ответили глаза с азартом.

— Ладно… — сдалась я.

Мне было чертовски любопытно, что он собирается делать дальше.

— Что ты хотела спросить? — уточнил он, нажав на зелёный кружок звонка. Телефон, конечно же, не зазвенел у меня в карманах. Переглянулись. Матвей улыбался. С улыбкой он уже не казался таким опасным. Она была мягкая, многообещающая…

— Спросить? — не поняла я, сбитая с толку его звонком и…

«Многообещающая улыбка»?!

Вот дурочка.

— Ну да, — он убрал телефон, — ты начала, но сестра помешала.

— Я уже и забыла… — соврала я, собираясь выходить. Я не знала, как теперь сказать ему про Алика и машину. Между нами что-то изменилось, и мне было неловко вплетать чужое имя. Не хотелось.

— Уже уходишь?

— Ага. Пойду всё-таки попробую добраться до магазина и домой, а то родители начнут искать меня с полицией и собаками, — пошутила я неловко. Он помог нажать кнопку выхода и дверь противно запищала, выпуская нас на свежую улицу. Матвей галантно посторонил меня, проверил, что сестры нет:

— Чисто.

— Спасибо, — брякнула я вежливо, как будто соседу, придержавшему тяжелую дверь. «Сосед» он же «мафиози» он же Матвей — усмехнулся и достал из кармана пачку.

— Эй, — возмутилась я непроизвольно, — даже не думай!

— Что?

— Ты слишком много куришь, — слетела я по ступенькам и оглянулась. — Не ту привычку забросил!

Он понял, что я про турники и фыркнул. А я дурела от своей наглости и убегала по мокрому асфальту, красная, как помидор, и чувствовала на себе его взгляд.

В магазине наткнулась на Лизку.

— Мамка попросила масла купить, — булькнула она у меня перед носом бутылкой с подсолнечным. — А ты куда пропала? Чё телефон не берешь? В Спар ходила? Не? Я подумала ты в Спар смылась, — завалила она меня бессмысленными словами.

А я думала о его словах.

И их смыслах.

«Давай…. Это всего лишь номер… Даша…» — звучало хрипловато из витрин, с полок, из радио, из лампы… — «Уже уходишь?».

Дома я открыла уведомление о пропущенном звонке и с тревогой смотрела на незнакомые цифры. Нужно было как-то записать Матвея, чтобы не палиться перед сестрой и родителями, если он решит названивать при них. Чтобы не было лишних расспросов и лишней лжи, вроде: «это мальчик из универа, знакомый».

Как записать?

Как?! — ломала я голову минут пять.

Потом плюнула, и бросила телефон обратно на диван — запомню последние цифры. 4424. Легко. 24 — как часов в сутках. Будет у меня круглосуточный Матвей.

Бестолковая улыбка растянула губы.

Дурна-а-а-я-я-я… — я спрятала лицо в ладони и повалилась в подушки, следом за телефоном. — Что я скажу Алику?

Его сообщение «взял билеты в джаз-клуб, завтра в 19. Ты не против?» — висело в непрочитанных. Пропущенный и непрочитанный, — вздыхала я весь оставшийся вечер.

«Даша?)»

«Ты тут?»

«Хочешь поехать?»

«Или не любишь джаз?»

«Я, если честно, тоже не особо фанат, но больше ничего интересного не нашёл на эти выхи.»

«Послушаем живую музыку;)»

«Ты дома?»

«Жду ответа. Спокойной ночи)…сладких снов)»

Добавлялись сообщения, как мясо на холодный шампур. А холодным шампуром была я. Я игнорировала орущую совесть до последнего, но когда легла спать, она заставила меня отписаться:

«Прости, отвлекали. Да, давай послушаем музыку, я не против)».

А заодно и поговорим, — решила я, глядя в чёрный потолок. Музыка. Он тоже слушает музыку. Я часто слышала её из его окна на первом этаже, и от турников, и музыка у него другая. Как он. В его музыке много текста, намного больше, чем вокала. На сто процентов больше. И много смысла. И мата тоже бывает многовато, — я фыркнула. — Он слушает и русское и нет. Вперемешку. И «чёрный» рэп, такой узнаваемый, и наш, и везде много боли. Чёрной боли и белой. Поровну. Он как инь и янь. И сам чёрно-белый в этих татушках, — продолжали течь полуночные мысли. И почему, перед сном, в голову всегда лезут такие странные мысли?

Я называла их «философствованиями». Но сколько не филосовствуй на всяческие темы, сколько не мучайся, а утром, будь добр, встань и иди. По знакомому кругу, как бегун по стадиону. Старт — финиш. И самое страшное, что старт это и есть финиш и наоборот. Как там… в его песне… «Прав поэт. Счастья нет, брат, нет…» — вспомнился лаконичный припев и к горлу подступил комок.

Я не хотела начинать завтра этот странный и неловкий разговор с Аликом.

И, главное, КОГДА начинать? Если начну перед концертом, и скажу, что не хочу торопиться — он весь вечер будет думать об этом, переживать как себя вести, и я тоже буду чувствовать себя не в своей тарелке. А если объясниться с ним после концерта — он всё выступление будет держать меня за руку, и моё объяснение воткнётся ему ножом, прямёхонько между лопаток.

А может, написать сейчас? — трусливо подумала я, нащупав телефон. — Написать как думаю. Без обидняков. Что запуталась, что не пойду. И зачем он билеты взял? Мог бы сначала спросить. А вдруг я джаз не перевариваю. Деньги на ветер.

Телефон остался под подушкой.

И чего я схожу с ума? — включились мозги. — Поговорю после джаза, а вечером буду держать приличную дистанцию. Получится такой «аперитив» перед пресным «ужином». И всё очень даже естественно. Не трусь ты, умоляю! — попросила я себя и закрыла глаза.

И трусила.